Дэниел Силва - Англичанка
И вот мнимый покойник встречал Габриеля на пороге своего корсиканского убежища. Келлер был на голову выше Габриеля, шире в груди и плечах. За двадцать лет местное солнце придало его лицу цвет седельной кожи, а море обесцветило волосы. Правда, глаза остались прежние — синие, они принадлежали тому самому человеку, что так пристально смотрел на Габриеля во время лекции, а потом — казалось, совсем в другой жизни — пощадил его дождливой венецианской ночью.
— Я бы предложил пообедать, — с английским акцентом произнес Келлер, — но вы, кажется, подкрепились в доме Орсати.
Келлер протянул руку. Под белой шерстью пуловера бугрились тугие канаты мышц. Помедлив мгновение, Габриель ответил пожатием. Казалось, все в Келлере — от похожих на тесаки рук до мощных, как взведенные пружины, ног — создано для профессии наемного убийцы.
— Что еще рассказал дон? — спросил Габриель.
— Достаточно, чтобы я понял: без прикрытия вам к человеку вроде Марселя Лакруа не подобраться.
— Полагаю, вы его знаете?
— Он как-то подвозил меня.
— До или после?
— И до, и после. Лакруа мотал срок во французской армии, потом чалился в одной из самых страшных тюрем страны.
— Впечатлить меня пытаетесь?
— «Поэтому и говорится: если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет».[4]
— Сунь-цзы, — узнал цитату Габриель.
— Вы сами цитировали эти строки во время лекции в Тель-Авиве.
— Так вы все-таки слушали меня.
Габриель прошел в просторную гостиную, заставленную грубой мебелью в белой — в масть хозяину — обшивке. На каждой плоской поверхности лежали стопки книг. На стенах висели дорогие картины, включая малоизвестные работы Сезанна, Матисса и Моне.
— Нет охранной системы? — спросил, оглядываясь, Габриель.
— А зачем она?
Габриель подошел к картине Сезанна — пейзажу, написанному в холмах близ Экс-ан-Прованса, — и нежно провел по холсту пальцем.
— Вы неплохо устроились, Келлер.
— Не жалуюсь.
Габриель промолчал.
— Не нравится, как я зарабатываю себе на жизнь?
— Убиваете людей за деньги.
— Как и вы.
— Я убиваю во имя родины, — возразил Габриель. — И то в крайнем случае.
— А мозги Ивана Харкова по мостовой Сен-Тропе вы тоже во имя родины размазали?
Габриель обернулся и посмотрел Келлеру прямо в глаза. Любой другой сжался бы под пристальным взглядом Габриеля, но только не Англичанин — он спокойно сложил руки на груди и слегка улыбнулся уголком рта.
— Похоже, зря я пришел, — сказал Габриель.
— Я знаю игроков, знаю местность. Надо быть дураком, чтобы отказаться от моей помощи.
Габриель не ответил. Келлер дело говорит: он станет отличным проводником во французском криминальном подполье. Что до его физических и тактических навыков — они, без сомнения, пригодятся.
— Я не смогу вам заплатить, — предупредил Габриель.
— Не в деньгах дело, — успокоил его Келлер. Оглядев свою прекрасную виллу, он добавил: — Зато перед отбытием вы должны ответить на кое-какие вопросы.
— У нас пять дней. Потом заложница умрет.
— Для нас с вами пять дней — целая вечность.
— Я вас внимательно слушаю.
— На кого работаете?
— На британского премьера.
— Вот уж не думал, что вы с ним знакомы.
— Ко мне обратился агент британской разведки.
— От имени премьер-министра?
Габриель кивнул.
— Как премьер связан с пропавшей девушкой?
— Включите воображение.
— Господи боже…
— Он тут совсем ни при чем.
— И кто этот друг премьер-министра в кругу разведки?
Помедлив немного, Габриель все же честно ответил. Келлер не сдержал улыбки.
— Знаете его? — спросил Габриель.
— Мы с Грэмом служили в Северной Ирландии. Он профи с большой буквы, но, — поспешил добавить Келлер, — как и все в Англии, считает меня погибшим. То есть не узнает, что мы с вами работали в связке.
— Не узнает, даю слово.
— Мне нужно еще кое-что.
Келлер протянул руку, и Габриель вернул ему талисман.
— Странно, что вы его сохранили.
— Я сентиментален.
Надев амулет, Келлер улыбнулся и сказал:
— Идемте. Я знаю, где раздобыть вам новый.
***Синьядора жила в покосившемся доме посреди деревни, недалеко от церкви. Келлер приехал без предупреждения, однако женщина его визиту нисколько не удивилась. Ее сухие ломкие волосы скрывал черный шарф под цвет платья. Тревожно улыбнувшись, она бережно погладила Келлера по щеке, а после, коснувшись тяжелого креста на шее, взглянула на Габриеля. В ее обязанности входило спасать людей от порчи и сглаза, а тут — было видно по ее испуганному лицу — Келлер привел в ее дом само воплощение зла.
— Кто этот человек? — спросила она.
— Друг, — ответил Келлер.
— В Бога верит?
— В другого.
— Как его имя, Кристофер? Настоящее имя?
— Габриель.
— Габриель — как Гавриил, архангел?
— Да, — подтвердил Келлер.
Старуха пристально всмотрелась в лицо Габриеля.
— Израильтянин, верно?
Когда Келлер утвердительно кивнул, она неодобрительно нахмурилась. