Роберт Бирн - Поезд смерти
Она долго молчала, потом утвердительно кивнула.
– Я знаю вещи, которые мне знать не положено. Если я буду говорить о них, меня могут уволить с работы.
– А меня выгонят за то, что я тебя об этом спрашиваю. Трейнер просто помешан на секретности. Он даже не подозревает, что я ушел от жены. И если он узнает о наших отношениях, его хватит удар, еще бы: это может сделать нас объектом шантажа. Железное правило компании: “Всякий, кто заведет роман с сотрудником нашей компании или с сотрудником конкурирующей фирмы, подлежит немедленному увольнению”.
– Ерунда, тогда бы они лишились половины хороших работников. А где они найдут замену? Кто захочет работать здесь, в этой дыре? Деньги они платят не такие уж большие.
Гил подошел к окну и чуть-чуть отодвинул занавеску. За окном виднелась пешеходная дорожка: за автостоянкой, рядом с административным зданием мотеля, высилась металлическая башня со сверкающей вывеской “Кинг энд Куин”, такой большой, что ее было видно за два квартала – с шоссе 80. Вывеску украшали изображения четырех карточных мастей – мотив, господствовавший в оформлении всего трехэтажного комплекса мотеля. Никого не было ни на автостоянке, ни в маленьком плавательном бассейне, ни в телефонной будке.
– Ты думаешь, за нами следят? Люди миллионы лет занимаются любовью.
– Я не знаю, о чем я думаю. – Гил отошел от окна и присел на край кровати. – Иногда мне все кажется подозрительным, а потом я прихожу к мысли, что это разыгралось мое воображение. Хотя чего стоят, например, агенты службы безопасности, которых Трейнер привез с собой? Шайка убийц. Или, может, это опять мои фантазии?
– Они напоминают мне вышибал в казино. Настоящие бандиты.
– Сара, ты знаешь, что происходит в зданиях G и H?
– Откуда? У меня же нет допуска.
– Но ты перепечатываешь бумаги Трейнера, подшиваешь их, отвечаешь на телефонные звонки. Ты должна многое знать.
– Конечно, кое-что до меня доходит. – Разговор начинал ее беспокоить. – Мы болтаем за обедом, сплетничаем... Людям свойственно любопытство.
– Что ты знаешь о “манекене”?
– Только то, что он очень опасный. Я видела техников в таких костюмах, как у космонавтов.
– Кто такой Ареф? Он военный?
Она медленно кивнула.
– Полковник Ахмед Ареф. Месяц назад я была в кабинете Трейнера и видела справку о нем. Он из министерства обороны Ирака. Поклянись, что никому не проболтаешься о том, что я тебе сказала.
– Я так и думал! А этот другой, Ваннеман?
– Не знаю. Какой-то агент или маклер. А в чем дело? Что, это так важно?
– Я думаю, Трейнер хочет продать “манекен” Ираку, чтобы тот использовал его против Ирана. Если он окажется в руках одной из воюющих сторон... Это в тысячу раз хуже, чем... В общем, я не могу этого допустить.
– Это газ? Ядовитый газ? Гил ее не слышал.
– Не верится, что Дрэглер знает о происходящем, – продолжал он. – Интересно, в последнее время старик появлялся на заводе?
– Нет, он несколько месяцев отдыхал на Гавайях и только что вернулся. Наверное, скоро опять начнет свои еженедельные посещения. Хотелось бы мне съездить на Гавайи, а то я нигде не была.
Гил ничего не ответил. Потирая рукой подбородок, он погрузился в раздумье.
Она погладила его по волосам.
– Ты как скороварка! Скажи мне, что тебя беспокоит? Иначе ты взорвешься, и вместе с тобой рухнут стены и потолок. Расскажи мне все. А потом я сделаю тебе массаж.
Гил опять лег на спину и, прижав кулак ко лбу, начал говорить. Он рассказал, как погибла маленькая обезьянка, рассказал о “манекене” и тех чрезвычайных предосторожностях, которых требует работа с ним, о том, как один-единственный раз побывал в здании F, которое обычно называли “аквариум”. Впечатления, вынесенные им оттуда, были столь тягостны, что нередко тревожили его сон. “Аквариум” представлял собой лабиринт из стеклянных сосудов, наполненных водой, залитый мертвенным голубоватым светом. Там проводились исследования токсинов и ядов, добываемых из самых ядовитых существ. Он видел мрачную бородавчатковую рыбу, редкого морского кота из Сиамского залива, почти прозрачную медузу, которая водится только в одном месте Большого Барьерного рифа, разнообразных ядовитых морских змей, угрей и ракообразных. Его провожатым в этой “пещере ужасов” был сутулый и лысый начальник исследовательского отдела Эверетт Ордман. Остановившись возле сосуда с наклейкой “Crescasfuras”, он с особым почтением посмотрел на его обитателя.
