Последняя черта (СИ) - Савченко Лена

Алиса едва успела развернутся — шанс на выживание блеснул морозным воздухом ноября, прозвучал оборвавшимися выстрелами.

"Воевать" — крикнул тогда Ворон и его всё-таки услышали. Иначе бы не валили сейчас своим потоком не-людей, не старались бы выхватывать оружие.

На насилие будет всегда один ответ — насилие. Это не закончится никогда и пока губы Алисы шептали "Блять, как они могут?! Это же буквально массовый расстрел!", то сама она понимала, что иного выхода и не было никогда. Днём, неделей, месяцем или годом позже — не важно. Ведь не-люди стреляли без разбора, как сама Алиса презрительно кривилась с любого мента, хотя один буквально спас её от смерти. Не-люди не разделяли на женщин, детей, мужчин и она тоже не разделяла, ставя клеймо на любом из гос служащих, даже если не них самих — так на родственниках.

И всё было так чертовски просто в этой веренице из криков, суматохи, чьи-то случайных ударов, что хотелось забраться на тот помост, вырвать у кого-нибудь рупор и проорать что есть мочи:

— Нужно всегда оставаться людьми! Разве нет?!

Но кто она такая, что бы сделать это? Всё равно не услышат, просто пристрелят, а Таша с Вороном останутся одни.

***

Проклятый сквер остался позади. Каста брела, сунув руки в карманы, натянув на голову капюшон и прятала под него волосы. Шапку с неё сорвали, мобильник канул в кровавую Лету бойни, а самой Алисе было гадко, пусто и отвратительно. Ташу она так и не нашла, не смогла — теперь просто тихо надеялась сквозь ком в горле, что подруга доберётся до назначенного места встречи. Ворон наверняка уже ждал там, курил и переживал, что не может до неё дозвонится. Алиса почти чувствовала его крепкие объятия на себе, почти слышала дыхание и старалась улыбаться.

Но в намеченном дворе никого не было. Даже лавочки возле детской площадки были пустые. Алиса нахмурилась, добрела до ближайшей, но усидеть не смогла даже минуты — принялась наворачивать круги вокруг в надежде что мимо пройдёт кто курящий. Сигареты с зажигалкой отправились вместе с телефоном, только бесполезная связка ключей осталась в кармане тесных джинс.

— Про... Простите! — она нагнала какую-то женщину, готовая последний час лезть на стену от ощущения тревоги, — У вас закурить не будет?

Женщина даже будто вздрогнула, когда повернулась на неё, окинула оценивающим взглядом и потянулась в карман — протянула пачку тонких, ментоловых.

— Спасибо, — тонкие пальцы выхватили сигарету, приняли протянутую зажигалку.

— А ты не Алиса? — чуть склонив голову, спросила дамочка.

— Алиса.

— А... — женщина запнулась, открыла рот и смотрела на неё с жалостью. Потом опять полезла в карман.

Каста не понимала. Смотрела на запись в соц. сети и не понимала. Волосы чёрные собраны в хвост под затылком, глаза закрыты и будто фотография спящего. Просто прикорнул, потому что задолбался в край, но рядом так же спал Лёха. Алиса сглотнула, чувствуя, как стекленеют глаза.

— Это что?...

— Знаешь, оставь себе, — женщина сунула ей в руки сигареты, зажигалку, — Тебе нужнее, наверное. Мне жаль, правда. Но ты... А, не важно.

Женщина уже убрала сотовый, да и сама ушла, а Алиса так и стояла, глядя перед собой, немного пригнувшись. Не затягивалась, не двигалась и чувствовала, как медленно тухнет, разбивается и теряет даже смысл в очередной раз сделать вдох.

— Солнце... — вырвалось из обветренных, сухих губ вместе со слезой из глаза, когда Алиса моргнула и обвела дворик затуманенным взглядом. — Я же... Почему?...

Им никогда не было дела до других. Плевать — есть ли у человека собака, девушка или семья. И Алиса тоже часто было плевать на это, так чего она могла ожидать? Что на наплюют на неё? Всё же было понятно с самого детства.

— При-и-израк, — Ворон морщится и очень старается ободряюще улыбнуться, — Всё будет нормально.

Всё не прошло, они не остались. И никогда не было шанса на то, что так случится. Какая наивная ложь самой себе же.

Таши тоже не было. Никого не было.

Призрак смотрела своими серыми глазами на серый мир и обнаружила себя бредущей по улице, вздрагивающей от гудков электрокаров и слишком громких разговоров людей. Не вслушивалась, не реагировала, не участвовала.

