Татьяна Устинова - Мой личный враг
Почему для осуществления своего дикого плана она выбрала именно его? Не кого-нибудь из близких, кто понял бы ее, поддержал и… отговорил?
Она улыбнулась тарелке пристыженной, дрожащей улыбкой и забормотала, не поднимая глаз:
— Видите ли, вы приехали в Москву… издалека и надолго. Вам нужно где-то жить, что-то есть и с кем-то спать… — На этом патетическом месте она покраснела. — Мы с вами можем… сотрудничать вполне взаимовыгодно…
— Да уж! — не удержался Филипп.
— Ну вот… Вам не нужно будет за все это платить — ведь, как я поняла, денег у вас не слишком много, а у меня будет временный муж, которого при случае я смогу предъявить Вике в доказательство того, что… Андрей может чувствовать себя вполне свободно…
— Ерунда какая! — беспомощно сказал Филипп. — Ну просто редкостная ересь!
— Да нет же, — возразила Александра, стараясь говорить как можно убедительнее. Внутри у нее все тряслось, и даже мелькнула мысль отпроситься в туалет, а потом, от греха подальше, сбежать. Но, с другой стороны, он ведь еще не отказался…
— Именно так! — с досадой перебил Филипп. — Вы ведь совсем меня не знаете. Я могу оказаться кем угодно — извращением, алкоголиком, болезным…
— Больным, — машинально поправила Александра.
Вообще в этот вечер он говорил намного хуже, чем тогда, в гостях, хотя, по идее, должно было быть наоборот — все-таки почти месяц он провел в языковой среде, как это называется в учебниках. Но он говорил плохо, с акцентом, все время сбиваясь на английский, но какой-то такой, которого Александра почти не понимала.
— 0'кей, пусть будет «больным», — согласил-ся он с тихим бешенством. Я — чужой. Совсем чужой для вас. Неужели у вас нет никого… поближе? Кого бы вы знали? Кто смог бы объяснить вам весь чудовищность того, что вы придумали?
— Всю чудовищность, — опять поправила его Александра. — Всю, а не весь… Мой самый близкий и самый хороший друг попал на Кавказе в плен. Как раз на следующий день после того, что случилось. Да и вряд ли он смог бы жениться на мне… Он любит мою лучшую подругу Машу. Правда, он мог бы взять меня на работу, хотя… хотя я не уверена, что пошла бы к нему, — добавила она, вдруг задумавшись. — У нас очень сложный мир, и портить Ивану карьеру я, конечно, не стала бы…
— Конечно, — согласился Филипп. Кое-что о ней он уже знал — сам понял, без ее объяснений.
— Понимаете, Филипп, — продолжала она, рисуя вилкой в тарелке какие-то узоры; вилка дрожала и мерно постукивала о фарфор, — сама по себе я никому не нужна. У меня нет родных, да дело даже не в этом… Я предлагаю вам сделку. На этот год, что вы пробудете в Москве. Я же не совсем ненормальная, я понимаю, как все это дико, неприглядно и… бессовестно. Но я уверена, что вам эта сделка тоже будет некоторым образом выгодна…
— Некоторым образом, — согласился Филипп, не зная, что и думать. Более или менее.
— Ну вот, видите! — воскликнула Александра с облегчением, как будто он был новым корреспондентом, который после долгих мучений наконец-то написал читабельный текст. — Мы заранее обговорим все условия. Я не буду вам мешать, Филипп. Совсем не буду. И, если вам противно, вы, конечно, вовсе не должны будете спать со мной…
Она не сомневалась, что в основном его пугает именно перспектива делить с ней постель. Ведь все остальное было вполне приемлемо и ничем ему не грозило. Получил бы бесплатную кухарку и домработницу, вот и все. Зря она ляпнула про постель. Конечно, он перетрусил. Любой бы на его месте перетрусил. Вот счастье-то какое — переспать с Александрой Потаповой!
— 0'кей, — сказал Филипп с какой-то странной, неопределимой интонацией. — Позвольте мне подумать, Алекс. Скажите мне номер вашего телефона.
Он записал телефон, держа ручку в левой руке, и спрятал записную книжку.
— Как же так, — сказал он вдруг и улыбнулся, впервые за вечер, — я ведь ниже вас ростом? Что мы будем с этим делать?
Через два дня он позвонил и официальным тоном заявил, что принимает предложение.
— И не мечтайте, что мы будем жить как соседи, — холодно добавил он напоследок. — Мы будем жить как муж и жена. Или никак.
— Ну, ты, Потапова, дура… Знала я, конечно, что ты малость с приветом, но не думала, что все так далеко зашло…
— Заткнись, Ладка, — приказала Маша. — Она уже приняла решение, так что все разговоры теперь — просто сотрясение воздуха. Только почему ты с нами-то не посоветовалась?
Лада с грохотом переставляла на кухне какую-то посуду.
