Эрик Ластбадер - Шань
— Я сказал, — ответил тог, — что если Чень Чжу мертв, значит, мне довелось встретиться лицом к лицу с привидением.
* * *В Бирме, как, впрочем, и во многих местах за ее пределами, считалось и считается, что в Мандалае, “Золотом городе”, находится центр Вселенной. По крайней мере, он образовывался вокруг королевского дворца, построенного в 1857 году королем Бирмы Миндоном целиком из древесины тикового дерева на склоне якобы той самой горы Меру, что занимает центральное место в брамино-буддистской космологии.
По бирманским меркам Мандалай, чей возраст едва перевалил вековую отметину, считался молодым городом. И тем не менее, расположенный на берегу северного рукава Ираваты, он быстро превратился в крупнейший торговый центр. Он находился в окружении обширных рисовых плантаций, однако, против ожиданий, на улицах его часто царила такая засуха, что облака пыли, тянувшиеся хвостами за разношерстными автомобилями допотопных марок, часто окрашивали небо в коричнево-желтоватый цвет.
В сердце каждого бирманца окутанный ореолом волшебной тайны Мандалай занимает особое место. Легенда гласит, что именно сюда некогда совершил путешествие сам Гаутама Будда, чтобы объявить, что ровно 2400 лет после его смерти у подножия Мандалайского холма возникнет крупнейший в мире центр буддизма.
Однако надменные британцы презрительно отмахнулись от этой легенды как от типично азиатского суеверия. Овладев городом в 1885 году, они переименовали королевский дворец в Форт Дафферии и превратили священные залы в казарму. В коридорах, где прежде разносилось гулкое эхо голосов буддистских святых, усатые денщики усердно натирали сапоги своим офицерам.
Ранней весной 1945 года крепость, которую защищала горстка японских и бирманских солдат, взяли в осаду все те же англичане. Их артиллеристы хорошо знали свое дело. Они так основательно подошли к выполнению поставленной перед ними задачи, что от крепости сохранились лишь ров да кольцо внешних стен.
Вот о чем думал Тони Симбал, глядя на руины королевского дворца, стены которого, очерчивавшие идеальный квадрат, смотрели строго на все стороны света. Он изучал место, где некогда находился центральный тронный зал, известный также как Львиный Зал. В этот зал ввел английский генерал Прендергаст своего коня, после того как король Тибоу был вынужден покинуть страну, отправившись в изгнание зимой 1885 года. Испражнения первого скакуна благородных кровей загадили ковер, которому было несколько сотен лет, поскольку привезли его в Мандалай еще из древней столицы Бирмы Амартуры. Генерал посмотрел на шалость своего четвероногого друга сквозь пальцы. Впрочем, он и сам отличился, без малейших колебаний отдав приказ сжечь тканые изображения святых Теравады, раздражавшие его своим видом.
Небо на востоке потемнело, став темно-коричневым, и можно было надеяться, что дождь доберется и сюда. Иссушенная земля, потрескавшаяся под палящим солнцем, казалось, умоляла, небеса сжалиться и оросить ее живительной влагой. Симбал в белой хлопчатобумажной рубашке, шортах и крепких высоких кожаных ботинках дожидался, пока Макс Треноди поднимется к нему по склону холма.
К тому времени, когда Треноди одолел подъем, жара усилилась, и его рубашка цвета хаки взмокла от пота.
— Господи, — вздохнул Треноди, вытерев лоб огромным, уже успевшим потемнеть носовым платком. — Что это за Богом забытое место!
— Напротив, — возразил Симбал, по-прежнему не сводя глаз с развалин дворца, — Бог обитает совсем неподалеку отсюда.
— Интересно, где же? — саркастически осведомился Треноди.
— Там, — Симбал показал рукой на северо-восток, где за обширной равниной Ираваты вздымались заснеженные вершины гор.
— Шань? — фыркнул Треноди, покачиваясь на носках. Ему отчаянно хотелось спрятаться от палящего солнца. — Черт возьми, единственное, что имеет в тех краях какую-то ценность, разрушает людей, а не созидает их.
— Правда? — Симбала покоробило от прямолинейности заявления его бывшего шефа, от которой веяло чисто американской самоуверенностью. — Там обитает могущество. Подлинное могущество. Такое, о котором людям вроде тебя остается только мечтать. И секрет этого могущества известен горам лучше, чем любому из нас.
— И, разумеется, — кисло отозвался Треноди, — люди вроде тебя не домогаются такого могущества.
Симбал повернулся и взглянул на него. Треноди с выпученными из-за жары глазами напоминал ему дохлую рыбину.
— Я удивлен, что ты все-таки явился сюда, — заметил он.
