Калеб Карр - Алиенист
– Жаждало? – переспросил я, когда мы огибали тихий в этот час парк Вашингтон-сквер. – О чем вы? Да его бы изжарили на электрическом стуле при первой же возможности.
– Да, но сначала выставили бы его на погляд всему миру, – ответил Крайцлер. – Мы получаем удовольствие от таких людей, как Бичем, Мур. Они – доступные вместилища всего самого грязного в нашем собственном, общественном мире. А что помогло Бичему стать таким? То, что мы дозволяем. То, чем мы даже наслаждаемся…
Взгляд Крайцлера снова унесся вдаль, а коляска медленно подкатила к дому моей бабушки. Восход лишь тронул восточную границу неба, но на верхнем этаже дома № 19 по Вашингтон-сквер уже горел свет. Озирая улицу, Крайцлер заметил эти огни, и первая робкая улыбка утра озарила его лицо.
– Интересно, как ваша бабушка отнеслась к тому, что вы, Мур, участвуете в расследовании убийства? – спросил он. – Она всегда живо интересовалась макабром.
– Я не говорил ей. Она просто убеждена, что моя страсть к игре уже вышла из-под контроля. И, беря все во внимание, я думаю и дальше держать ее в неведении. – Я с трудом выбрался на тротуар, разминая затекшие ноги. – Стало быть – собираемся вечером у Дэла?
Крайцлер коротко кивнул:
– Случай обязывает, а?
– Бесспорно, – ответил я. – Позвоню Чарли, пусть скажет Ранхоферу, чтобы выставил что-нибудь исключительное. По крайней мере, это мы заслужили.
Улыбка Крайцлера стала чуточку шире.
– В самом деле, Мур, – сказал он, закрывая дверцу коляски и протягивая мне руку. Я пожал ее, и Ласло повернулся вперед, легонько застонав. – Поехали, Стиви.
Мальчишка отсалютовал мне свободной рукой, и коляска покатилась к Пятой авеню.
ГЛАВА 47
Почти сутки спустя я плелся от Дельмонико после ужина, который свалил бы своей обильностью целый кавалерийский полк вместе с конями, и задержался у отеля «Пятая Авеню», чтобы купить утренний выпуск вторничной «Таймс». Продолжая путь, я листал газету, пока не заметил, что за мною опять своим неусыпным взором наблюдают юные уборщики полковника Уоринга, очевидно, рассчитывая, что я вот-вот оброню на тротуар какие-нибудь буквы. Я презрел их тяжелые взгляды и продолжил поиск; и в итоге обнаружил искомую заметку в правом нижнем углу первой полосы.
Этим утром смотритель морга Беллвью обнаружил страшную находку. Завернутое в брезент, на ступенях черного хода лежало тело взрослого атлетически сложенного мужчины, при жизни – шести футов ростом. Тело было неодето, поэтому документов при мужчине обнаружено не было. Причиной смерти явно послужило одиночное пулевое ранение груди, однако на теле имелись и другие повреждения. В частности, верхняя часть черепной коробки была удалена, а мозг подвергнут анатомированию, выдававшему, по заключению персонала морга, опытную руку. К брезенту была прикреплена записка, гласившая, что этот человек повинен в убийствах мальчиков-проституток – или, как это звучало в изложении «Таймс», «… в смерти нескольких беспризорных мальчиков, нанятых для оказания услуг домами слишком сомнительными, чтобы упоминаться на этих страницах». В интервью, взятом у уполномоченного Рузвельта (с которым я вчера днем беседовал по телефону), подтвердилось, что убийца действительно был застигнут за совершением очередного ужасного злодеяния. По важным причинам конфиденциального свойства уполномоченный отказался как назвать истинное имя этого человека, так и просветить читателей касательно подробностей его кончины. Тем не менее он уведомил широкую публику, что в расследовании принимали участие представители уголовной полиции, и дело можно считать окончательно закрытым.
Закончив чтение, я окинул взглядом авеню и испустил долгий вопль торжества.
Даже по прошествии двадцати трех лет я помню то облегчение. Мы с Крайцлером уже старики, а Нью-Йорк с тех пор сильно изменился – как и предрекал Морган в вечер нашего визита в «Черную библиотеку»; в 1896 году город, равно как и вся страна, стоял на пороге бурных перемен. Благодаря Теодору и его политическим союзникам, мы действительно превратились в могучую державу, а Нью-Йорк – больше, чем прежде, перекресток мира. Преступность и коррупция – по-прежнему прочные основания городского уклада, хотя приобрели поистине деловой размах: к примеру, Пол Келли стал заметным предводителем организованного профсоюзного движения. Это правда – дети по-прежнему гибнут от рук развращенных взрослых, торгуя собой, и все так же время от времени тела их находят в самых неожиданных местах. Однако, насколько мне известно, ничего подобного проклятию Джона Бичема больше не посещало мой город. Я не перестаю лелеять надежду, что существа, подобные ему, вообще появляются нечасто; Крайцлер, само собой, подозревает, что вера эта есть не что иное, как самообман.
