Кайл Миллс - Обжигающий фактор
— Куинн? Девочка, что ты делаешь здесь в такое недетское время?
— Проезжала мимо.
— Гм-гм. — Берти внимательно оглядела оба конца улицы, после чего позволила Куинн проскользнуть внутрь.
— Думала пропустить стаканчик, но если вы уже закрываетесь…
— За весь вечер ни души, так что не было никакого смысла оставаться открытой. Проходи. Плесни уж и мне.
Куинн прошла вдоль стойки, кинула рюкзачок на стул и налила себе стакан воды.
— Ужинала сегодня с Дэвидом, — пояснила она, смешивая Берти джин с тоником.
Та на миг перестала подметать.
— В самом деле? И как?
— Потрясающе. Он стал другим человеком. Как будто…
Берти оперлась на метлу, улыбаясь так насмешливо, что Куинн потеряла мысль.
— Что такое?
— Да так, просто иногда забываю, какая же ты еще маленькая, Куинн.
— В смысле?
— Мужчины не меняются, золотко. Они либо нравятся тебе такими, какие есть, либо не нравятся.
Куинн сняла очки и протерла глаза, но все кругом лишь расплылось еще сильнее. За тот час, что она помогала Берти убираться, единственное толковое заключение, к которому они пришли, состояло в том, что она еще не оперившийся птенец. А «проблема Дэвида», как они ее именовали, сама собой не решилась.
Берти ушла наверх в постель, но Куинн осталась, заварила себе чаю и разложила на узкой стойке копию программы «СТД» CODIS. С тех пор прошло три часа.
Девушка снова водрузила очки на нос и небрежно скинула на пол очередной прочитанный лист. Она уже дважды проглядела алгоритм и теперь точно знала, что ей нужно: простой и эффективный поисковый механизм. Сейчас она как раз загружала подпрограмму и с каждой минутой убеждалась в правильности своего вывода. Чем глубже она вникала в проблему, тем сильнее подозревала — а может, Луи прав? В конце концов, программа «СТД» работала уже не первый год. Возможно ли, что она, Куинн, права, а программа врет?
Прошел еще час, прежде чем девушка все же нашла то, что искала. От усталости она чуть не пропустила совершенно невинную с виду строчку программы — и пропустила бы, не мелькни там со всей отчетливостью знаковые цифры: 30,33.2. Порывшись в рюкзачке, Куинн выудила распечатку с пятью загадочными совпадениями и пробежала пальцем вниз по странице, разыскивая неидентифицируемую последовательность ДНК.
15,16/30, 33.2/16,20/20,25/11,17/14,/16/8,1 3/11,11/9,11/10,10/8,11/7,9.3/9,13
Единственная строчка программы, которую она нашла, выглядела просто и недвусмысленно: если последовательность ДНК содержит участок 30,33.2, программа должна перескочить на другое место. Куинн начала лихорадочно пролистывать сваленные на стойке документы и поймала себя на том, что первый раз за три дня улыбается.
Нужное место обнаружилось в груде бумаг на полу возле разбитого бильярда. В назначенном ранее адресе шла строка, почти идентичная первой. Только на сей раз условием становился участок 8,13. И если последовательность включала и его, программа должна была немедленно перейти к следующей строке, затерянной где-то среди запуска результатов в печать.
— Победа! — громко проговорила девушка, проведя пальцем по загадочной последовательности и обнаружив там искомые 8,13.
Четыре часа спустя она сидела уже прямо на полу, разложив вокруг четырнадцать страниц, взятых из совершенно разных частей программы. Тринадцать из четырнадцати включали по одному из участков той последовательности ДНК, на которой дала сбой ее поисковая система. Если в последовательности содержался один из таких участков, программа тут же перескакивала на следующую строку, где проверялся уже следующий. Если совпадали все тринадцать, программа переходила на последнюю строку, проверяющую, стоят ли эти тринадцать участков в нужной последовательности. Тут-то и начиналось самое интересное. Если ответ был положителен, компьютеру полагалось просто-напросто проигнорировать полученный результат.
Куинн просматривала страницы и обведенные на них строки, судорожно пытаясь понять, что же именно она обнаружила. Ясно было только одно: система CODIS с самого начала программировалась так, чтобы исключить одну-единственную последовательность ДНК. Если ФБР искало или пыталось внести в базу последовательность 15,16/30,33.2/16,20/20,25/11,17/14,/16/8,13/11,11/9,11/10,10/8,11/7,9.3/9,13, то система CODIS просто не узнавала ее, выдавая отрицательный результат. И еще в одном девушка была уверена столь же твердо: кто бы ни вносил в программу этот обходной путь, он нарочно замаскировал его, спрятав отдельные отрывки в разных частях программы.
