Антон Леонтьев - Танцующая с дьяволом
– Башковитая вы баба, Лариса. Я ведь за вами все эти годы наблюдал. Нет, не следил, а именно что наблюдал. Конечно, не постоянно, а так, время от времени давал задание разузнать о вас то одно, то другое.
Лариса сжала кисти, скрытые от взора Люблянского металлическим столом, в кулаки. Ведь и тогда, когда исчез Тимка… Тогда ведь тоже оказалось, что некоторое время Диксон «вел» их, а она этого не замечала.
Диксон и его подельник. Маньяк-сэнсэй и «подмастерье сатаны».
Ведь все эти годы она думала, что ищет убийцу сына. Но не исключено, что и убийца не выпускал ее из поля зрения.
А она снова ничего не заметила.
Лариса ощутила, что ее начинает тошнить. Ей хотелось вскочить и убежать прочь. И никогда в жизни больше не видеть этого человека. Но она подумала об игрушечном роботе, который лежал на ее письменном столе в ее квартире. И о вещах других детей, которые, как и ее Тимка, стали жертвой безжалостного убийцы. Или убийц.
– Приятно осознавать, что вы уже на протяжении многих лет являетесь моим поклонником. И что ваши мысли только мной и заняты, – заметила Лариса, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более небрежно.
Люблянский оскалил идеальные, сверкающие белые зубы:
– Но не исключено, что и ваши – на протяжении многих лет – мной?
Это был удар под дых. Или даже завуалированное признание? Ведь если Люблянский являлся убийцей ее сына, вернее, сообщником убийцы Диксона, то он, конечно же, был в курсе трагедии в жизни Ларисы Ивановой, некогда звавшейся Ларисой Марыгиной. Потому что утаить шила в мешке нельзя. И если в последние годы бульварные листки больше не упоминали историю с ее бесследно пропавшим сыном, последней жертвой кошмарного педофила Диксона, то на заре ее карьеры, когда у нее еще не было влиятельных друзей и благодарных клиентов среди вершителей судеб и медиаперсон, эти факты регулярно обсасывали в газетах и на телевидении.
Так что убийца, узнав, что его желает видеть мать последней жертвы, наверняка понял, что это вряд ли случайность.
Последней жертвы? Последней официальной жертвы, ведь наверняка за эти девять лет были и другие…
Диксон сгинул, но ведь остался Люблянский… И «подмастерье сатаны» сам превратился в вальяжного, заматеревшего рогатого.
И этот вальяжный заматеревший бес сидит сейчас перед ней, небрежно закинув ногу на ногу.
– Что вы имеете в виду? – сипло произнесла Лариса, вдруг осознав, что разговор принял вовсе не тот оборот, на который она рассчитывала.
Ведь она была уверена, что прижмет отчаявшегося Люблянского к стенке. Пригрозит разоблачением, которое сулило бы ему пожизненное заключение, запугает неопровержимыми уликами, найденными в его офисе.
И выйдет отсюда, зная, где покоятся кости ее сына Тимыча.
Зря, конечно, она задала этот вопрос, но он вырвался у нее случайно. Люблянский рассмеялся, вновь превращаясь в весельчака и безалаберного прожигателя жизни.
– Исключительно то, что мы с вами и с вашим шефом на протяжении многих лет царили в этом затхлом мирке под названием столичный бизнес! Поэтому, даже если я не имел с вами дела напрямую, то собирал о вас информацию, так, на всякий случай. Как, впрочем, и о других крупных бизнесменах и политиках!
Лариса не поверила ни одному слову. Точнее, поверила, что Люблянский в самом деле собирал какую-то информацию, даже не компрометирующую, а находящуюся в свободном доступе. Но речь в данном случае шла об ином, совершенно ином.
– Так, значит, вы хотите знать, почему я согласился на встречу с вами? – спросил банкир. – Все очень просто. Мне ведь скучно сидеть здесь сиднем день-деньской! Хотя, конечно, не сиднем, ведь у меня, человека солидного и, несмотря на все неурядицы, денежного, имеются кое-какие привилегии. Поэтому на жизнь тут не жалуюсь, хотя, конечно, здесь вам не шестизвездочный спа-отель, который удовлетворяет моим, надо сказать, не самым ординарным запросам. Но как отказать прелестной женщине, к тому же той, которой я тайно восхищаюсь, и не встретиться с ней? И пусть наше рандеву будет не при свечах и без коллекционного вина, но так даже занятнее. Ведь я знаю, что этой прелестной женщине что-то от меня нужно.
Лариса молчала, собираясь с мыслями.
– Женщине, которой я так восхищаюсь! Ведь вам, Лариса, пришлось многое в своей жизни перенести и со многим справиться. И о многом забыть. Но вы не обо всем можете забыть, не так ли, Лариса?