За прошедшие двадцать три года я часто встречался с Люциусом и Маркусом Айзексонами, а еще чаще – с Сарой; все они посвятили себя детективной работе с редким упорством и добились на этом поприще блистательных результатов. Бывали случаи, когда нам вновь приходилось объединять наши усилия в расследовании всяческих происшествий, и пережитое нами вместе бережно хранится моей памятью до сих пор. Это были лучшие мгновения моей жизни. Но все же, наверное, ничто из последовавших событий не сравнится с той охотой за Джоном Бичемом. Возможно, теперь, когда Рузвельт покинул нас, эта история наконец получит оценку публики – хотя бы в качестве исключительного напоминания о том, что под всею театральной мишурой и бахвальством в Теодоре билось сердце и бурлил ум, сделавшие возможным это беспрецедентное предприятие.
Ну и пару слов об остальных героях этой эпопеи для тех, кого волнуют судьбы Стиви Таггерта и Сайруса Монтроуза. Сайрус в конце концов женился и привел свою жену работать в дом Крайцлера. У них родилось несколько детей, один из которых не так давно был принят в Гарвард, на факультет медицины. Что же касается юного Стиви, достигнув совершеннолетия, он занял у Крайцлера некоторую сумму и открыл табачную лавку через дорогу от отеля «Пятая Авеню», в новом небоскребе «Утюг». Дела у него идут хорошо, и последние пятнадцать лет я, кажется, ни разу не видел его без сигареты в зубах.
Спустя всего три года после дела Бичема резервуар Кротон был заменен новой системой водоснабжения, сооруженной после того, как босс Платт обнародовал свой план развития Большого Нью-Йорка. Его снесли, освободив место для главной штаб-квартиры прекраснейшего из всех филантропических начинаний – Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Прочтя в «Таймс» о готовящемся сносе, я как-то раз в свой обеденный перерыв сходил взглянуть на работы. Рабочие начали с южной стены, на гребне которой мы приняли последний вызов, брошенный нам этим делом; теперь стена рухнула, явив чудовищный рукотворный кратер шириной в квартал и длиной в два. Обнажившаяся конструкция, тем не менее, не впечатляла: нелегко было поверить, что она когда-то была достаточно крепка, чтобы противостоять фантастическому давлению миллионов галлонов воды.
БЛАГОДАРНОСТИ
Проводя предварительные исследования в процессе работы над книгой, я обнаружил, что явление, которое мы сейчас называем «серийными убийствами», знакомо человечеству еще с тех пор, как люди собрались в общества. Моя любительская догадка нашла более глубокое подтверждение в работах доктора Давида Эйбрамсона, одного из ведущих американских специалистов в исследованиях природы насилия и, в частности, серийных убийств. Я хочу поблагодарить его за то, что он нашел время, чтобы обсудить со мной детали этой книги.
Не менее ценную помощь в работе над романом оказали сотрудники Гарвардского Архива, Нью-Йоркской Публичной библиотеки, Нью-Йоркского Исторического общества, Американского Музея естественной истории и Общественной библиотеки Нью-Йорка.
На раннем этапе моей работы немало идей и путей развития сюжета мне подсказал Джон Костон. Я благодарен ему за это.
Кроме того, разумеется, я не мог не воспользоваться плодами творчества других авторов, так или иначе затрагивавших в своих произведениях тему серийных убийств, и я не могу оставить их без внимания, так и не поблагодарив. Хочу выразить свою признательность Колину Уилсону за его энциклопедические труды по истории преступности; Дженет Колаицци за ее великолепное исследование случаев безумия, повлекшего за собой убийства, начиная с 1800 года; Гарольду Шехтеру за его труд, посвященный пресловутому Альберту Фишу (чье печально известное письмо матери Грейс Балд вдохновило меня на создание похожего документа Джона Бичема); Джоэлу Норрису за его трактат о серийных убийцах, получивший заслуженное признание во всем мире; Роберту К. Ресслеру за его воспоминания человека, посвятившего жизнь поимке подобных субъектов; и снова доктору Дэвиду Эйбрамсону за несравненное исследование преступлений, совершенных Дэвидом Берковицем и Джеком-Потрошителем.
