Сергей Трахименок - Феномен Бубна

— Странно, а я ничего не заметил, — сказал Борис. — Почему?

— Что почему?

— Почему ты слышала это, а я нет?

— Потому что я боюсь за тебя, — сказала Алина через некоторое время. — Давай уедем отсюда.

— Знаешь, а я не чувствую никакой опасности.

— Потому что ты мужчина, а вам, мужчинам, не дано ее чувствовать.

— Не скажи, я многе чувствую и даже могу предвидеть. Я, например, предсказал гибель водителя джипа на шоссе Минск — Брест.

— Давай уедем отсюда, а то у них длинные руки.

— У кого?

— У тех, кто так скрытно и беспардонно нас фотографирует.

— Давай, — согласился Борис.

Он набрал номер телефона директора.

— Привет, начальник, — сказал Борис, — не мог бы ты завтра подъехать в славный город Брест и забрать меня с будущей супругой?

— Ты чего молчишь? Ошалел, что ли?

— Есть немного.

— А от чего? От первого или второго?

— И от первого, и от второго.

— Ну тогда все нормально. Так приедешь?

— Неожиданно это все как-то, — сказал директор, — давай я подъеду послезавтра, а то у меня на завтра куча дел запланирована.

— Давай, — согласился Борис и выключил телефон.

— Что он сказал? — произнесла Алина.

— Он заедет за нами послезавтра, а пока ты собери вещи. Но много не бери, самое ценное. Я хочу, чтобы у тебя там началась новая жизнь.

— Разве можно избавиться от груза жизни прошлой? — спросила Алина.

— Отчасти можно, если перепрограммировать себя.

35

— Да я все понял, не волни, — сказал Петруха.

Он сидел в своем кабинете за столом, перед ним стояла коробочка с кормом для рыб.

— Я же сказал тебе, не беги впереди паровоза. Отбой.

Он отключил мобильный, встал из-за стола, взял в руки коробочку и направился к аквариуму.

Однако что-то мешало ему приступить к своему обычному занятию. Он поставил коробочку на рамку аквариума и стал смотреть, как черные скалярии тыкались губами в стекло, ожидая корма.

Занятие это прервал начальник службы безопасности.

— Борис собирается линять, — сказал он, входя в кабинет.

— И потому ты входишь ко мне без стука? — спросил его Петруха.

— Простите, босс, — виновато произнес начальник.

— Ты откуда знаешь, что Борис собирается линять? Ты прослушиваешь его телефоны?

— Нет, но у меня другие источники информации.

— Любопытно, кто? Алина, директор?

— Нет, босс.

— Понятно, у тебя источники второго эшелона, которые не общаются с Борисом непосредственно, но почему-то могут заглянуть Борису под черепушку и сообщить, что он собирается линять. Так?

— Нет, босс. Под черепушку они ему заглянуть не могут. Но если собирать данные по крупицам в окружении объекта, который представляет интерес, то можно точнее установить те мысли, которые у него в черепушке.

— Например?

— Например, тот факт, что Алина попросила соседку присмотреть за квартирой.

— Все ясно, этому тебя в школе милиции научили?

— Этому меня научила жизнь.

— Ну, хорошо, думаю, что множество деталей от мелких источников дают более достоверную информацию, чем один крупный источник. Что ты хотел мне сказать?

— Я хотел спросить.

— Что?

— Что будем делать?

— Как говорит один из моих, — здесь Петруха сделал акцент на слове моих, — источников информации, проведем эксперимент.

36

Алина стояла посередине комнаты и смотрела на хозяйственные сумки, которые располагались полукругом вокруг журнального столика.

— Не слишком ли много сумок? — спросил Борис.

— Хочется, чтобы на новом месте у нас все было, — ответила Алина.

— Понятно, и у тебя плохо с сумками.

— Нет, — сказала Алина со смешком, — с сумками у меня хорошо, без сумок плохо.

— Не хватает сумок?

— Да в три сумки наше хозяйство не помещается.

— Мы же договорились, только самое необходимое.

— Конечно, конечно, — ответила Алина, вынимая из шкафа альбом с фотографиями.

— Дай посмотреть, — сказал ей Борис.

Алина протянула ему альбом. Борис открыл альбом и увидел вложенный в него помятый снимок, рамку которого Петруха разбил о стенку три года назад. Он долго рассматривал фотографию. Затем подошел к зеркалу и стал смотреть на свое отражение.

— Я действительно похож на него? — спросил он.

— Да, — ответила Алина, — ты действительно похож на него, и не только внешне.

— Послушай, — сказал он ей, — ты никому не говорила о нашем отъезде?

