Андреас Эшбах - Идеальная копия: второе творение
– Прежде всего результатом этой сверхчувствительности станет огромное количество выкидышей. А что касается клонов, которые появляются на свет здоровыми, то как мы можем знать это? Раньше клонировали только животных, а их же не спросишь, как они себя чувствуют.
Вольфганг смутился. Он вдруг почувствовал, что с него хватит.
– А теперь я хотел бы отправиться домой, – сказал он.
Журналист порылся в одном из своих бесконечных карманов, достал оттуда небольшую визитную карточку и протянул ее Вольфгангу.
– Адрес моего офиса в Берлине. В ближайшее время я буду находиться там, – он перевернул карточку, – и вот номер моего мобильника, на всякий случай.
Вольфганг кивнул, засунул карточку в кошелек, взял велосипед и пошел домой. Журналист остался сидеть на стене и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.
Глава 8
Как оказалось, отец Вольфганга уже давно взялся за дело и без совета журналиста Конти. Конечно, в клинике тоже получали газеты, и, конечно, каждому было понятно, кого имели в виду, и что не пройдет и нескольких часов, как на Ширнталь в целом, и на семью Ведебергов в частности, налетят толпы журналистов. Так что доктор Ричард Ведеберг отменил прием больных и примчался домой. Когда Вольфганг вернулся, отец уже сидел в гостиной с семейным адвокатом доктором Лампрехтом.
На полу, рядом с телефонной станцией, ползал на коленях мужчина в серой униформе, держа рядом с собой ноутбук и развернутую рабочую сумку с инструментами, и что-то программировал.
– Директриса поступила правильно, – кивнул адвокат, когда Вольфганг рассказал о том, что произошло в школе. О встрече с журналистом он предпочел умолчать, чтобы еще больше не раздражать отца, буквально кипевшего от гнева. Вольфганг никогда еще не видел его таким.
В присутствии адвоката Вольфганг всегда чувствовал себя неуютно. Доктор Лампрехт был таким тучным, что с трудом влезал в огромное кожаное кресло, всегда носил темные рубашки и галстуки, как киношный гангстер, и своей эспаньолкой и маленькими стеклянными глазками больше напоминал главу мафиозного клана, чем человека, с которым обсуждают торговые договоры или вопросы врачебной ответственности. Он тоже никогда не выглядел таким деловитым. Перед собой на коленях он держал раскрытый ежедневник, в руке мобильник и вел один телефонный разговор за другим.
– Итак, – подытожил он. – Полиция осведомлена и считает своим долгом защитить вас от прессы. Этим мы, однако, не ограничимся, и через некоторое время сюда прибудут два человека из частной охранной фирмы. А когда этот парниша наконец разберется там с телефоном, вам смогут звонить только те люди, которым вы сообщите добавочный код. Больше я сейчас ничего не могу придумать.
– Подумать страшно, сколько это все стоит, – простонал отец.
– С этим подождем. Мы, конечно же, потребуем с газеты компенсацию за моральный ущерб. Стоимость охраны, работу с телефоном, твой перерыв в работе, мой гонорар и так далее. Все это они охотно заплатят нам, когда я с этим покончу, но тут можно и повременить.
– Все это очень неприятно.
– Неприятно? – Доктор Лампрехт весело посмотрел на него. – Ты думаешь, что это все неприятно? Позволь тебе сказать, что ты оптимист. Настоящие неприятности еще даже не начались.
Настоящие неприятности явились в лице прокурора, который пришел после обеда с парой своих служебных спутников.
– Шёнбрехер, прокуратура Фройденштадта, – представился он и показал впечатляющее удостоверение и еще более впечатляющий ордер. – Доктор Ричард Ведеберг?
Отец вопросительно посмотрел на Лампрехта, изучавшего документ, и, только когда тот кивнул, ответил:
– Да, это я.
– Вас подозревают в нарушении закона о защите эмбриона и соответственно в преступлении против немецких и европейских законов. Мне придется попросить вас и вашего сына подвергнуться генетической экспертизе.
Отец свирепо кивнул:
– С превеликим удовольствием. Чем быстрее мы в этом разберемся, тем лучше.
Несколько полицейских и судебно-медицинский эксперт с двумя большими белыми чемоданчиками заняли гостиную. Прокурор, лицо которое было таким же морщинистым, как и его серый костюм, уселся в кресло напротив доктора Лампрехта, и они уставились друг на друга, как противники перед боем.
Сама процедура оказалась невероятно легкой. Все, что требовалось сделать экспертам, – это провести чем-то вроде ватной палочки по внутренней стороне языка и закрутить эту палочку в стеклянную пробирку. Больше всего времени понадобилось на то, чтобы подписать и запечатать пробирки, а стоящие на них цифры требовалось переписать на формуляр, который затем подписали все присутствующие свидетели, для того чтобы удостовериться, что пробирки не будут перепутаны.
