Реймонд Хаури - Убежище
Миа как безумная умоляла и понукала водителя, который с трудом выбирался из пробки, задевая бампером другие машины. Сопровождаемые проклятиями и угрозами, они с трудом выбрались на свободную дорогу.
Однако по мере приближения к пешеходной зоне движение становилось еще более плотным, и им пришлось сбавить скорость. Миа увидела, как примерно в ста ярдах впереди Эвелин вышла из такси и пропала в толпе.
— Вон там, это она! — возбужденно закричала она, но тут же сникла, сообразив, что стоит в пробке. Между ней и Эвелин простиралось целое море крыш застопоренных машин, остановленных одним-единственным регулировщиком с внешностью библейского Моисея, в то время как с обеих сторон поперечной улицы хлынули сотни машин.
Миа пыталась найти просвет, куда они могли бы прорваться, и вдруг увидела, как андроид и его приятели вылезают из «БМВ», застрявшего в той же пробке, и протискиваются между машинами, направляясь следом за Эвелин. Вокруг кишели толпы людей — из-за страшного зноя здесь принято обедать в девять, а то и позже, а в такой мягкий октябрьский вечер все устремлялись в пешеходную зону с множеством ресторанов, открытых почти до утра. Миа оказалась перед необходимостью срочно принять решение. Одно дело — догонять Эвелин, находясь в относительной безопасности салона автомобиля, пусть и с довольно бестолковым водителем. И совершенно другое — догнать мать пешком и, возможно, привлечь к себе внимание ее преследователей.
Но могла ли она раздумывать?
Сунув водителю десять долларов — американские доллары являлись в Бейруте самой предпочтительной валютой, — Миа с отчаянно бьющимся сердцем выскочила из такси и стала зигзагами пробираться между вплотную стоящими машинами, надеясь, что дурное предчувствие ее обмануло, и лихорадочно соображая, как быть, если оно окажется верным.
Глава 6
С самого появления Фаруха в Забкине у Эвелин буквально голова пухла от множества вопросов. Верный своему слову, нервно затягиваясь сигаретой, он уже ждал ее у башни с часами, находившейся в центре на площади Этуаль.
Этой башне возрастом больше ста лет суждено было стать свидетелем жестокой гражданской войны, и она чудом уцелела, хотя стояла на печально известной Зеленой линии, отделявшей Западный Бейрут от Восточного. Почти пятнадцать лет ушло на то, чтобы тщательно восстановить каждый зубец замечательного образца турецкого зодчества, и вот она возвышается над городом, где вновь бурлят злоба и ненависть. На башне трепещут ливанские государственные флаги и транспаранты с антивоенными лозунгами, а ее фундамент покрывают граффити, изображающие ужасы недавней бойни.
Фарух выбрал удачное место для встречи. Площадь так и кишела людьми. Одни восхищенно замирали перед устремленной в высоту башней, другие направлялись в рестораны или магазины, третьи уже возвращались домой с покупками или увлеченно болтали по сотовым телефонам, не замечая ничего вокруг. В такой толпе легко затеряться, а именно это ему и требовалось. Плюсом было и то, что на краю площади располагалось здание парламента, вокруг которого расхаживали вооруженные солдаты.
Как только Эвелин подошла, он сразу погасил сигарету и, настороженно взглянув через ее плечо, повел ее от башни на одну из шумных торговых улиц, лучами разбегавшихся от центра.
Обойдясь без обмена приветствиями, Эвелин сразу спросила:
— Фарух, объясните же мне, что происходит? Почему вы считаете, что Хаджи Али погиб из-за всего этого? Что с ним случилось?
Фарух остановился на тихом углу у закрытой торговой галереи. Повернувшись к Эвелин, он дрожащими пальцами извлек и закурил очередную сигарету. Он помрачнел, подавленный тяжкими воспоминаниями.
— Когда Абу Барзан — мой приятель из Мосула, — когда он в первый раз показал мне предметы, которые пытался продать, я сразу подумал про вас — из-за этой рукописи с уроборос. Остальное… Там, конечно, были очень интересные вещицы, но я знал — вы не захотите связываться с таким делом. Но должен вам сказать, что другие вещи очень ценные, а я уже сказал: мне нужны деньги, чтобы навсегда убраться из этой проклятой страны. Я пытался связаться с некоторыми из моих клиентов, которые… скажем так, были не слишком разборчивы, но их оказалось не так много. Поэтому я попросил Али тоже поспрашивать его клиентов. У него другие клиенты, они не задают вопросов… И я очень торопился, мне нужно было найти покупателя раньше, чем это сделает Абу Барзан, хотя бы мне и пришлось поделиться своей долей с третьей стороной, вроде Али. Половина лучше, чем ничего, а если бы Абу Барзан продал их раньше меня, я остался бы с носом. Так вот, я обо всем рассказал Али и отдал ему фотокопии снимков, которые передал мне Абу Барзан. — Фарух горестно покачал головой, словно упрекая себя за ужасную ошибку. — Фотокопии всех картинок.
