Ключ к убийству - Урса Алекс
– Имя психотерапевта? – снова раскрыл блокнот Франсуа.
– Клэр… Клэр Лэми. – Долан кивнул в сторону приемной: – Я думаю, мой секретарь сможет найти для вас ее адрес. И не пугайтесь, она дамочка с характером. Но специалист блестящий. Возможно, она сможет рассказать вам что-нибудь.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Франсуа, но все так же не мог уйти. – И все же, как вы думаете, Анжело мог убить Ксавье? – спросил он, подумав немного.
Альберт Долан поник в своем кресле и надолго замолчал.
– Я давно зарекся делать какие бы то ни было предположения. Жизнь иногда преподносит сюрпризы похлеще любого детектива. Я не знаю, кто и кого мог убить. Я знаю одно… – сказал он, и голос его треснул. – Этот старый засранец Ксавье Седу не должен был умереть вчера.
Франсуа молчал, не зная, что ответить.
– Вам приходилось терять близких людей, молодой человек? – спросил его Долан. Франсуа внезапно почувствовал каждый мускул в своем теле и на секунду позволил себе прикрыть глаза. Он не спешил с ответом. Его ответ не требовался. Но в его затылок уже дохнуло зимой, и на мгновение он опять увидел то, отчего до сих пор иногда просыпался среди ночи в холодном поту: светлый застывший взгляд, уже слегка тронутый желтизной гниения, и белое лицо, покрытое нетающим инеем. Видение проскользнуло легкой тенью между его глазным яблоком и тонким веком, и женский истеричный голос опять иглой вонзился в мозг. «Это все из-за тебя! Твоя вина! Твоя!» Франсуа привычно прогнал от себя воспоминание, а Долан тем временем продолжал: – Наверняка нет. Вы слишком молоды для этого. Позвольте дать вам совет? Не тратьте жизнь на глупые обиды и мелочные выяснения отношений. Вы можете думать, что у вас еще будет время на то, чтобы все отыграть назад. Вы можете думать, что у вас впереди все время во вселенной. Но однажды окажется, что у вас не осталось и гребаной секунды на то, чтобы все исправить. Не повторяйте моих ошибок. Я не просто потерял друга. Я потерял его дважды. Первый раз – много лет назад на главной площади Триджано в Италии. И второй раз – сегодня ночью… И не дай вам бог понять то, о чем я сейчас говорю.
Франсуа молчал, не зная, что сказать. Любые общепринятые дежурные фразы, которые он мог произнести сейчас, звучали бы фальшиво и неуместно. Альберт Долан все так же спокойно смотрел на него. Его глаза блестели чуть ярче, чем следовало бы, и были раскрыты чуть шире, чем обычно. Так бывает, когда слезы уже набежали, но еще не плачешь, хотя стоит моргнуть – и теплая капля скатится по щеке. Франсуа все понимал. Всегда неловко видеть, как плачет зрелый сильный мужчина. Он встал, кивнул на прощание и поспешил затворить дверь. В уменьшающийся зазор между дверью и косяком он увидел, как некрасиво дергаются плечи Альберта Долана на фоне еще светлого квадрата окна.
* * *Франсуа вышел на улицу и с наслаждением вдохнул теплый воздух полной грудью. Стояла прекрасная безветренная погода. Уже смеркалось. Люди собирались в кафе, чтобы пообщаться с друзьями и поужинать. Первыми, как заведено, занимались столики на улице. Пахло жаренным на углях мясом. Кто-то смеялся. Кто-то пел под гитару. Вдалеке прокатился рев мопеда и тут же стих. Вокруг кипела обычная вечерняя жизнь. Париж был, как всегда, прекрасен и полон любви ко всему живому. Детектив вдруг подумал о Ксавье Седу, лежащем сейчас в холодильнике морга с разбитой головой, и зябко передернул плечами. Повинуясь внезапному порыву, он вытащил из кармана мобильный и набрал номер Тамары.
– Можешь ничего не говорить, я видела новости, – вздохнула она. Ее голос звучал устало, но, по крайней мере, не так раздраженно, как утром. Он слышал, как где-то в глубине квартиры агукает Вадим. Против ожиданий, он не плакал. – Остаешься на работе?
– Я предупреждал тебя, что выходить замуж за полицейского плохая идея, – ответил он, вдруг понимая, что соскучился. – Как Вадим?
– На удивление спокойно, – он по голосу почувствовал, как она улыбнулась, – мне даже удалось вздремнуть два часа днем, пока он спал. А потом мы ходили гулять.
– Я люблю тебя, – произнес Франсуа искренне, – тебя и Вадима.
– И мы тебя любим, – ответила на признание Тамара. – Позвони, как сможешь. Я хочу быть уверена, что с тобой все в порядке.