Она подскочила, больно ударившись лодыжкой о привинченный к полу стул. Люблянский, плотоядно улыбаясь, взирал на нее своими выпуклыми, такими страшными глазами.
Он ведь все прекрасно понял! Лариса не сомневалась, что так оно и есть. Еще бы, ведь от Светлого он узнал, что здание его бывшего банка купил ее шеф. И, разумеется, Люблянский помнил, что хранилось в секретной комнате его офиса. И понимал, что рано или поздно на эти вещи наткнутся.
Лариса снова ощутила позыв бежать куда глаза глядят. Но если она так сделает, то никогда не узнает правды. И убийца сына в очередной раз восторжествует над ней.
Да и сможет ли она после своего позорного бегства и краха всех начинаний вообще жить в прежнем качестве?
Она посмотрела на Люблянского, который не скрывал своего триумфа. Еще бы, ведь, как сказал эксперт по серийным убийцам, наиболее отъявленные из этих маньяков получают особое удовольствие не от самого факта убийства, а от того, что потом снова и снова прокручивают кошмарные моменты в голове. И представляют себе мучения родных и близких тех, кого они отправили на тот свет.
Нет, если уйдет, она потеряет то, что позволяло ей жить все эти годы, – надежду. Она должна остаться и вступить в переговоры с убийцей сына.
Ибо Лариса уже не сомневалась, что сидящий напротив нее банкир Илья Люблянский был помощником Диксона и тем самым предполагаемым «подмастерьем сатаны».
– Вам нравится наблюдать за мучениями своих жертв, – произнесла она тихо. Это был не вопрос, а утверждение.
Люблянский, только что нагло таращившийся на нее, вздрогнул, и ухмылка сползла с его лица.
– А также за мучениями тех, для кого жертва была сыном, братом, племянником, внуком…
Банкир попытался усмехнуться, но вышло у него плохо. Лариса заметила, что в его светлых глазах вспыхнул страх.
– Ведь никто не знает о том, что вам нравятся мальчики. Вы перед всеми корчили плейбоя, окружая себя грудастыми красотками с силиконовыми прелестями. Но сексуальное удовлетворение вы получаете только от истязания несчастных, беззащитных, находящихся в вашей полной власти…
– Прекратите! – завизжал Люблянский, попытался скинуть ногу, положенную на стол, однако сделал это как-то неудачно и полетел на пол.
Раздался смачный хруст, но Лариса не двинулась с места. Несколько мгновений спустя из-под стола появилась физиономия Люблянского. Из рассеченной губы и носа текла кровь.
– Мне нужна медицинская помощь! – взвизгнул он ошеломленно, а Лариса произнесла:
– Да, это так. Причем уже давно. Быть может, если бы в детстве ваши родители отдали вас опытному, вдумчивому психиатру, он бы сумел распознать ваши извращенные кровавые склонности. Он бы вас от них не избавил, однако сумел бы, вероятно, научить с ними жить, не воплощая ужасные фантазии в реальности. Но, думаю, вы бы все равно рано или поздно сорвались и сделали то, о чем так мечтали. И что делали уже множество раз. И чего оказались лишены здесь! И чего лишитесь навсегда, когда окажетесь в спецтюрьме для серийных убийц, где проведете остаток своей никчемной жизни, Илья Андреевич!
Банкир слушал ее, запрокинув голову и зажав нос двумя пальцами. Лариса достала из кармана пачку бумажных салфеток и швырнула на стол.
– Подотритесь. А не то еще скажете, что это я на вас напала и попыталась укокошить. Хотя я бы, как вы понимаете, сделала это с большим удовольствием.
Люблянский явно колебался, а Лариса с тонкой улыбкой добавила:
– Не бойтесь, салфетки не пропитаны кураре. Или цианидом. Или предпочитаете сидеть весь в крови? Впрочем, насколько я знаю ваши повадки, вас это сексуально возбуждает. Разрешите поинтересоваться, Илья Андреевич, у вас возникла эрекция?
Люблянский быстро схватил пачку, вытащил из нее сначала один платок, который прижал к носу, затем другой, которым промокнул кровоточащую губу.
– Думаете, Лариса, мое ридикюльное положение позволит вам достичь триумфа? – спросил он злобно. – Думаете, я не знаю, зачем вы сюда явились? И вам прекрасно известно, что это не вы мне нужны. Вы мне как раз ой как не нужны. А вот я вам!
Он был прав. Но Лариса не подала виду, а продолжала стоять, наблюдая за манипуляциями Люблянского.
А он, приведя в порядок свое лицо и дождавшись, когда кровотечение прекратится, скомкал запачканные салфетки, швырнул в угол и произнес:
