Ник Гоуинг - Петля
Заместитель председателя ухмыльнулся.
— Но вы же двадцать минут назад вернулись из клиники, где лежит Поляков. О чем беседовали? О погоде? Или о том, какую девочку вы использовали в последний раз? И какая будет у вас нынешней ночью?
Марченко молчал.
— Ну, и как, генерал Виктор Петрович? — настаивал Зорин.
— Я выяснил, что Поляков в тяжелом состоянии и пока еще не может вспомнить все в деталях.
— Это не совсем то, о чем медсестра товарищ Черняева доложила нам всего лишь несколько минут назад по телефону.
— Но я вам говорю, что было на самом деле, товарищ заместитель Председателя. — Марченко снова заговорил сугубо официальным тоном.
Но ясно было, что Зорина он не убедил, того не волновало ни физическое, ни моральное состояние полковника.
— Поляков опозорил наше учреждение. Его следует уволить.
По личному опыту Марченко знал, какое наслаждение испытывает Зорин, распекая подчиненных. Но Виктор Петрович также понимал, что его долг — защищать каждого своего офицера.
— Уж не ослышался ли я, товарищ заместитель Председателя? Обычно КГБ с большим терпением и настойчивостью проводит операции по вызволению своих агентов, задержанных в западных странах. Это вопрос высокой профессиональной чести. Московский Центр прибегает даже к арестам невинных иностранцев, чтобы поторговаться насчет обмена. В том числе и когда наши агенты оказывались вовлеченными в насильственные и вооруженные операции. Но сейчас вы приказываете не поддержать, а уволить человека, действовавшего отважно и весьма профессионально, в соответствии с моими приказами, которые предусматривали даже насилие при выполнении задания, в том числе и с риском для жизни. Товарищ заместитель Председателя, это несправедливо и неприемлемо. Я протестую.
Зорин впился глазами в Марченко:
— Освободите товарища Полякова от обязанностей. Вы понимаете? Изгоните его из КГБ.
Он оперся руками о стол и нахмурился. Марченко понял это как молчаливый приказ выйти вон.
Марченко всегда презирал Зорина. Теперь он презирал его еще больше. Но на какой-то момент у него появилось чувство удовлетворения.
Глава 8
Это было не в натуре Марченко, но он должен был отблагодарить Полякова.
Генерал вернулся в свой кабинет и устроился около распределительного щитка с дюжиной персональных аппаратов. Имена и телефонные номера чиновников КГБ, начиная с Председателя и дальше вниз, были отпечатаны на пространном листе, занимавшем все место от одного края стола до другого и прикрытом толстым стеклом. А в личной записной книжке, что хранилась в нагрудном кармане, числилось еще больше сотни телефонов нужных лиц.
Он нашел номер Наташи и позвонил ей.
— Товарищ Трофименка. Это Виктор. Виктор Марченко.
То, что разговор предстоял не служебный, он подчеркнул особым способом, им обоим известным. Конечно, фамилия Наташи была на «ко»: Трофименко. Но в шутливых личных общениях Марченко прибегал к окончанию фамилии в женском роде, тем самым подчеркивая не просто пол майора, но и характер их отношений и тон предстоящей беседы. И еще: говоря с Наташей, он никогда не упоминал свое звание. В конце концов, между генералом КГБ и майором их службы существовали связи не вполне, так сказать, официальные.
— Олег вернулся. Твой человек снова в Москве.
Марченко любил интриговать и всегда делал это с наслаждением.
— Мой человек? — ответила Наташа, никак не реагируя на подначку. — Я думала, что вы являетесь моим человеком, Виктор Петрович. Вы некогда вроде любили меня. Не так ли? И даже гордились этим.
Будучи молодым лейтенантом, она уступила его домогательствам. Марченко был пьян, но Наташа переспала с ним. Она тогда занималась промышленным шпионажем в разделенной Германии. Довольно скоро Марченко пресытился ее молодым телом и отстранился от нее, хотя Наташа не только одаривала его любовью, но и делала все, что могла, ради его карьеры. Сейчас, когда ей было уже тридцать пять, она ненавидела себя за прежние отношения с Виктором. Она не простила Марченко то, что он публично оскорбил ее в клубе КГБ всего полгода назад. Но она все же не могла игнорировать бывшего любовника. Генерал был как-никак главой Второго главного управления, ответственного за расследование экономических преступлений, ее непосредственным начальником.
