Лес - Тюльбашева Светлана
От найденной в доме карты особо не было толку: мы понятия не имели, где находимся. Может, мы вообще уже в Финляндии и, когда выйдем из леса, увидим не разбитый асфальт и бабушку, продающую пирожки у обочины, а гладкую аккуратную дорогу и фермера Йоханнеса.
Мы видели на карте, что похожих безлюдных озер в Карелии были десятки, определить, какое из них наше, было невозможно, но в любом случае выглядело так, что правильнее двигаться на юг: там больше деревень. Мы собрали вещи: закутали спички в полиэтилен, из него же сделали что-то похожее на куртки, взяли остатки чая, сахара, кастрюлю — и двинулись на юг.
Погода портилась. Ночевать в лесу без костра стало невозможно, однажды ночью выпал снег, но, слава богу, у нас теперь были спички, и вечерами мы разводили огонь и следили за ним по очереди. Идти стало тяжелее, казалось, передышка в доме не принесла новых сил, а отняла последние. Мы выпиливали зарубки на деревьях, чтобы, если что, вернуться обратно к дому. У меня снова начались головные боли.
— А почему ты после развода с отцом осталась? — спросила я однажды Лику.
Последние дни мы почти не разговаривали, молча шли по лесу друг за другом, стараясь двигаться точно по прямой.
— Да это как-то не обсуждалось, — сказала она. — Отец просто сказал, что я остаюсь с ним, и все. И забрал меня. Мама с ним боялась спорить.
— Круто. Обычно отцам плевать на своих детей, а он тебя забрал.
— Мой отец — сложный человек. Я в детстве его очень боялась, хотя он не бил меня, ничего такого. Но я все равно его боялась. Я хотела остаться с мамой, но меня никто не спрашивал, как ты понимаешь. Сейчас я лучше отца понимаю, он хороший человек и любит меня очень, но в детстве мне он казался настоящим монстром. Я только недавно поняла, что мне с ним на самом деле очень повезло.
Мы остановились. Я выпиливала черточку на сосне, Лика, воспользовавшись моментом, села на землю и обхватила ноги. Небо заволокло низкими серыми облаками. Снова начинался дождь.
17
Дождь лил три дня практически без остановки. Полиэтилен больше не спасал, мы промокли и продрогли. Развести костер не удавалось; мы пытались сделать небольшой домик из веток и развести огонь внутри него, но ничего не получалось. Мы больше не спали: было понятно, что если заснем, то уже не проснемся. Стало слишком холодно.
Я продолжала идти и пыталась подбадривать Лику, но на самом деле уже сдалась. Я понимала, что нам не выжить. Мы делали остановки часто, слишком часто, было ясно, что после очередной остановки мы не сможем идти дальше. Так и произошло.
В тот день мы присели отдохнуть на минуту, Лика привалилась к сосне. По полиэтиленовому капюшону стучал дождь. Болели глаза, уши, в голове шумело. Ноги, руки, живот — все было мокрым, я будто была наполнена водой изнутри, еще немного, и я впитаюсь в мох, уйду под землю, стану ее частью. Пока снег не накроет мое тело... Стук дождя по капюшону. Резкий запах хвои и мха.
— Знаешь, сказать хотела. Ты про болото и водяного или еще какую-то чертовщину рассказывала, нужно было тебе в ответ рассказать, но я не хотела еще больше нас накручивать. Я тоже видела кое-что в детстве. Я из дома тогда убежала в лес, думала, там лучше будет. И заблудилась. Ходила по лесу, кричала, ночь наступила. Из-за деревьев стали тени выходить, они подходили ко мне, трогали, тормошили, шептали мне на ухо всякое. Я под дерево какое-то забилась, уши закрыла и кричала, звала, но никто не пришел на помощь. А потом утро наступило и тени исчезли. И я смогла найти дорогу каким-то чудом. Боялась, что родители на этот раз точно меня убьют, но они спали еще и не заметили, что меня ночью дома не было. Я через окно залезла в свою комнату, одежду грязную спрятала под кровать. Потом соврала, что не знаю, где она. Надо было постирать и высушить самой, я глупая была еще, маленькая. Но я не об этом хотела сказать. Тени в этом лесу — они такие же, как в моем детстве, и точно так же ничего не делают, только пугают. Может, это призраки умерших тут людей, как думаешь? И они не могут на нас напасть, могут только пугать. Или, может, нет здесь ничего и их вызывают головная боль и усталость.
