Гиллиан Флинн - Негодяи (сборник)

– Хлеба? – удивилась Сьюзан.

– Да, это был ее запах. Запах отчаявшейся души. – Мне пришлось подобрать новый «одорант для печальной женщины». Не палая листва, он более землистый, что ли. Грибы? Нет, некрасиво.

– Хлеб… Это так удивительно, – проговорила она.

Обычно люди спрашивают, а какая у них аура или запах. Это первый шаг к установлению взаимопонимания. Сьюзан поерзала на стуле.

– Не хочу показаться грубой. Но… Мне кажется, мне это не подходит.

Я ждала. Чуткое молчание – оружие, которое повсеместно недооценено в мире.

– Ладно, – кивнула Сьюзан, заправляя волосы за уши. На пальцах блеснули массивные кольца с бриллиантами. В детстве она, по моим предположениям, была заучкой. Но стеснялась этого. Возможно, давили родители. Впрочем, как обычно. – Что же вы читаете по мне?

– Что-то произошло в вашем доме.

– Так я вам это говорила. – Я чувствовала, как отчаяние оставляет ее и появляется надежда на мою помощь.

– Нет, вы сказали, что ваша жизнь на грани краха. А я вам говорю, что причина этого кроется в вашем доме. У вас есть муж, и я чувствую разногласия между вами. Я вижу вашу ауру болезненно зеленой, как протухший яичный желток. Но по наружному краю – бирюзовые вспышки. Это говорит мне, что вначале все было хорошо, а потом разладилось. Так ведь?

Обо всем этом было нетрудно догадаться, но мне понравилась цветовая гамма, она прибавляла убедительности.

Сьюзан взглянула на меня. Кажется, я зацепила ее за живое.

– Также я ощущаю исходящие от вас вибрации. Такие же, как у моей матери. Отрывистые, высокие, похожие на звуки фортепиано. Вы отчаялись, вы испытываете нестерпимую боль. Вы не высыпаетесь.

Упоминать проблемы со сном всегда рискованно, но, как правило, окупается сторицей. Люди, страдающие от чего-то, спят плохо. А измученные бессонницей весьма благодарны людям, которые признают их усталость.

– Нет, нет, – возразила Сьюзан. – Я сплю по восемь часов.

– Но это не тот отдых, что нужен. У вас тревожные сны. Не обязательно кошмары. Вы можете даже не помнить их, но просыпаетесь с ощущением тяжести, разбитая.

Вот так можно выкрутиться из самого плохого положения. Сьюзан за сорок. А люди после сорока очень часто просыпаются, ощущая себя нездоровыми. Я знаю это из рекламы.

– Вас беспокоит шея, – давила я. – Кроме того, от вас исходит запах пионов. Ребенок… У вас есть ребенок?

Если у нее нет детей, я просто скажу: «Значит, вы мечтаете их завести». И возразить она не сможет. Уверена, любая женщина, отказываясь от материнства, испытывает сомнения. Просто она всегда думает о продолжении рода. И сделать подобный вывод – весьма логично.

– Есть. И даже двое. Сын и пасынок.

Пасынок? Нужно отрабатывать версию с пасынком.

– Значит, в вашем доме что-то не так. Дело в вашем пасынке?

Она встала, порылась в безупречной сумочке.

– Сколько я вам должна?

Где-то я ошиблась. И думала, что никогда больше не увижу ее. Но через четыре дня Сьюзан Берк появилась вновь.

– А у предметов могут быть ауры? – спросила она. – Ну, типа, вещей. Или у дома?

Потом еще через три дня:

– А вы верите в злых духов? Как вы думаете, они существуют?

И через день.

По большей части мои догадки насчет нее подтвердились. Властные требовательные родители, крепкое, типа «Лиги плюща»[5] образование, какой-то бизнес. На мой вопрос, чем она занимается, Сьюзан начала что-то рассказывать о реструктуризации, сокращениях и перераспределении клиентуры. Я нахмурилась. Она насторожилась и сказала: «Я нахожу и устраняю проблемы». Отношения с мужем у нее сложились вполне приемлемые, за исключением того, что касалось пасынка. Берки переехали в город около года назад, и вот теперь мальчик, бывший просто трудным ребенком, начал серьезно настораживать.

– Майлз никогда не был приятным ребенком, – рассказала она. – Я – единственная мама, которую он знал. Мы с его отцом поженились, когда ему было шесть лет. Но он всегда был холоден. Интроверт. Он кажется пустым. Я ненавижу себя за эти слова. Я хочу сказать, что ничего страшного в интроверте нет. Но в прошлом году, после переезда… он изменился. Стал агрессивным. Сердитым. Мрачным. Угрожающим. Я боюсь его.

