Линда Ла Плант - Лучшая половина мафии (Крестная мать)
— Она не может ему заплатить! — закричала София. — Как ты не поймешь: она потратила его деньги!
Тереза улыбнулась Мойре, благодаря за поддержку, и повела плечами.
— Я сама разберусь с мистером Морено, София. А вы все поезжайте в Рим.
— Ладно, я поеду. Но не жди, что я вернусь.
Тереза прищурилась.
— Так вот в чем дело, София? Ты хочешь от нас отмежеваться? Что ж, это твое право. Можешь делать все, что твоей душе угодно, лишь бы мы могли тебе доверять. Мы можем тебе доверять, София?
София почувствовала приступ тошноты и сказала чуть слышно:
— Ты можешь мне доверять, Тереза. Надеюсь, что мистеру Морено вы также можете доверять — ради вашего же блага.
С этими словами София вышла из комнаты. Тереза наткнулась на вопросительный взгляд дочери. Роза пребывала в полном замешательстве. Она с трудом верила, что это ее мать: Тереза менялась прямо на глазах, и метаморфоза эта была пугающей.
— Пожалуй, я пойду спать, мама. — Она поцеловала Терезу в щеку, пытаясь переварить все, что услышала.
Тереза схватила дочь за руку и крепко ее сжала:
— Все, что я делаю, я делаю для вас всех, Роза.
— Спокойной ночи, тетя Мойра… Спокойной ночи, мама.
Мойра сказала, что тоже пойдет спать, потом похлопала Терезу по плечу и нагнулась к ее уху.
— Я тебя поддерживаю, — заверила она. — Он всего лишь мальчишка. Мы вдвоем с ним справимся.
Тереза осталась сидеть во главе стола, в кресле дона Роберто, задумчиво поглаживая резных деревянных львов на подлокотниках.
Грациелла вошла с чашкой горячего чая, которую принесла для себя.
— Можно с тобой поговорить, мама? — Тереза тщательно подбирала слова. — Ты сказала, что, если понадобится, мы можем взять твои драгоценности. К сожалению, мама, это время настало. Мы уже почти готовы продать наше предприятие, но у нас кончились деньги. Я хочу, чтобы все было сделано как следует, и…
Грациелла открыла сейф, достала большую, обтянутую кожей шкатулку и открыла ключом крышку. Они вместе стали разглядывать сверкающие украшения: бриллиантовую булавку для галстука, которую носил Лучано, броши, кольца… Тереза взяла в руки длинную нить прекрасного жемчуга. Грациелла, не говоря ни слова, тщательно заперла шкатулку и убрала ее обратно в сейф.
— Это настоящий жемчуг? Как по-твоему, сколько он стоит?
Тереза крутила бусы под настольной лампой, не в силах определить, что это — хорошая подделка или действительно драгоценность. Но жемчуг был крупный, прекрасно подобранный. Грациелла небрежно бросила в ответ:
— Тысяч двадцать пять, хотя скорее всего побольше. Столько мой муж заплатил за них в тысяча девятьсот пятидесятом году. Сейчас они наверняка стоят значительно дороже.
Уловив в ее елейном тоне язвительные нотки, Тереза покраснела — исключительно ради приличия.
— Спасибо, мама. Этот жемчуг пойдет на благое дело. Прости, что пришлось обратиться к тебе с такой просьбой.
Грациелла легко поцеловала ее в щеку, но Тереза не могла избавиться от привычного чувства: она недостаточно хороша для семьи Лучано.
Тереза тихо постучалась. Лука открыл дверь и отступил в сторону, слабо улыбаясь, точно удивленный ее приходом.
Эта женщина ему не нравилась. У нее был тяжелый, бесстрастный взгляд, он вызывал в нем тревогу.
— София считает, что это ты убил Пола Кароллу. Она хочет, чтобы мы сдали тебя полиции.
— Я не знаю никакого Пола Кароллу. Вы сказали, у вас есть моя сумка с ружьем, а я на это отвечу так: я пришел к Данте в клуб, он попытался меня убить, и я его застрелил защищаясь.
Она взяла с туалетного столика Библию и протянула Луке.
— Поклянись на Святом писании, что ты говоришь правду.
Он положил руку на золотой крест, оттиснутый на черном кожаном переплете.
— Я говорю только правду, и ничего, кроме правды. Да поможет мне Господь… Я должен был передать Данте упаковку героина. Он взял героин, а когда пришло время расплачиваться, решил меня убить.
Тереза положила Библию на место и достала из кармана узкий кожаный футляр.
— Этот жемчуг стоит пятьдесят тысяч долларов. Гораздо больше того, что я взяла из сейфа.
Лука даже не притронулся к бусам и с улыбкой взглянул на Терезу.
— Дайте мне пятьдесят тысяч наличными, и я уйду.
