Эрик Ластбадер - Сирены
Тяжелая металлическая кровать, занимавшая большую часть помещения, была привинчена к полу. Покрывало и верхняя простыня скомканные и перекрученные в ногах, свешивались на ковер, за долгие годы своего существования изрядно облысевший. Угадать его первоначальный цвет было невозможно.
Из приоткрытой двери ванной доносилось дребезжание допотопных труб. В углах комнаты, куда не достигал свет, что-то слабо двигалось.
— Крис, — еле выдохнула Дайна.
Он лежал на кровати совсем голый и весь мокрый от пота. Его длинные влажные волосы спутались. Он отрастил небольшую бороду, и возможно поэтому его лицо выглядело ужасно исхудалым. Впрочем, может быть тому виной был омерзительный, резкий свет лампы. Глаза Криса казались огромными, чуть ли не выпученными. Черно-синие круги, ярко обрисовывавшиеся вокруг глазниц, производили впечатление грима, наложенного Крисом для исполнения дикой пляски смерти краснокожих.
По его лицу тянулись полоски грязи и пота, а кожа на теле была такой белой, точно его только что изваляли в грязи.
— Крис, Крис... — Сердце Дайны разрывалось на части.
Забравшись на кровать, она вначале ощутила тошнотворный запах, а затем увидела остатки рвотной массы, засохшей слева от подушки на простыне. Дайна положила скользкую голову Криса себе на колени и отвела с его взмокшего лба прилипшие пряди волос.
В течение невыносимо долгой, ужасной минуты, показавшейся ей целой вечностью, она думала, что он просто не в состоянии узнать ее. Однако, на самом деле ему просто было трудно сосредоточиться. Его вздувшиеся, словно после длительной титанической борьбы, мускулы походили на узловатые, перекрученные наросты на стволе дерева. Создавалось впечатление, что в его теле нет ни грамма жира, лишь мышцы и кости.
Крис попытался пошевелить потрескавшимися, шершавыми губами, но ему это плохо удавалось. Дайна, вскочив, кинулась в ванную принести ему стакан воды.
Там повсюду были разбросаны влажные и вонючие полотенца. На узкой стеклянной полке над раковиной, белая эмаль которой за долгие годы стала зеленоватой в коричневую крапинку, стояли в беспорядке, перемешавшись между собой, словно игрушечные солдатики после окончания боевых действий, флаконы с женской и мужской косметикой.
Дайне удалось обнаружить всего один весьма грязный стакан, ненадежно стоявший на самом краю раковины. Она сполоснула его, наполнила холодной водой и развернулась, собираясь вернуться в комнату, как вдруг услышала хруст под своей подошвой. Отбросив ногой полотенце, она увидела шприц и пластиковый пакет, надорванный с уголка. Ей не нужно было спрашивать у кого бы то ни было, что именно содержалось в этом пакетике, но она все же зачем-то, подобрав с пола, сунула его себе в карман.
Вначале Крису было трудно пить, но не оставалось никаких сомнений, что его организм чудовищно обезвожен. Придерживая его влажную голову и следя за судорожными движениями кадыка, Дайна недоумевала, как это могло случиться с ним за столь короткое время. Почему он вообще очутился здесь? «Прячусь, Дайна, — продолжал звучать у нее в голове его заплетающийся голос, раздающийся из телефонной трубки. — Я здесь инког...» Инкогнито. Но почему?
— Дайна...
Только открыв глаза, она сообразила, что просидела некоторое время, закрыв их.
— Я здесь, Крис.
— Ты пришла. — Он говорил пронзительным тенором, и было очевидно, что ему трудно произносить даже короткие фразы.
Дайна взглянула в широко раскрытые глаза Криса и, почувствовав, как напряглось его тело, разжала руки как раз вовремя. Внезапно прогнувшись, он сел и отвернулся от нее. Его вырвало только что выпитой жидкостью. Несколько мгновений все его тело сотрясалось от конвульсий, затем спазмы в желудке поутихли, и Дайна помогла ему лечь на спину.
Она протянула руку к телефону.
— Я вызову врача.
Однако ей даже не удалось поднять трубку: пальцы Криса сжали ее запястье с поразительной, учитывая его состояние, силой.
— Нет, — испуганно прошептал он. — Ни в коем случае.
— Тогда кому-нибудь из группы. Разве Силка не приехал вместе с тобой?
— Не звони Никому.
— Крис, что с тобой случилось? Его глаза тупо уставились на нее.
— Не знаю.
Дайна встряхнула его за плечи.
— Нет, знаешь, черт побери! — Вытащив пластиковый пакет, она сунула его под нос Крису. — Что это такое?
Он отвернулся. Его костлявая грудь тяжело вздымалась, и пот снова выступил у него по всему телу. Он что-то невнятно промямлил.
— Что? Что ты сказал? — она завопила так громко, что он вздрогнул.