— По совести говоря, ты не оставил мне иного выхода, — Треноди засунул руки в карманы брюк. — Кстати, Кубинец зол на тебя как черт.
— Я постараюсь не плакать по этому поводу, — ответил Симбал. — У него это скоро пройдет.
Треноди уставился на него через толстые линзы очков.
— Похоже, я получил не слишком приветливый прием. Или я не прав, Тони?
Вместо ответа Симбал извлек из глубокого кармана шорт три фотографии и протянул их Треноди. Это были черно-белые снимки с зернистым изображением, полученным из-за увеличения части кадра пленки. Плоский ракурс свидетельствовал о том, что они были сняты камерой с длиннофокусным объективом. На фотографиях был изображен человек лет тридцати пяти с ясными, умными глазами, типично американским носом и чувственным ртом. Несмотря на слегка размазанный фон, было ясно видно, что фотографии были сделаны у стен королевского дворца.
— Так вот, значит, где он, — сказал Треноди.
— Реакция совершенно в твоем стиле, — сухо заметил Симбал. — Никаких тебе: “Мои Бог, он все еще жив”. Его глаза сверкали.
— Что проку в таких восклицаниях, — резонно возразил Треноди. — Факт остается фактом, и не более того. Теперь я доподлинно знаю, что Питер Каррен жив. — Он снова перевел взгляд на фотографии. — Нет, лучше прятать подальше наше удивление, если такое имеет место. Он нужен мне, и ты его мне доставишь.
— Лихо у тебя это получается.
— Перестань передо мной изображать из себя праведника, — вспыхнул Треноди. — Ты вообще имеешь представление о том, чем занимаешься? Может, ты полагаешь, что мы все здесь джентльмены, без умолку повторяющие “спасибо” и “пожалуйста” и с поклоном уступающие друг другу проход?
— Ты использовал меня, — обвиняющим тоном заявил Симбал. — И точно так жеты использовал Монику и Мартина, заставив их следить за мной.
— Мои поздравления, — насмешливо протянул Треноди. — Наконец-то ты выучился языку своей профессии. Лучше поздно, чем никогда, Тони. Да, у меня есть работа, и я должен ее выполнить, поэтому я и использовал все ресурсы, находившиеся в моем распоряжении: тебя, Монику, Кубинца. Между прочим, именно за это я получаю жалование от нашего правительства.
— Грязноватая работа, черт возьми.
— Надо ли мне напоминать избитые истины типа: “Но кто-то же должен это делать?” Все верно. — Он убрал фотографии в карман. — У тебя нет законных оснований для жалоб. В конце концов, это ведь и твоя работа.
— Послушай, Макс. Ты ведь работаешь на УБРН? Так? Мартин, на тот случай, если ты запамятовал, — из АНОГ. Другими словами, из ЦРУ. Эти две конторы всегда держатся друг от друга подальше. Поэтому лучше расскажи мне то, чего я не знаю.
— Всему свое время, — заметил Треноди. — Теперь, раз уж мы оба очутились здесь, ты узнаешь все до конца.
Симбал наблюдал за процессией монахов, двигавшейся мимо одних из двенадцати ворот дворца. Их выбритые макушки ярко блестели, отражая солнечные лучи. Симбал снова подумал о том, что англичане сотворили с “Золотым Городом” и о конском навозе, осквернившем чудесный ковер из Амартуры.
— Среди бирманцев, — промолвил он чуть погодя, — распространена особая форма буддизма. Согласно учению Геравады, не существует всемогущего Бога. Оно вообще запрещает обращаться с молитвами к Будде в поисках благосклонности. Вмешательство небес в земные Дела исключено, и спасение души целиком находится в руках самого человека. Приверженцы Геравады верят в то, что вся жизнь — страдание. Для них жизнь и смерть — противоположные стороны самсары,возрождения, процесса переселения душ. Существует лишь один способ вырваться из вечного мучительного бега по кругу — Дхарма.Он заключается в неукоснительном соблюдении заповедей священного учения Будды. Другими словами, человек должен следовать путями архатов,святых, и буддистов, то есть земных воплощений Будды. Только тогда он оказывается в состоянии достичь нирваны. В наши дни даже здесь, в центре Вселенной, пожалуй, лишь одни монахи исповедуют Тераваду в чистом виде.
— И ты один из них, не так ли, Тони? — Треноди снова вытер лицо платком. — Ты гордо возвышаешься над толпами простых смертных. Ты стоишь на склоне Шань и смотришь на них сверху вниз, точно на жалких муравьев, суетливо мечущихся из стороны в сторону и погрязших в повседневных заботах.