“Мадагаскарский двустворчатый моллюск, – приглушенно сказал Ордман, – из которого получают “манекен”. Думаю, у русских таких нет. Во-первых, они водятся только вдоль узкой полоски скалистого берега, к которому не могут подойти корабли, а во-вторых, местные жители ни за какие деньги не соглашаются нырять за ними”.
Гилу пришлось всматриваться в песчаное дно сосуда, чтобы разглядеть животное, которое почти полностью сливалось с песком, размером оно было не больше блюдца. “Такой незаметный двустворчатый моллюск, – продолжал Ордман, – а какая в нем заключена сила! В крошечном мешочке на ложноножке содержится капля яда, которой достаточно, чтобы парализовать кита. Пятнадцать лет я охотился за этим созданием, которого большинство морских биологов считало мифом местных племен. Когда я его нашел, я был так рад, что... у меня просто не было слов! Подумать только! Я обнаружил яд более сильный, чем все, что может быть синтезировано лабораторным путем!”
“Манекен”, – объяснял старый ученый, – это близкое производное вещество. При всей своей силе он в два раза слабее исходного материала”. Ордман рассказал о методе клонирования – длительном и трудоемком процессе, сходном с выращиванием кристаллов в химическом растворе. Достаточно нескольких граммов яда моллюска при нужной температуре, чтобы началась реакция. “Вы знаете химию, – серьезно сказал Ордман. – Может быть, вы придумаете более быстрый способ”.
Гил никогда больше не заходил в здание F, старался не встречаться с Ордманом. Позднее ученый сам нашел более быстрый способ воспроизведения яда и получил его газообразную форму, названную “манекен”, хотя всех подробностей Гил не знал. Экскурсия по “аквариуму” состоялась через месяц после его приезда сюда, а сейчас, через одиннадцать месяцев, уже имелась технология промышленного производства “манекена”. В здании М ожидали наполнения десять пятисотгаллоновых сосудов высокого давления, еще больше их находилось на сборке. Гилу никогда не говорили прямо, что эти емкости предназначены для хранения “манекена”, но они не подходили ни для одного из других продуктов компании. Фактически он видел сосуды только раз, когда по ошибке попал в здание М, куда у него не было допуска.
Сара внимательно слушала лившиеся монотонным потоком откровения Гила. Когда он наконец замолчал, она тихо спросила, есть ли у этого газа противоядие. Он ничего не ответил. Его глаза были закрыты, губы сомкнуты.
– Есть ли у него противоядие? – дотронувшись до его плеча, переспросила она. – Должны же пострадавшие знать, что делать.
Гил перевернулся на грудь и обнял ее.
– Ты говорила, что живешь с крупье. Ты любишь его?
В ответ она хрипло рассмеялась.
– Ненавижу. И поняла это только недавно.
– Почему же ты не уходишь от него?
– Это длинная история. Когда-то он мне здорово помог. Но, узнав тебя, я как будто прозрела и увидела, что он за человек. Ты самый добрый, самый нежный мужчина из всех, кого я только знала, а он... Впрочем, я не желаю о нем говорить.
– Где ты росла, Сара? Что делала до того, как начала работать у Дрэглера?
– С чего это тебя заинтересовала история моей жизни?
– Я расскажу тебе про себя. Хочу, чтобы мы стали ближе друг другу.
– Жизнь у меня была тяжелая, и незачем тебе интересоваться ею. Может быть, лет через десять, пятнадцать, когда я узнаю тебя получше... Который час? – Она поднесла часы к настольной лампе. – Семь? Черт, мне пора собираться. Через час придет с работы мой мужик, да еще с друзьями, которых я должна накормить. Крысиного яду им бы подать.
Гил включил верхний свет и стал одеваться.
– Сара, будь на работе внимательней, не пропускай ничего мимо ушей. Если узнаешь, что газ собираются отправлять с завода, даже в качестве образца, немедленно сообщи мне. Хорошо?
– Ладно, ради тебя я готова и шпионить.
Глава 7
Дом, куда вернулась Сара, был совсем маленький: всего одна спальня и ванная. Кроме того, имелась масса всяких неудобств: скрипучие полы, перекошенные дверные и оконные рамы, прогибающиеся ступеньки, ведущие на грязный задний двор. Но были и плюсы. Во-первых, квартирная плата. За триста долларов в месяц трудно найти что-то лучшее да еще с горячей водой, которая, правда, лишь на несколько градусов выше комнатной температуры. Во-вторых, местоположение: всего в восьми кварталах от центра “самого большого из маленьких городов всего мира” – Джамал мог ходить пешком на работу в казино Харраха. Она молила Бога, чтобы его опять не уволили, потому что, когда он терял работу, жизнь с ним делалась и вовсе невыносимой. Она не могла уследить за перепадами его настроения. Он становился то вялым и равнодушным, то злым и агрессивным. Иногда целыми днями молчал, потом вдруг обрушивал свой гнев на “безбожный капитализм” – обычно сразу после получения пособия по безработице. Несколько раз он накидывался на Сару с кулаками, видимо, за то, что она не разделяла с ним его ярость. Эти сцены крепко засели у нее в памяти.
