Еремей Парнов - Секта
Всесвятский с Корниловым попали в самую точку, но и они не представляли себе истинных масштабов операций. Кроме нескольких счетов, рублевых и валютных, секта ничем не засветила себя, но не приходилось сомневаться в ее причастности ко многим сделкам такого рода.
Всесвятский дал понять, что время «Ч» уже определено и согласовано с Интерполом. Первый удар решено нанести по исследовательским центрам, коммерческим структурам и банкам, связанным с Лигой последнего просветления. Кидин, который вошел в избирательный список блока Народная ассамблея, возможно, и вывернется, а Каменюка навряд ли. Помимо всего прочего, на нем висел военный вертолет, нелегально доставленный из Находки. Японцы прислали копию документа, подписанного самим Асахарой.
Отбросив последние сомнения, Смирнов подключил магнитофон и начал записывать Каменюку. Ему и в голову не могло прийти, какую службу сослужит начиненная микропроцессорами коробочка в самом ближайшем будущем!
Он только собирался еще раз позвонить Александру Лазо — телефон был занят, — как замигал неоновый огонек. Кто-то опять пробивался к Остапу по прямому.
Валентин Петрович снял трубку и включил запись. Каменюка оказался на месте.
— Да, слушаю.
— Привет, старый черт! Где тебя носит?
— Тю! Здорово, Иван! Как ты там?
— Хреново. Хуже некуда. Далюге с Зефковым передрались. Контракт горит синим пламенем.
— И ничего нельзя сделать?
— Пока не знаю. Не разобрался… Что у вас?
— Полный ажур! Не сомневайся.
— Она-то как?
— В порядке. Комар носа не подточит.
— Не наделает глупостей?
— Глаз не спускаем.
— Ну вы, того, не очень!
— Не боись. Все на высшем уровне. Как в «Президент отеле».
Все стало предельно ясно с первых же слов, а к концу разговора Смирнов чувствовал себя так, словно блевотины наглотался.
Он давно убедился, что Кидин способен на многое, но такой гнуси никак не ожидал. Это ж надо удумать: инсценировать похищение собственной жены! Если б избил до полусмерти, даже убил в припадке ревности, и то было б не так противно. По крайней мере понятно по-человечески.
Они с Каменюкой обсудили каждый шаг. Держать Ларису Климентьевну будут до возвращения благоверного, о чем ее и уведомят, дабы лишний раз убедилась, от кого зависит не только благосостояние, но и жизнь. Дескать, согласится отслюнить лимон — ваше счастье, нет — тут и говорить ничего не надо.
Еще неделю — пусть помучается! — уйдет на «переговоры», а там уж и сам «спаситель» предстанет во всей красе. Благородный, всепрощающий, бескорыстный. Что ему какой-то миллион, если речь идет о любимой женщине?
Насчет фиктивной суммы даже спор завязался. Иван сперва хотел назначить пять миллионов, а Каменюка уговаривал остановиться на пятидесяти тысячах, самое большее — сто. Во-первых, реалистично, а главное, будет знать свое место. Сошлись на лимоне.
И мерзко, и смешно.
Смирнов ожидал, что Каменюка назовет, хотя бы приблизительно место, где держат Ларису Климентьевну, но тот и словом не обмолвился. Кидин, по-видимому, и так знал — все было решено до отъезда.
Было, о чем задуматься.
Опустив трубку, Валентин Петрович взглянул на лежавшую у телефона визитку Лазо и содрогнулся: неужели они и его?.. Вроде бы нет — отхлынуло от сердца — с самого утра шли короткие гудки. Значит дома, висит на телефоне, волнуется.
Смирнов еще раздумывал, стоит ли уведомить горячего парня или лучше повременить, как позвонили по внутреннему.
— Вас тут Лазо спрашивает, — доложил охранник. — Пропустить или как?
— Или! Скажи, что я сейчас выйду.
«Легок, однако, на помине, но молодец, хотя в «Регенте» ему лучше не показываться».
Валентин Петрович отсоединил аппарат, запер его в сейф и поставил на место панель, закрывавшую нишу с розетками. Глянув в окно, взял зонт и направился к лифту.
Саня стоял, прислонившись к стене, перед пропускными воротами на металл. По лицу было видно, как дались ему эти деньки: осунулся, глаза запали, вокруг век чернота.
— Привет акулам пера, — протянув руку, благодушно улыбнулся Смирнов. — Давай немного пройдемся. — Он раскрыл зонт. — Какие вопросы?
— Вы что-нибудь знаете?
— Знаю, — без промедления ответил Валентин Петрович и, предваряя дальнейшее, добавил. — Жива, здорова, можно не волноваться.
— Слава Богу! Это самое главное, — Саня отер мокрое от дождя лицо. — Где она?