Фарух крепко затянулся, как будто хотел успокоиться, прежде чем перейти к самой тяжелой части рассказа.
— Уж не знаю, кому он их показывал, а только он пришел ко мне меньше чем через неделю и сказал: у него есть покупатель, который берет всю партию по предложенной цене. Сразу всю партию! Я хотел исключить из нее книгу с уроборос — я помнил, как вас интересовали любые вещи с этим символом, и думал: из-за нее вы согласитесь помочь мне продать остальное или хотя бы найти мне работу в Бейруте. Поэтому я велел Али сказать покупателю, что он может получить все вещи, которые он видел на снимках, кроме книги, но в возмещение мы дадим ему небольшую скидку. Али согласился. Это было вполне разумное контрпредложение, ведь две алебастровые статуэтки стоят гораздо больше, чем мы просим за всю партию, а что касается книги… Я решил — они обойдутся и без нее. — Он с трудом сглотнул. — Здорово же я ошибался!
Примерно неделю от него ничего не было слышно. Потом как-то утром мне позвонила его жена. Она была в ужасном состоянии и рассказала, что к нему в лавку заходили какие-то мужчины, не иракцы. Она думает, они были сирийцами и, может, даже… — Фарух потер лоб, как будто даже само слово вызвало у нее сильную головную боль. — Может, даже из мухабарата.
Мухабарат.
На Ближнем Востоке каждый знал это слово, и все произносили его только шепотом. Сама Эвелин узнала его одним из первых, когда появилась в Бейруте много лет назад. Буквально оно обозначало «информация», «сообщение», но в этом смысле его давно уже не употребляли. С тех пор как оно стало кратким обозначением тайной полиции, безжалостных «осведомителей», без которых не может обойтись ни один тиран. Не сказать, чтобы подобные агентства международной разведки являлись редкостью на Ближнем Востоке. В тревожный и жестокий новый мировой порядок XXI столетия почти все страны — за исключением разве что Лихтенштейна — спокойно обзаводятся ими, и все они обращаются со своими жертвами с неподражаемой жестокостью, перед которой безумные приемы Айвара Бескостного кажутся детскими забавами.
— Двое вошли в магазин поговорить с ним, а ее туда не пустили, — с горечью продолжал Фарух. — Потом она услышала крики. Они допытывались у него, где находится коллекция. Они несколько раз ударили его, потом вытащили на улицу, запихнули в машину и увезли. Просто взяли и увезли! Сейчас такое часто случается в Ираке, но ведь это дело не связано с политикой! Перед тем как они уехали, жена Али подслушала, что они говорили о каких-то снимках. Я понял — речь шла о фотокопиях, которые я дал ему. Они были покупателями, ситт Эвелин, точнее, представителями настоящего покупателя. Один из них сказал другому: «Ему нужна только книга. Остальное мы можем и сами продать». Только эта книга, ситт Эвелин. Понимаете?
Эвелин почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— И они убили его?
Фарух помолчал, затем с трудом заговорил:
— Его тело нашли в тот же вечер, оно валялось в канаве у дороги. Оно было… — Он покрутил головой и едва слышно произнес: — Они пытали его электродрелью.
— И что вы сделали?
— А что я мог сделать? Али ничего не знал про Абу Барзана. Я не говорил ему, кто продает эту коллекцию. Хотя я давно уже его знаю, но сейчас такие тяжелые времена, мы живем в постоянном страхе, всего боимся… Стыдно признаться, но я не настолько доверял ему, чтобы рассказать про Абу Барзана, боялся, как бы он не столковался с ним за моей спиной.
Эвелин поняла, куда он клонит.
— Значит, Али мог сказать им только про вас.
— Вот именно. Поэтому я и сбежал. Как только закончил разговор с женой Али, я сразу собрал вещи и ушел из дома. У меня оставались там кое-какие деньги — мы все держим деньги дома, банкам уже не доверяем. Немного денег, но их должно было хватить, чтобы уехать из Багдада и дать взятку на пограничной заставе. Ну вот, я забрал деньги и убежал. Я спрятался у одного моего друга и, когда в тот же вечер нашли тело Али, точно понял, что они меня ищут, я решил убежать из страны. Я ехал на автобусе, платил водителям грузовиков, которые меня подбрасывали, — словом, ехал на всем, что только мог найти. Сначала добрался до Дамаска — это было надежнее, чем через Амман, и ближе к Бейруту, куда я и хотел попасть, чтобы встретиться с вами. Я спросил в университете, и мне сказали, что вы на весь день уехали в Забкин. Я не мог ждать, мне нужно было поскорее увидеться с вами.