– Как, собственно, работает такой генетический тест? – спросил Вольфганг, когда подошла его очередь.
Специалист криминальной полиции был худым мужчиной с волосами, подстриженными так коротко, что сквозь них просвечивала кожа головы, и вдобавок ко всему он носил галстук с танцующими саксофонами. Он дружески улыбнулся.
– Что такое ДНК и тому подобное, ты, я думаю, знаешь?
– Это уже каждый знает.
– О'кей! Тогда ты знаешь, что такое ген.
– Определенный отрезок ДНК.
– Неплохо. И что делает ген? Зачем он нужен?
– Он, э-э-э, шифрует протеин. Своего рода компьютерная программа. Он содержит определенную наследственную информацию, например, что у меня карие глаза.
Мужчина кивнул.
– Или пять пальцев на руке.
– И именно этого я и не понимаю, – продолжил Вольфганг, – ведь большинство генов будут одинаковы у всех людей, что у человека пять пальцев или как работают легкие и так далее. Разница будет минимальной, разве не так?
– Верно. Меньше десяти процентов.
– И как вы ее обнаружите? Ведь сравнить между собой две полные ДНК – это может занять годы!
Криминалист провел рукой по своей ровно подстриженной башке.
– Совершенно верно. Поэтому мы делаем это иначе. – Он взял листок бумаги, обратную сторону неправильно заполненного формуляра, и нарисовал на ней две параллельные линии, изображающие ДНК. – Штука в том, что в ДНК между генами существуют более или менее большие расстояния, в которых постоянно повторяются одни и те же базовые отрезки. Это выглядит например так – ТАТАСАСА, – и у одних это повторяется дважды, у других – пятьдесят раз. К чему это, мы так и не знаем, большинство ученых предполагают, что эти отрезки вообще не несут никакой информации. Они что-то вроде пробелов в тексте. В любом случае они достаточно разнородны, и нет двух людей, у которых повторялся бы один и тот же рисунок. Это значит, что эти отрезки, их называют микросателлиты, или олигонуклеотиды, образуют что-то такое же своеобразное и неповторимое, как отпечаток пальца. Выражение «генетический отпечаток пальца» передает это как нельзя лучше.
Вольфганг задумчиво изучал листок и почти неразборчивые каракули на нем. В школе им об этом никогда не говорили.
– Я предлагаю вам, – проворчал доктор Лампрехт, – прекратить школьный урок биологии и приняться за работу, чтобы как можно быстрее установить невиновность моего клиента.
Вскоре прокурор и его люди ушли. Затем уехал и адвокат Лампрехт. Вольфганг оставался сидеть в своей комнате и слышал, как мать, которая все это время просидела взаперти в своей комнате, кричала и плакала на кухне, иногда ее рыдания прерывал громыхающий бас отца. Он не расслышал ни слова из всего, что они говорили, слышал только, как через некоторое время они вдвоем поднялись по лестнице.
Вольфганг спустился в кухню, чтобы приготовить себе бутерброды. Кухонный стол был застлан множеством измятых и мокрых бумажных носовых платочков. Малоаппетитное зрелище. Он сделал себе еду и, поднимаясь в свою комнату, увидел, как отец выходит из спальни со своим старым медицинским чемоданчиком в руках. Возможно, он сделал матери успокоительный укол.
Вольфганг присел за свой письменный стол и с аппетитом уплел бутерброды. Он не знал, что и делать. Через некоторое время ему пришло в голову пробраться в ванную и порыскать в мусорном баке. Он и впрямь нашел ампулу, на дне которой оставалось еще несколько капель прозрачной жидкости, и выпил ее, но и это ему не помогло. Вольфганг отнес тарелку на кухню, отца нигде не было видно, и он вернулся в свою комнату. Он все так же не знал, что и думать.
Какое-то время он просто смотрел в окно. Внизу, у двери, стояли трое широкоплечих мужчин, а за деревьями виднелись белые крыши легковых автомобилей, припаркованных на улице перед домом, несмотря на то, что это было строго запрещено.
И только сейчас Вольфганг почувствовал, как безумно колотилось его сердце – как будто он выпил целый чайник крепкого кофе, хотя он никогда этого не делал. Руки его дрожали, дрожали так, что мысль о том, чтобы взяться за виолончель, пришлось сразу оставить. Генетический анализ сделал все неожиданно реальным. До этого момента вся история была просто теорией, глупой выдумкой, небылицей. Но мрачный и подозрительный взгляд прокурора, вкус ватной палочки у него во рту – все ясно говорило о том, что это была не выдумка, а самая горькая правда.