— Знаю, — проскрежетал он сквозь зубы наконец. — Героин. Должно быть плохого качества. — Его мускулы напряглись, и Дайна подумала, что его вырвет еще раз. — Действительно, очень плохого. Не знаю. Со мной такого никогда не случалось. — Он сжал кулаки так, что суставы побелели. Ей чудилось, что она видит, как судорожно сокращается его сердце под мертвенно-бледной кожей на груди. — Надо сделать что-то... — Его глаза сошлись у переносицы от боли. — Все как в тумане...
— Что ты...
Крис прогнулся вверх. Его губы разъехались, обнажив крепко стиснутые зубы. Он напоминал скелет, в котором внезапно проснулась жизнь.
— Ударь меня. Ударь меня. Дайна, — сумел он-таки выдавить из себя. — Ты... ты должна.
Он рухнул на постель, и она тут же прижала ухо к его груди. Ничего. Ни единого удара.
— Боже! — воскликнула Дайна. Она забралась на кровать с ногами и уселась на Криса верхом. Подняв правую руку, она сжала кулак и со всей силой, на какую только была способна, опустила его на груди Криса, стараясь вдохнуть жизнь в его угасающее сердце. Она насчитала пять слабых ответных толчков и повторила операцию, скрипя зубами от невероятного усилия. Выдержала паузу, затем ударила в третий раз. Ей казалось, что она бьет мертвое тело.
Наклонившись к его груди, она прислушалась. Ничего.
— Давай, черт тебя побери! Не умирай сейчас, у меня на руках! — Она приподнялась и ударила его еще и еще. — Пот градом катился по ее лицу, щипал глаза и печально капал на неестественно белую кожу Криса. Кровать ритмично и громко скрипела в такт ее ударам, точно они занимались любовью.
— Давай, давай, давай... Крис... не надо... давай, ну же!.. — Она повторяла так без конца, умоляя его не умирать, и в то же самое время, подхлестывая себя, не давая себе сдаться, остановиться, прежде чем исчезнет последняя надежда. Однако, по мере того, как секунды складывались в минуты, и эти минуты накапливались, остатки надежды покидали ее сердце. Наконец она заметила, что плачет во весь голос, не прекращая своих усилий оживить его. Она возненавидела себя с той же силой, с какой ненавидела его, за то, что он поступал с ней так безрассудно, заставив ее притащиться к нему бог знает куда в четыре утра лишь для того, чтобы упорхнуть от нее в никуда, подобно умирающей птице.
— Черт тебя побери! — заорала она. — Проснись! И он проснулся. Чудесным, непостижимым образом его веки затрепетали, точно он пробуждался ото сна, и сквозь пелену слез, застилавшую ей глаза, Дайна увидела, что он смотрит на нее. В тот же миг она почувствовала, как вдруг высоко поднялась его грудь, стараясь насытиться кислородом.
Остановившись, она заплакала еще громче.
— О, Крис... О, Крис. Я думала, что ты уже умер, негодяй!
Он моргнул, открыл рот, затем закрыл его и тихо промолвил.
— Я думаю, так оно и было. Правда. Дайна... не останавливайся теперь...
— Что?
— Тебе нельзя останавливаться. Ты должна продолжать... пока не будешь уверена, что я снова не отк... отключусь. — Его веки задрожали, словно ему лишь ценой огромных усилий удавалось оставаться в сознании. — Теперь нельзя... нельзя позволить мне умереть... еще раз, Дайна... Я больше... не проснусь... никогда...
Застонав, она подняла вновь и обрушила на его грудь стиснутые кулаки. Дрожь пробежала по его телу от этого двойного удара, и Дайна в ужасе вскрикнула. Однако она ударила его вновь, и на сей раз глаза Криса распахнулись. Он не мог говорить, но продолжал смотреть на нее нежным, бесконечно любящим взглядом, пока она раз за разом опускала кулаки на его грудь. И Дайна, видя этот взгляд, чувствовала, знала, что для нее сейчас самое главное на свете не дать ему угаснуть. Она понимала, что это единственная ниточка, соединяющая Криса с жизнью, и что, глядя на нее, он будет продолжать сопротивляться, не сдастся без борьбы.
Она выбивала барабанную дробь на его руках, груди, животе, бедрах, боках, даже шее. И на каждый удар он, как животное, отвечал ворчанием. Судороги пробегали по его одеревеневшему от напряжения телу. Его кожа была белой, как мел, и казалась прозрачной, как папиросная бумага.
Дайна увидела пульсацию, появившуюся в его начавших проступать на поверхность голубых венах, и закрыла глаза. Горячие соленые слезы выступили сквозь ее зажмуренные веки; ее дыхание участилось. Она всхлипывала при каждом ударе, заметив, что это придает ей силу. Наконец, ей начало казаться, что больше не нужно прилагать усилий: ее, ставшие невесомыми, кулаки сами собой взлетали в воздух и молотили тело Криса, как две кувалды.