Несколько месяцев назад капитан Трофименко вернулась после очередных четырех лет работы в качестве нелегального агента КГБ в Западной Германии. Под видом легкомысленной преподавательницы гимнастики ей удалось завербовать четырех крупных западных чиновников, они давали весьма ценные материалы. Лишь разрушение Берлинской стены и крах Восточной Германии вынудили Наташу возвратиться в Москву — оказалось, весьма вовремя, ибо немецкие контрразведчики успели разоблачить ее. Но дело было сделано, и недавно за безупречную службу ей присвоили звание майора.
— Наташа, мне кажется, ты должна восстановить контакт с Олегом, — сказал Марченко. Он сидел, раскачиваясь в кресле взад-вперед и устремив взгляд на семейную фотографию в приоткрытом ящике стола.
— Для удовольствия или для дела? — несколько смущенно спросила Наташа.
— Это уж расценивай как тебе угодно, но встреться с ним.
Марченко говорил сейчас таким проникновенным сладким голосом, что мог бы заработать большие деньги, если бы был рекламным агентом. Так он обычно разговаривал с Наташей, когда хотел получить от нее порцию любви.
— Но почему я? — прямо спросила Наташа. — Вы же теперь воспитываете других девиц. Этих пышечек с пухлыми губами, только что начавших заниматься в тренерской школе? Я не думаю, что в задуманном вами деле, связанном с Олегом, вам непременно нужен опытный сотрудник в чине майора.
— Олег вспоминает о тебе, — соврал Марченко. — Он совсем недавно говорил мне об этом. И с ним произошел несчастный случай, Олег нуждается в твоей поддержке. Именно твоей, а не пышечки с пухлыми губами, как ты изволила выразиться.
— Не совсем поняла, о какой поддержке речь. Переспать? А может, он этого вовсе не хочет, да еще больной.
В поведении Наташи сквозили враждебность и недоверие. Она не любила Марченко. Что касается Полякова, то она разика три-четыре повалялась с ним в постели, но относилась к нему как к профессиональному работнику, достойному подражания; как мужчина он остался ей безразличен, а прямой, в сущности, приказ Марченко лечь под Олега был оскорбителен.
Голос Марченко стал более настойчивым.
— Олег хороший офицер. Сама знаешь, с дерьмом никогда не связывался. Он выполнял задание Центра. Вышел один на один с узбекской мафией. Я не могу посвящать тебя в детали, но скажу, что он проявил большую храбрость и сейчас в тяжелом состоянии лежит в кунцевской больнице. Твои чувства — твое личное дело, но его самочувствие для нас значит многое. Он нужен Центру в добром здравии и в полном порядке. Прошу тебя, прими любые меры, чтобы Олег не оказался пенсионером.
Марченко понял, что Наташа сделала глубокую затяжку сигаретой, и почувствовал, как ее настороженность и недоверие постепенно тают.
— Можешь рассматривать мою просьбу как личное одолжение или как приказ, майор Трофименко. В любом случае, надеюсь, ты справишься с заданием.
Наташа отметила: назвал «Трофименко», не в женском варианте. И еще она терпеть не могла, когда Марченко употреблял в разговоре ее звание. Это означало, что положение серьезное и у нее нет выбора.
— Начинать сейчас или немного погодя? — спросила она, еще пытаясь отшутиться, хотя понимала: это бесполезно.
Марченко загонял ее все дальше.
— Ты должна навестить его немедленно. Я пришлю машину.
— Дерьмо вонючее, — пробормотала Наташа в сердцах и швырнула трубку.
Поездка в комитетской «Волге» из новой удобной квартиры на Ленинградском проспекте до кунцевской больницы заняла полчаса. Когда Наташа вошла в одноместную палату, она увидела, что койка Полякова пуста и вокруг нее собрались медики, спорящие о чем-то друг с другом.
— Чего вы хотите? — грубо спросила посетительницу, видимо, старшая медсестра с пышной грудью, пучком каштановых волос, не в меру накрашенная. — Повидаться? Мы, можно сказать, собрали его по частям, и Поляков обязан получше к нам относиться. А он даже не поблагодарил. — Она прямо кипела от возмущения и схватила Наташу за руку, чтобы та выслушала до конца. — Полковник вылез из кровати, выкрал свою одежду из шкафа и исчез.
Наташа предъявила служебное удостоверение, чтобы избежать дальнейших жалоб. Сестра кивнула понимающе.
— Работаете с ним или вы его любовница?
Еще недавно такой вопрос был бы даже не просто хамским, но и преступно неуважительным к КГБ. Но теперешний разгул так называемой гласности и анархии привел к тому, что никто ничего не боялся. Настало время нескрываемой злобы, инсинуаций и сведения счетов. Трофименко смолчала.