Призраки — они такие. Наблюдают за тобой из тёмного угла, иногда стараются защитить. Получается у них не всегда, но они отчаянно пытаются. Так бы сказал Доктор, но Доктора тоже не было. А ещё сейчас Алиса вспоминала, что он был крайне недоволен этим её "позывным", ворчал на Ворона и недобро щурился. Говорил, кажется, что такие вещи не игрушка, как корабль назовёшь — так он и поплывёт.

Когда она добралась до дома, совсем стемнело. Ноги гудели, ныли, руки замёрзли совсем и согреть их было некому.

— Да днём тепло будет, — скептически говорила Таша, кивая на ладони подруги. — Забей, можешь перчатки не брать. Оно же быстро, да?

— Да, — хмурый Ворон кивал, поправляя чехол на плече.

Призрак грела пальцы своим дыханием. Они еле двигались, когда под звон колокольчика она зашла в магазин.

— Краску для волос можно? С третьей полки которая, чёрная... И перчатки с кисточкой.

То ли она сама шла, то ли ноги сами принесли не в квартиру с ободранными обоями, а в Дом-В-Котором-Жил-Ворон. Под самый чердак с грязным оконцем, пропахший сигаретами и любовью. Такой... странной немного, но настолько привычной, что Призрак даже не думала, что пернатого когда-то рядом не было, что когда-то она кричала:

— Вали нахрен из моей жизни!

И действительно хотела, что бы он свалил и больше не возвращался никогда.

— Не стоило... Слышишь?! Не стоило оно того! — сорвалась девушка, в порыве всплеска содрав клеёнку со столика, отправив на пол какие-то детали, — Зачем?!

Кем они были — если так подумать? Микробами в масштабах Вселенной, а если в истории? Точкой невозврата, ролью, про которую говорил Лёха и никем более. Жаждали свободы, задыхались в порыве восторгов. Ловили первые лучи солнца, шатаясь пьяной компанией по улицам и смеялись. Верили — их обойдёт стороной, они готовы ко всему, раз столько пережили. Они ведь знают как устроен мир, знают, что система создана ломать и бросать с разбегу об стену. Всё знают, всё под контролем — денег достаточно сейчас, а что будешь дальше — хрен его знает. Жили одним мигом и сгорали, тухли стремительно, но всегда пылали вновь.

Бред, что спичку нельзя повторно поджечь. От другой — можно.

А сейчас спичек не было. Была многоразовая зажигалка, ментоловые сигареты, тарелка с краской и кисточка. Призрак стояла перед зеркалом в прихожей, напряжёнными руками упиралась в раковину и смотрела на себя злобными, опухшими от слёз глазами.

Чёрное солнце тоже померкло, как это бывает со звёздами — взорвалось, волной разнося свой последний, убийственный свет и исчезло.

Крик скрывался, прятался под вороньим крылом, убивал протест, оставляя глухое отчаяние и пустоту.

Это не правильно. Так не должно быть. Дикий не должен был выходить без оружия, Актёр — пить кофе с незнакомцем, Изабель — бросаться на амбразуры. Герасим не должен был бросаться следом, гонимый гневом и горем, а Марципан — попадаться омоновцам, как и Меланхолия. Лёхе следовало не играть в героя и слить фотографии документов через левый аккаунт в сети, Доктору — отправляться в одиночестве за лекарством. А Ворона нужно было отговорить от идеи пристрелить этого ублюдка, хоть наручниками к батарее приковать, хоть верёвками. Ташу нужно было запереть дома.

Призрак поджала губы, криво ухмыляясь. Всё так просто, если подумать. А человеком она остаться не смогла.

Часов в этом доме не было. Призрак сидела на кровати, глядя перед собой. Не плакала — просто непроизвольно катились слёзы, а в груди образовывалась сосущая пустота, доводящая до предела. Она думала о том, что у Ворона на кухне есть автомат. И ещё стволов распихано и разбросано не то что бы много, но достаточно. Можно взять, пойти куда-нибудь и просто покончить со всем этим. Просто так уйти будет не правильно, а сделать что-то яростное, в своём стиле. Безбашенное и дерзкое. Немного изменить внешний вид, не краситься наконец, а волосы уже и без того чёрные. Её не узнают, если будет прятать лицо от опознавательных камер, получится пройти в здание СК, там будь что будет. Её либо убьют, либо повяжут, но Призрак заберёт с собой как можно больше этих уродов. Обещать всё равно уже нечего и некому.