— Нет, хотя. я просила соседку присмотреть за квартирой в мое отсутствие. Борис присел на диван и, как бы раздумывая о чем-то, спросил.

— Ты случайно оказалась в том ресторане?

— Нет, мне позвонил какой-то мужчина и сказал, что в кафе видели парня, похожего на моего бывшего мужа.

— Кто этот мужчина?

— Я не знаю, но не хочу, чтобы ты его искал.

— Почему?

— Потому что я тебя могу потерять опять.

— Что значить опять?

— Я не скажу тебе почему, не хочу и все.

— Как знаешь.

— Я схожу в магазин, — сказала Алина.

— А он далеко? — спросил Борис.

— Да нет, за углом.

— Погоди, — ответил Борис, — я сам схожу.

— Почему ты?

— У меня нехорошие предчувствия.

— Будь осторожен, — сказала Алина, — я боюсь вновь тебя потерять.

— Хорошо, хорошо. Никому не открывай дверь, — ответил Борис.

37

— Привет, коллега, — сказал опер по имени Валентин своему старшему товарищу, входя в кабинет. — Какие будут новости или указания?

— Ты был прав, — ответил тот, — Петруха зашевелился, дело идет к концу. Нужно докладывать генералу.

— Погоди, Миша, — сказал Валентин, — это дело надо обмозговать.

— Ну вот и мозгуй, тридцать секунд тебе на это.

— Тридцать маловато.

— Возьми еще тридцать, но больше ни-ни. В чем ступор?

— Миша, мы сейчас ему все доложим, и он нас на казарменное положение посадит.

— Конечно посадит.

— А вдруг это финт?

— А вдруг не финт и мы опоздаем с реализацией.

— Не опоздаем, Петруха у меня под полным контролем.

— Да я не о том, мы опять подставляем этого парня, как когда-то Бубна.

— Он сам выбрал эту дорогу.

— Это Бубен выбрал дорогу сам, точнее, дорога выбрала его. А этот парень тут при чем?

— Миша, ты что-то мнительный стал больно. А этот попал под раздачу, только и всего.

— Но сейчас другое время, — сказал Михаил, — не то, что было тогда. Я его помню — полнейшая потеря управления. Время полного беспредела. И только оно не могло не породить с одной стороны преступников-беспредель- щиков, а с другой стороны таких оперов-розыскников, как Коля Бубен.

— Почему? — вяло спросил Валентин.

— Потому что сила действия беспредела должна быть уравнена силой противодействия. Во времена беспредела появляются опера-беспредель- щики. И они уходят со сцены, когда обстановка стабилизируется, — сказал Михаил.

— Ну да, — ехидно заметил Валентин. — И тогда все менты становятся похожи на Анискина, который всей деревней ищет похищенный аккордеон.

— Совершенно верно. Таким образом, чтобы не появлялись Бубны, нужен покой. И тогда менты будут похожи на Анискина.

— О чем мы спорим, — сказал Валентин, — мне все равно, с кем работать, с Бубном или Анискиным.

— Ну не скажи. Ведь условия, при которых появляются Анискины, существенно отличаются от условий, в которых выковываются Бубны.

— И что из этого?

— А то, что во времена Анискиных не было оборотней в погонах.

— А во времена Бубна?

— А во времена Бубна, подумай сам, — сказал Михаил.

— На что ты намекаешь?

— Почему намекаю, я совершенно четко в этом уверен. И перед реализацией нашей операции хочу тебе сказать, что три года назад операция с Бубном провалилась не из-за войны кланов Матура и Петрухи.

— А из-за чего?

— Кто-то из наших сдал Бубна бандитам.

— Не может быть, — сказал Валентин и побледнел.

— Может, Валя, может. Все за это говорит.

— А мне кажется, ты не прав. Он погиб не потому, что кто-то их наших сдал его. Он должен был погибнуть. Срок жизни опера-беспредельщика такой же, как и у бандита — пять-шесть лет. Все его ребята ушли еще раньше.

— Бубен был заговоренный, говорят, он знал секрет, как выжить в экстремальной ситуации, — сказал Михаил.

— И ты веришь этим сказкам? — ответил Валентин.

38

Борис пробежался по магазину, купил хлеб, колбасу, овсяное печенье и стал в очередь в кассу.

Машинально он полез в карман и не обнаружил бумажника. Борис вышел из очереди и проверил все карманы. Он мог дать голову на отсечение, что, входя в магазин, ощущал бумажник в кармане брюк.

Борис вернулся к полкам, на которых брал продукты и, к своему удивлению, обнаружил свой бумажник на столе для разрезки хлеба.