Лика не отвечала. Я повернула голову — она лежала, привалившись к сосне, ее голова была повернута от меня.
— Лика?
Она не отвечала. Нужно было встать и подойти к ней, черт возьми, тащить ее, что ли, придется. Я попыталась встать, но не хватило сил, я сразу упала обратно, ударившись позвоночником и ребрами о шершавый ствол сосны. Тела будто не осталось, одни кости. Жаль, что было слишком холодно, чтобы раздеться и посмотреть на себя, наверное, меня впечатлила бы эта картина.
— Лика, вставай, идем.
Она не шевелилась, я видела часть ее щеки и упавшие на лицо грязные запутанные волосы.
Многие думают, что они почувствуют что-то особенное перед тем, как что-то с ними случится, будет какой-то знак, дурной сон, каркнет ворона, я не знаю. Что жизнь подаст им сигнал и сделает предупреждение.
Как человек, с которым однажды что-то случилось, могу сказать, что все выглядит не так. В жизни никто никого ни о чем не предупреждает, самое страшное всегда происходит внезапно. В то утро мы были уставшими, промокшими и замерзшими, в общем, как и все последние дни. Вороны каркали не громче обычного. Лес шумел не страшнее обычного. По лесу шли тени, пугающие, но ничего не делающие. Мы планировали продолжать идти, ведь лес большой, но не бесконечный, из него нельзя не выйти, если двигаться все время по прямой, это просто невозможно. Я чувствовала, что нам не выйти из этого леса, но я не ожидала, что все закончится именно в этот день и именно так.
Дождь бил по плечам слабее, видимо, начинал заканчиваться. Я сидела, прислонившись острым, будто голым позвоночником к дереву, и смотрела на небо. С серых туч, таких низких, что казалось, они задевают верхушки деревьев, падали крупные капли. Я подумала, что нужно встать и пойти к Лике, растормошить ее, но сначала надо немного отдохнуть. На секунду я закрыла глаза и вдруг оказалась на своей маленькой кухне с желтыми обоями в цветочек. В квартире было тепло и уютно. В окне виднелись ряды серых типовых девятиэтажек. На полочке в углу стояли бабушкины иконы, которые я так и не решилась выкинуть. Я прислонилась к спинке кухонного диванчика и прикрыла глаза. Наступила темнота.
. . .
Старая Анна исчезла в день, когда Гриша прыгал с тарзанки в озеро. Это был один из лучших дней того странного лета, и мальчик хорошо его запомнил. Утром он сидел на кухне и быстро доедал кашу — ребята уже ждали его на бревне у дома № 5. Накануне он нашел в сарае моток крепкой веревки, оставалось найти какую-нибудь классную толстую палку, и можно будет сделать тарзанку.
В соседней комнате работал телевизор, шла одна из таких передач, в которых все на всех орут. Голоса говорили громче, похоже, назревала драка. Гриша схватился руками за стол, наклонился назад, балансируя на стуле, и заглянул в комнату через дверной проем. В студии с желтыми диванами голосили люди.
— Я раньше тоже пила по-черному! — кричала черноволосая тетка с густо накрашенными губами. — Но, когда у меня ребенок появился, бросила вмиг! Потому что для матери ребенок...
— Вы меня не смейте винить, вы моего мужа не знаете! — кричала в ответ тетка с красным лицом. — Вы с ним поживите с мое, вы сначала поживите...
— Спасибо, но ваш муж нам не нужен, — сказала бабушка и щелкнула пультом. Телевизор утих. — Гриша, не смотри всякую дрянь, от нее мозги разжижаются, сколько раз объяснять. Чернику будешь?
Бабушка подошла к холодильнику и задумчиво посмотрела на дверцу, будто вспоминая, зачем к нему подошла. Передвинула красный пластиковый квадрат на календаре. Июль, виды Карелии, сосновый лес на берегу безлюдного озера. Гриша молниеносным движением размазал остатки каши по тарелке, засунул ее в раковину и открыл воду.
— А я уже доел.
Бабушка бросила взгляд на тарелку, затопленную водой. По ее выражению лица было непонятно, что она думает.