— И чтобы я больше никогда о тебе не слышала — ты меня понял? Деньги получишь завтра вечером.
София не могла заснуть — ворочалась с боку на бок, потом встала и пошла за таблетками. Пузырек из-под снотворного был пуст. Она выбросила его в мусорную корзину и порылась в выдвижном ящике ночного столика в поисках валиума. Осталось всего несколько таблеток. Ее прошиб холодный пот. Чем больше она об этом думала, тем больше отчаивалась.
Одевшись, она на цыпочках спустилась на первый этаж. Часы на лестнице пробили половину одиннадцатого. Женщины ложились спать рано — прежде всего из-за усталости. София с содроганием представляла себе долгие мучительные часы бессонницы, которые ждали ее впереди. Она вошла в кабинет, побарабанила пальцами по письменному столу (не поздно ли звонить?), наконец решилась и, сняв телефонную трубку, попросила оператора найти номер врача дона Роберто. Она не сомневалась, что он ее примет.
Одетый в домашнюю куртку доктор открыл дверь и провел ее в свой кабинет. У него было такое встревоженное лицо, что София поспешила его успокоить:
— Простите за поздний звонок. Наверное, мне надо было дождаться утра…
— Вы больны?
— Нет-нет, grazie, но вы, должно быть, знаете, что у Грациеллы бессонница? Вы не могли бы выписать какое-нибудь снотворное — могадон например? А я зайду в круглосуточную аптеку и там его получу. Вы ведь уже выписывали подобные вещи…
Он взял ручку и начал писать рецепт, потом оторвался и взглянул на Софию.
— А у вас как дела?
— О, у меня все хорошо… Да, и вот еще что: вы не дадите мне немного валиума — для моей золовки? Она очень нервничает после… Вы, конечно, слышали, что случилось в суде? Кажется, она говорила, что обычно принимает по десять миллиграммов… Она хотела привезти лекарство из Нью-Йорка, но забыла.
Доктор кивнул. Он хотел было что-то сказать, однако потом передумал и снова уткнулся в рецепт. Эти минуты показались Софии вечностью. Наконец он вырвал листок из блокнота и протянул Софии.
— Скажите ей, чтобы она не злоупотребляла этими таблетками. Может развиться зависимость. Но я понимаю, как вам всем сейчас тяжело…
Софии не терпелось поскорее уйти.
— Да, это было… нелегким испытанием для всех нас. Еще раз спасибо за помощь и понимание. Грациелла передает вам большой привет.
Он проводил ее до дверей.
— И вы, пожалуйста, передайте от меня сердечный привет всем вашим близким. Если я буду нужен — прошу вас, звоните в любое время.
Когда София ушла, он запер дверь кабинета и прошел по вестибюлю к своей квартире. Его жена смотрела телевизор.
— Все в порядке? — спросила она, взглянув на мужа.
Он вздохнул и закурил сигару.
— Да. У Грациеллы Лучано бессонница. Это приходила ее невестка София.
— Я удивляюсь, как они вообще могут спать после того, что им пришлось пережить. Ты пропустил вторую серию. Та блондинка, оказывается, вовсе ему не жена, а ее муж — отец того ребенка, которого нашли на крыльце…
Они углубились в перипетии очередной серии мыльной оперы, благополучно забыв про Софию Лучано.
София приняла две таблетки валиума и с закрытыми глазами откинулась на спинку водительского сиденья. Сама мысль о том, что у нее есть таблетки, уже успокаивала. Кто-то тихонько постучал в стекло машины. Она чуть не умерла от разрыва сердца.
— Синьора? Это я. Я вас напугал? Простите. Я сидел в баре на той стороне улицы.
София нажала кнопку, и автомобильное стекло плавно поехало вниз.
— Комиссар Пирелли? Здравствуйте. Извините, я вас не узнала… А я ездила в аптеку, покупала лекарства для мамы, Грациеллы.
— Может, выпьете со мной за компанию?
— Спасибо, нет. Мне надо отвезти лекарства домой.
— Ну пожалуйста — всего одну рюмочку! Или кофе? Видите ли, в ходе расследования всплыли некоторые детали, и мне бы хотелось поставить вас в известность. Я собирался завтра к вам заехать.
София не знала, как быть. Завтра она уезжает в Рим, и Пирелли застанет дома только Грациеллу и Морено. А это крайне нежелательно…
Видя, что она раздумывает, Пирелли улыбнулся:
— Я не отниму у вас много времени. Всего несколько минут. Знаете, терпеть не могу пить в одиночку!
В баре было много народу, и Пирелли предложил пройтись один квартал до другого бара. Где-то на полпути София остановилась возле открытого кафе: столики еще не убрали в помещение, несмотря на то что летний сезон давно кончился.