— Идите под зонт.
— Что случилось?
— Надеюсь, ничего из ряда вон выходящего. Я сам хотел спросить вас, но не смог дозвониться.
— Простите, — Саня с трудом перевел дыхание. Захлестнувшая горло петля ослабла, но мысли путались. — Я звонил по всем телефонам… Никакого ответа. Чуть с ума не сошел.
— Ну-ну, не стоит распускать нервы. Они еще могут понадобиться. Лучше расскажите, что вам известно, а я уж после поделюсь. Договорились?
— Конечно, о чем речь… Собственно, мне ничего не известно, — Саня изумленно развел руками, словно до него вдруг дошло, что рассказывать в сущности нечего. — Ушел, а когда вернулся, очутился перед запертой дверью. Вот и все. Остальное — эмоции.
Его исповедь уместилась в несколько рубленых фраз. Смирнов лишний раз убедился, что за квартирой следили.
— Вы когда ушли? В котором часу?
— Что-то около двенадцати.
— И куда, если не секрет?
— Это важно?
— Никогда не знаешь заранее, что может понадобиться.
— Меня вызвали в редакцию, а на обратном пути я заехал в турагентство. На все — про все ушло часа три.
— Собрались за бугор?
— На Крит.
— Надеюсь, не один?
— Н-нет, не один, — поколебавшись, ответил Саня. — Это имеет значение?
— Боюсь, что так… Пока вас не было, Ларису Климентьевну увезли.
— Кто? — взвился Саня. — Куда?
— Не надо забывать, она все-таки дама замужняя, — осторожно заметил Смирнов.
— Но Кидин в Гамбурге!
— Вы так думаете? — многозначительно улыбнулся Валентин Петрович.
— Я же звонил. Какой-нибудь час назад.
— Самому? Зачем, интересно?
— Хотелось хоть что-то узнать.
— Не лучший способ.
— Понимаю. Плохо соображал. Надо было сразу же обратиться к вам… Собственно, я так и сделал, когда мне сказали, что он в отъезде.
— Как хозяин прикажет, так секретарша и скажет, — сострил Смирнов, окончательно определив линию поведения.
— Значит, вернулся?
— Считайте, что так.
— Тогда все понятно, — закивал Саня, тяжко вздохнув. — Но почему она мне не позвонила?
— Вот этого я знать не могу. Но вы войдите в ее положение… Да и Ивана Николаевича, откровенно говоря, понять можно. Всяк борется, как умеет.
— Что же мне делать?
— Самое лучшее — ничего. Взять себя в руки, успокоиться и набраться терпения. Уверяю вас, она сама даст знать о себе.
— Вы, случайно, ее не увидите?.. Впрочем, не надо, простите… Я понимаю деликатность вашего положения.
— Не думаю. Оно значительно сложнее, чем кажется, но это мое дело.
— О вашем Олеге есть вести? — Саня виновато поежился. За собственными треволнениями он забыл о чужой беде.
— Нет.
— Извините.
Не далее как вчера, Всесвятский встречался с Корниловым. В «почтовом ящике», ще вроде бы начал работать Олег, никаких списков не обнаружили, но Константин Иванович не терял надежды. Трое арестованных опознали сына по фотографиям. Он числился аспирантом.
Смирнов обдумал три варианта действий. Если удастся засечь при прослушивании место, ще содержится Лариса Климентьевна, он все сделает сам, без чьей бы то ни было помощи. Им еще придется рассыпаться в благодарностях, делая хорошую мину. Можно воздействовать и на Каменюку, но это будет уже открытый конфликт, и наконец на самого Кидина, что приведет к тому же результату.
Терять в сущности нечего. Выбор сделан, а схватка неминуема в любом случае.
— Если мне и удастся повидаться с ней, так сказать, с глазу на глаз, я незамедлительно дам знать, — пообещал он, дойдя до угла. — Договорились? Как бы там ни было, но я почти уверен, что через неделю вы сами увидитесь.
— Думаете?
— Не сомневаюсь.
— Спасибо за все! Я так вам обязан…
— Будем держать связь, — Валентин Петрович простился с Лазо у подъезда.
Дождь припустил в полную силу, вздувая крупные пузыри на лужах. Шел последний день лета по старому стилю.
До объявленного конца света оставалось менее четырех лет, но час «Ч», назначенный Лигой последнего просветления, мог грянуть в любую минуту.
В глубине высокой арки элитного дома, что напротив американского посольства, на улице Чайковского, с биноклем в руке стоял коренастый мужчина. Только внимательно присмотревшись к его лицу, можно было увидеть еле заметные следы пластической операции. Но некому было приглядываться. Сновали прохожие, неубывающая очередь перед консульством занималась своими заботами, милицейская охрана — своими.
