Джонатам Келлерман - Пациент всегда мертв

— Ты не ее сторонница.

— Она вызывала у меня отвращение. Но, может быть, я просто ревновала. Потому что всякий знал, как хороша она с профессиональной точки зрения. Ходили разговоры, что Коппел берет на пятьдесят процентов больше, чем остальные, то есть все мы, и в случае каких-либо затруднений без промедления дает пациентам от ворот поворот. Убийство, о котором я сказала, произошло больше года назад. Я была на совещании Западной ассоциации психиатров в Вегасе, а Мэри Лу должна была провести беседу о сотрудничестве психологов со средствами массовой информации, однако в последний момент отменила ее. Я не планировала присутствовать, но один из моих друзей зарегистрировался, чтобы послушать этого специалиста… Хэл Готтлиб. В тот вечер мы обедали с Хэлом и еще несколькими ребятами, и он тогда пошутил, что проигрался в блэкджек и намерен привлечь за это Мэри Лу Коппел к суду. Поскольку из-за того, что она отменила беседу, у него появилось свободное время, он махнул в казино. И еще Хэл сказал: Коппел отказалась от выступления, потому что один из ее пациентов убит. Повисла долгая тишина; потом кто-то заметил, что это плохая реклама для Коппел, а ему возразили, что для Мэри Лу нет понятия "плохая реклама", она все равно повернет ее в свою пользу.

— Популярная девица. Не припоминаешь какие-нибудь детали об этом убийстве?

— Вроде бы жертвой была женщина. Но я точно не знаю, Алекс.

— Ты сказала, это было больше года назад. А если поточнее?

— Тому назад два апреля… после Пасхи… Значит, прошло четырнадцать месяцев.

— Мне ничего про убийство не попадалось, когда я прокручивал Мэри Лу в Интернете. Но примерно в то время она начала давать интервью по тюремной реформе, поэтому вполне возможно, что убийство пациентки разожгло в ней интерес к подобной тематике.

— Может быть.

— В некоторых интервью участвовал и один из ее партнеров, парень по имени Элбин Ларсен. Знаешь его?

Она покачала головой и поковыряла палочкой в салате;

— Два убийства у одного практикующего лица. Полагаю, если практика достаточно обширна, то тут нет ничего из ряда вон выходящего.

— А у Мэри Лу много пациентов?

— Так говорили.

— Что ж, твоя информация дает пищу к размышлениям. Я озадачу этим Майло. Спасибо.

— Всегда рада помочь. — Она откинула с лица волну черных волос и прикусила нижнюю губу.

Я потянулся через стол и поцеловал ее. Она взяла мое лицо обеими руками, прижала мои губы к своим, потом отпустила.

Я налил еще саке.

— Здорово! — сказала она.

— Лучший сорт.

— Я имею в виду, быть здесь с тобой.

— Ох! — Я постучал себя кулаком по лбу.

Она рассмеялась и притронулась к бриллиантовым сережкам.

— Если не считать моей любви к блестящим побрякушкам, то на самом деле мне не много надо. Мы живы, и наши мозги работают вполне нормально — а это уже неплохо. Как ты считаешь?

На следующее утро я закончил свой доклад по опеке и, не желая сидеть дома, поехал в суд Западного Лос-Анджелеса, сбросив все бумаги в комнате судьи. Полицейский участок был рядом, и я направился туда.

Я взобрался по лестнице, прошел мимо большой комнаты, где размещался Отдел ограблений и убийств — здесь Майло когда-то сидел вместе с другими детективами, — и двинулся дальше.

Он провел в том кабинете десять с половиной лет, так и оставшись для всех чужаком из-за своей сексуальной ориентации и склонности работать в одиночку. Довелось ему испытывать и глухую враждебность, в основном от начальства и полицейских в форме, но только не со стороны детективов в штатском, которые слишком умны и слишком заняты, чтобы заниматься всякой чепухой. А демонстрируя в течение нескольких лет высокий процент раскрываемости преступлений, Майло завоевал молчаливое, но всеобщее уважение.

Немногим больше года назад его жизнь переменилась. Охота на жуткого двадцатилетнего сексуального маньяка-убийцу привела к тому, что он раскопал кое-какие интимные секреты шефа полиции. Тогда шеф, ныне снятый с должности, предложил ему: если Майло не станет портить жизнь им обоим и будет держать язык за зубами, его повысят до лейтенанта, но при этом освободят от писанины — неизбежного атрибута лейтенантской должности. Кроме того, Майло получит собственный кабинет и ему будет позволено выбирать дела для расследования. Если же Майло понадобится помощь, то у него будет карт-бланш на подбор одного из младших детективов. А в принципе он будет заниматься делами самостоятельно.