— Да чего ей с нами советоваться? — заорала она оттуда. — Она все лучше всех знает. Один муж уже отбыл в неизвестном направлении, чудом ноги унесли, теперь будем выращивать второго. Вот это хорошо, вот это дело! Нет бы на ра-,боту устроиться, а она…
— Нет, правда, Сань, чего ты с нами-то не поговорила? — тихо спросила Маша. — Боялась, что отговорим?
Александра сидела на диване, уныло глядя в сторону. Теперь вся затея с замужеством представлялась ей чудовищной нелепостью. А ведь еще полдня назад все казалось таким логичным…
— А если он тебя, козу драную, убьет через три дня? — продолжала бушевать Ладка. — А?! Ты ж ни черта его не знаешь! Иностранец какой-то, да еще у Вики Терехиной в гостях взятый… Нет, Потапова, тебя лечить надо. Мань, что там у вас в аптеке есть для психов? Давай вези, будем Потапову пользовать, так дальше жить невозможно. Ну что ты придумала, убогая? Ну куда тебя несет?!
— Ладка, не ори, — попросила Маша устало. У нее вообще был очень усталый и какой-то неряшливый вид, будто она целый день таскала мешки с углем. Александре она не нравилась. Об Иване по-прежнему не было ни слуху ни духу.
— Ори не ори — поезд ушел… — сказала Лада и, судя по артиллерийскому грохоту, швырнула на плиту чайник. Через секунду она появилась в дверях, сердитая и взъерошенная. Уперев руки в боки, она двинулась к Александре, и та поняла, что пощады не будет.
Лада не любила просто так расставаться со своим гневом. Ей обязательно нужны были жертвы и разрушения, сопровождавшие, как правило, ее ураганные эмоции.
— Нет, ты мне скажи, Санька, как это в голову тебе пришло — сватать за себя чужого мужика неизвестной науке национальности, да еще в кафешке возле метро? — подступая ближе, снова начала она. — Чего ты морду-то воротишь? Или я не понимаю ничего? Или я не твоя подруга жизни?
— Ты моя подруга жизни, — с готовностью подтвердила Александра. Только не наступай на меня своим бюстом, я тебя умоляю. И какая разница, где я его сватала. Если б не возле метро, то это лучше или хуже?
— Пошла в задницу со своей журналистской демагогией!
— Лада!
— Мань, если ты не можешь слушать, выйди в коридор и постой там.
— Это моя идея — насчет Сашкиного замужества, поэтому в коридор я не пойду, — сказала Маша. — А если ты будешь непрерывно ругаться, мы тебе кляп вставим в одно место, и я даже знаю в какое.
Лада от возмущения потеряла дар речи.
Фыркнув, она повалилась в кресло, схватила со столика какой-то журнал трехмесячной давности и с мстительным видом начала его перелистывать.
— Ну, правда, Саш, расскажи, что за француз и почему ты за него замуж выходишь? — попросила Маша, закрывая глаза.
— Потому что ты мне велела, — буркнула Александра.
— Я велела вообще! — Я и выхожу «вообще», — сказала Александра, с жалостью рассматривая похудевшее Машино личико. — Он журналист, приехал книгу, что ли, писать. На год. Я с ним договорилась, что на этот год он становится моим мужем. Живет у меня, за жилье не платит, я за ним ухаживаю, стираю, готовлю, убираю. Потом он уезжает обратно, а я к этому времени, имея замужний статус, уже нахожу работу. Вика про меня забывает, и Победоносцев… тоже…
— Замечательно, — похвалила Маша, не открывая глаз. — Похоже на то, как мужик, чтобы отомстить барину, на воротах повесился.
— Вот именно, — сказала Лада из-за журнала. — Нормальные люди за фиктивные браки бешеные деньги получают, а наша предприимчивая, наоборот, все расходы на себя берет, А, предприимчивая?
— Это нужно мне, — мрачно сказала Александра. — Я не хочу ставить крест на своей работе. У меня еще вся жизнь впереди. Как вы не понимаете, это же совсем просто!
Она поднялась с дивана и, протиснувшись между Ладой и пианино, подошла к окну. Ей так хотелось, чтобы ее поняли. Но как им объяснить?.. Ведь все очень логично и… хорошо продумано.
— Мне наплевать на этого мужика, — четко сказала она. На улице снова шел дождь, капли тяжело стучали о жесть подоконника. — И на всех остальных, по правде говоря, тоже. Наверное, я больше никогда в жизни никому из них не смогу доверять. И не захочу. Но если для того, чтобы меня взяли обратно на работу, мне придется ухаживать за параличным — я буду ухаживать! И если мне придется еще раз умолять чужого человека жениться на мне, я, черт вас возьми, буду умолять! Я спать с ним буду, трусы его буду стирать, морду его каждый день созерцать — только ради того, что, может быть, у меня появится надежда когда-нибудь вернуться на работу. Ясно?