Мальчишке всего пятнадцать лет. Его насильно перетащили из загородного дома в город, где он никого не знал. А он был нескладным, «тормозным» ребенком. Еще бы он не стал сердитым. Может, мне стоило сказать это вслух? Но я промолчала. Я воспользовалась шансом.

Я решила попытать силы в отечественном ауро-очистительном бизнесе. Часто люди, въезжающие в новый дом, звонят вам. Вы бродите по дому, жжете шалфей и рассыпаете соль. Долго бормочете. Начало новой жизни требует избавления от застоявшейся отрицательной энергии прежних владельцев. Особенно сейчас, с замедлением промышленного бума, когда люди начали перебираться в исторический центр города. Столетние дома накапливают много эманаций.

– Сьюзан, а вы не задумывались, что в доме может влиять на поведение вашего пасынка.

– Да, – она наклонилась, глядя мне в глаза. – Да, задумывалась. Может, я сошла с ума? Я вернулась… Знаете, почему я вернулась? На моей стене была кровь.

– Кровь?

Она придвинулась еще ближе. Я могла ощущать аромат мяты, маскирующий тяжелый запах изо рта.

– На прошлой неделе. Я не хотела ничего говорить… Вы, наверное, думаете, что я тронулась. Но это там было. Длинный ручеек от потолка до пола. Я… Я сошла с ума?

В ее дом я приехала уже на следующей неделе. Поворачивая свой верный хэтчбек на их улицу, я размышляла о ржавчине. Нет, не кровь. Что-то со стен или с крыши. Кто знает, из чего построены эти старинные дома? Кто знает, что там может просочиться спустя сто лет? Вопрос в том, какую игру поддерживать. Меня не слишком притягивала возможность применения экзорцизмов, постулатов демонологии и прочего клерикального дерьма. Не думаю, что Сьюзан стремилась к ним. Но она пригласила меня к себе домой. Такие женщины, как она, не приглашают таких, как я, если им ничего от нас не надо. Мне предстояло поразмыслить над струйкой крови, найти разумное объяснение и продолжать настаивать на очистке дома.

И на повторных чистках. Нужно было обсудить денежную сторону вопроса. Двенадцать посещений, по две тысячи долларов за каждое, казалось мне неплохой ценой. Раз в месяц, на протяжении года. За это время ее пасынок разберется в своих чувствах, привыкнет к новой школе и новым одноклассникам. И вот он здоров, а я – героиня! И очень скоро Сьюзан начнет направлять ко мне всех своих богатых и издерганных подруг. У меня будет собственный бизнес. Когда люди спросят, чем я занимаюсь, я смогу ответить, что я – предприниматель, так же высокомерно, как все деловые люди. Может, мы подружимся с Сьюзан. Может, она запишет меня в клуб книголюбов. Я буду сидеть у камина, жевать сыр бри и на все вопросы отвечать, что я – бизнесвумен. Припарковавшись, я вышла из машины и полной грудью вдохнула весенний воздух, заряжающий оптимизмом.

А потом я увидел дом Сьюзан. Замерла и долго смотрела на него. Пока не ощутила дрожь.

Он сильно выделялся в ряду других домов.

Необычный. Единственное здание в викторианском стиле в длинной череде квадратных новостроев. Не исключаю, что поэтому он казался живым. Как на мой взгляд. Фасад особняка украшала сложная, филигранная резьба по камню – цветы, завитушки, изящные стебли, ниспадающие гирлянды. Дверной проем окаймляли два ангела в натуральную величину. Они воздели руки к небесам, их лица озарял восторг, источник которого оставался мне недоступен.

Я изучала дом. А он изучал меня через сводчатые окна, настолько высокие, что ребенок мог бы стоять на подоконнике в полный рост. И ребенок там был. Я видела очертания его тонкой фигуры в серых брюках, черном свитере и безупречно повязанном бордовом галстуке. Темная челка скрывала глаза. Внезапно он развернулся и стремительным движением спрыгнул с подоконника, скрывшись за тяжелыми портьерами.

Ко входу вела длинная и крутая лестница. Когда я поднялась и под сенью ангелов позвонила в дверь, сердце мое сильно стучало. Ожидая ответа, прочла надпись, вырезанную в камне у моих ног.

Резные буквы – мощная викторианская вязь. Литера «у» стилизована перистой завитушкой. Мне почему-то захотелось прикрыть живот.

Дверь открыла Сьюзан с красными глазами.

– Добро пожаловать в поместье Картерхук, – нарочито торжественно произнесла она, глядя на меня.

Сьюзан никогда не выглядела хорошо, встречаясь со мной, но сейчас она даже не пыталась причесаться. От нее исходил едкий запах. Не «отчаяние» или «депрессия», а просто неприятный запах изо рта и от немытого тела. Она безвольно пожала плечами.