Франсуа почувствовал, как к горлу подкатывает ком, и кивнул, забыв, что жена его не видит. Нажав на отбой, он перешел через дорогу и купил в первом же попавшемся кафетерии два багета с ветчиной и сыром и бутылку воды. Его ждала бессонная ночь в конторе, и, несмотря на то что аппетита не было, он понимал, что питаться все равно надо. Он уже подходил к машине, когда его мобильный ожил в кармане.
– Что-нибудь нарыл? – не тратя время на прелюдию, поинтересовался Франсуа, чувствуя охотничий азарт. Знал, просто так Басель звонить не будет.
– Да, есть кое-что, – отрывисто бросил напарник, и, судя по тому, что на этот раз обошлось без его привычных шуточек, у него было что сообщить. – Я просмотрел запись с камер наблюдения перед подъездом. Ксавье и Анжело зашли в подъезд в 01:08, и почти следом за ними в 01:13 зашел человек в толстовке с капюшоном. Судя по движениям, достаточно молодой. Явно прятал лицо от камеры. Возможно, нервничал. Я только что завершил поквартирный обход, его никто из жильцов не опознал по фотографии. То есть он не проживает в этом подъезде и ни к кому не приходил в ту ночь.
– Интересно, – пробормотал Франсуа, чувствуя адреналин под кожей. Одной рукой он открыл дверцу машины и забрался в салон. – И во сколько этот тип вышел из подъезда?
– Это самое интересное, – хмыкнул Басель на том конце провода, – он не выходил.
Франсуа почувствовал, как мурашки бегут по спине.
– Я еду в контору, – бросил он, – встретимся там.
Глава 4
Басель Ромм был вторым ребенком в многодетной семье выходцев из Алжира. Его отец работал на трех работах, чтобы прокормить семью, и в результате из-за непосильного труда умер от инфаркта, когда Баселю едва исполнилось двенадцать лет. После его смерти мать пошла продавать фрукты на рынке, чтобы обеспечить своим пятерым детям хоть какое-то существование. Семья проживала в районе Клиши-су-Буа, куда не решались совать свой нос простые смертные. Их можно было понять: Клиши-су-Буа был настоящим гетто эмигрантов с самым высоким уровнем преступности во Франции. Там на улицах день и ночь не смолкала заводная арабская музыка, привычно мелькали разнообразные национальные одежды, начиная от арабских куфий, гвинейских бубу и заканчивая индийскими сари. Прямо на тротуарах валялись гниющие кучи мусора. В кое-как слепленной пятиэтажке, где проживало семейство Баселя, царили свои нравы. Соседи запросто выбрасывали всякую дрянь прямо в окно, в результате чего дерево напротив окна Роммов, словно рождественская елка, было увешано какими-то тряпками, обрывками туалетной бумаги и драными целлофановыми пакетами. Кругом беспрестанно орали дети, готовилось какое-то вонючее варево, приправленное специями, и каждый вдох казался отравленным бесперспективностью.
Когда Баселю было шестнадцать, Бернар – его старший брат – пропал без вести. Бернар был выше, умнее и красивее Баселя. Он хорошо играл в баскетбол и подавал большие надежды. Но, как и девяносто процентов молодежи в гетто, связался не с той компанией. Мать продолжала верить, что однажды сын вернется. Басель понимал ее – ей так было легче. Сам он, обладая звериным чутьем и нечеловеческой интуицией, знал точно – брата больше нет. Связь, которую он чувствовал с любым членом семьи, – тонкая теплая ниточка, – с этой стороны оборвалась. А главное, Басель ощущал холодное дыхание смерти в свой затылок. Знал стопроцентно: он – следующий. В гетто не прощали толерантности. Любой подросток обязан был примкнуть к одной из враждующих группировок. Это обеспечивало нестабильный приработок от продажи наркотиков, героиновую зависимость, и смерть – вариативную, но неизбежную – в молодом возрасте от случайной пули в одной из бандитских разборок или от передоза. Но Басель Ромм определенно не хотел такой судьбы ни для себя, ни для своего младшего брата и двух сестер. Он не хотел умирать. Жизнь Басель любил до одури и знал наверняка, что будет бороться за каждый глоток кислорода. Поразмыслив немного, он справедливо рассудил, что уж если и таскаться с пушкой в кармане, то лучше делать это на законных основаниях. Такое умозаключение привело его в школу полицейских. Там на протяжении нескольких лет Басель совмещал учебу с работой ночным барменом и приготовлением завтраков в отеле. Скопив немного денег, он перевез семью в относительно спокойный район Парижа и лишь тогда смог вздохнуть с облегчением.