Оставался вопрос — зачем?
Поднявшись, Куинн прошлась вдоль стойки за очередной чашкой чаю. И, уже собираясь отглотнуть, вдруг заметила слабое мерцание, что пробивалось сквозь закрытые ставни витрины.
О черт!
Со стуком отставив чашку, она взглянула на висевшие над стойкой часы с изображением Элвиса. Почти семь утра! Девушка бросилась обратно и принялась поспешно собирать устилавшие пол бумаги.
Кажется, в первый рабочий день она создаст о себе яркое впечатление! Опоздавшая, не выспавшаяся, не принявшая душ и не переодевшаяся.
Глава 13
Он видел трещинки.
Невидимые никому другому, они появились, исказив все его совершенство. Он попытался снова превратить лицо в непроницаемую маску добродушия и легкой тревоги — маску, которая обеспечила ему пропуск в этот дом, но все равно видел в глазах подлинного себя. С глазами всегда было справиться труднее всего. Было что-то такое… необычное в почти бесцветных белках, окружавших зеленую радужную оболочку, в сочетании зеленой радужки с крохотными морщинками у глаз и формой бровей. Эти глаза отличались удивительной выразительностью.
Что же они выражали?
Он вспомнил, как в детстве считал, будто внутри его кто-то живет. Кто-то совсем маленький и слабый, кого легко подавить. Лишь очень не скоро он постиг правду. Или — не так уж не скоро? Быть может, он всегда ее знал, с самого начала. Он сам и был тем, кто таился внутри. Все остальное — только маска.
Отодвинув вазу с букетом цветов, он нагнулся поближе к зеркалу, висевшему на стенке за комодом. Что ж, могло быть и хуже — бывало и хуже. Он прекрасно помнил: знакомые вдруг начинали избегать его, с беспокойством гадая, что же в нем вдруг так переменилось. Даже люди, случайно встреченные на улице, и те, сами не понимая почему, вдруг нервничали, когда он оказывался поблизости, и спешили найти повод свернуть в сторону, очутиться подальше от предшествовавшего его появлению ощущения беспричинного страха. Ничего определенного — просто все равно что принадлежать к другому биологическому виду, отличаться от остального человечества. Как будто вся его физическая оболочка — лишь наряд, сшитый из плоти и крови, костюм для того, кем он, человек перед зеркалом, был на самом деле. Однако человек знал, что долго так не продлится. Это конец, а не начало. Конец, который должен был настать давным-давно.
Все еще завороженный собственным отражением, он провел пальцами по волосам — и разом сбросил растрескавшуюся маску. Совсем как повелитель теней, призывающий их по своей команде, приказывающий им начать на его лице игру, стереть все то, что он носил лишь для показа окружающему миру, оставить лишь таящийся внизу голый череп.
Наконец оторвавшись от зеркала, он посмотрел на пол. Первые лучи только-только начали струиться в окно, освещая крохотную кухоньку и тускло поблескивая на черном пластике под ногами. Казалось, она смотрит прямо на него, хотя он знал — она ничего не видит. Он наблюдал, как полоска света чуть двигалась, высвечивая туманную пустоту глаз лежавшей на полу молодой женщины. Руки ее были привязаны к тяжелому дубовому столу посреди комнаты, ноги — к буфету за спиной стоявшего тут человека.
Осторожно ступив между раскинутых ног убитой, он провел босой ступней вверх по ее бедру. Цвет кожи так красиво менялся, переходя от ровного загара ног к кремовой белизне лона, но этого было уже не видно. Все тело несчастной покрывали узкие полосы разрезов, прямые красные линии, частично скрывшие наготу молодой женщины под бурой коркой запекшейся крови. Двигая ногу дальше — по мягким волоскам на лобке и выше, по животу, он прикрыл глаза. Кое-где кровь была ровно той консистенции, чтобы подошва на долю секунды прилипала к ней. Тогда юная кожа натягивалась, поднимаясь за движением стопы. Как он любил это ощущение!
Но теперь всего этого было уже мало. Он помнил такое чувство и прежде — чувство, будто он танцует на грани пережитого опыта. Отчаянная потребность войти в сознание своих жертв, стать частью их боли и страха, поймать прилив и уплыть с ним. Узнать, что видели они в эти последние мгновения. Последовать за ними в смерть.
Он лег рядом с молодой женщиной. Свернулся в позе эмбриона и положил голову на левую грудь убитой. Утреннее солнце пригревало все сильнее, и он ощущал, как по голой коже ползет теплый луч.