Майло не очень нравилась эта идея, поскольку ему предлагали нечто вроде взятки. Он даже думал об уходе… несколько минут. Потом пришел к выводу, что развязанные руки стоят небольших угрызений совести, тем более что грехи начальника не выглядели слишком криминальными. Прибавка к зарплате тоже дело неплохое, а пока шеф рулит, комфортный режим работы Майло обеспечен.

Теперь начальник-благодетель ушел, а замены ему еще не подобрали. Заявку на вакантное место подали десять кандидатов, включая заместителя директора городской коммунальной службы.

Я как-то спросил Майло, что он думает об этой кандидатуре.

Он рассмеялся:

— У этого такой же шанс стать начальником полиции, как у меня вырастить вторую поджелудочную железу.

Дверь в его кабинет была открыта. Пространство без окон, едва вмещавшее здоровяка Майло, голые стены и снимок на столе — он и Рик. На рыбалке, где-то в Колорадо. Оба в рубашках из шотландки, они походили на заядлых путешественников.

Майло сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Его компьютер был включен, на заставке изображен ныряльщик, за которым гонится акула. Каждый раз, когда ужасные челюсти рыбины упирались в ласты пловца, она получала удар по башке. Бегущая строка возвещала: "Ни одно хорошее дело не остается безнаказанным".

Я постучал о косяк.

— Ну, — проворчал он, не поднимая головы.

— И тебе тоже доброго дня. Оказывается, Гэвин Куик не единственный пациент Коппел, которого постигла безвременная кончина.

Он поднял глаза и уставился на меня так, словно мы ни разу в жизни не встречались. Затем взгляд прояснился, и Майло захлопнул папку с бумагами. Это было досье Гэвина.

— Рассказывай.

Я сел на свободный стул и повторил то, что сообщила Эллисон.

Наши носы были всего в трех футах друг от друга. Я не заметил ни одной дешевой сигарки Майло, но его одежда была пропитана затхлым табачным духом.

— Значит, два апреля назад, — повторил он. — Спасибо. Представляешь? Управление наконец скакнуло в век кибернетики. — Майло похлопал по монитору. Акула и пловец исчезли, уступив место нескольким беспорядочно размещенным на экране значкам. Изображение было туманным, в углу экрана наметилась трещина. — По крайней мере теоретически. Этот гаденыш все собирается зависнуть, подарен какой-то частной школой из Брентвуда, потому что детишки больше не могли им пользоваться. — Майло начал перебирать пальцами по клавиатуре. Аппарат издавал звуки, похожие на бульканье стиральной машины, и медленно загружался. — Вот, малыш, все умышленные убийства, которые были в ведении нашего управления за последние пять лет. Рассортированы по жертвам, датам, подразделениям и статусу. Скорее всего нет случаев, когда жертву нанизывали, как на шампур, потому что я уже на этот предмет проверял… Посмотрим, что даст апрель… — Он стал прокручивать изображение в окне. — Я насчитываю шесть… семь женщин. Пять дел закрыто, два висят. Давай начнем с западной части, потому что Коппел практикует там.

Я пробежал глазами по экрану:

— Дело… Похоже, только одно дело по Западному Лос-Анджелесу.

— Нам же легче.

Флора Элизабет Ньюсом, тридцать один год, глаза карие, волосы каштановые, рост пять футов пять дюймов, вес сто тридцать фунтов. Учительница третьего класса в школе на Кэнфилд-стрит, найдена в своей квартире на Палмс в воскресенье утром, на теле резаная и огнестрельная раны. Во время обнаружения была мертва по меньшей мере двенадцать часов.

Доктора Мэри Лу Коппел допросили детективы второго класса Альфонс Маккинли и Лорейн Огден тридцатого апреля. Доктор Коппел не смогла сказать ничего, кроме того, что лечила Флору Ньюсом от "чувства тревоги".

Не раскрыто.

Я прочел отчет судмедэксперта.

— Ее ударили ножом и стреляли из пистолета двадцать второго калибра. Будет интересно, если баллистические данные совпадут. И нож вовсе не так далек от штыря.

Майло откинулся на спинку кресла:

— Я всегда могу рассчитывать на то, что ты озаришь лучом света мою тусклую жизнь.

— Считай это психотерапией.

Детектив Маккинли был переведен в отдел полиции при метрополитене. Детектив Огден сидела в соседнем зале, пытаясь разобраться в тарабарщине, которую выдавал ее компьютер.

Ей было лет тридцать пять. Крупная широкоплечая женщина с короткими темными волосами, в которых мелькала седина, и решительно выставленной челюстью. Одета она была в оранжево-кремовую блузку пейсли, широкие коричневые брюки и кремовые туфли без каблуков. На одной руке — обручальное кольцо и бриллиант в полкарата; институтский перстень — на другой.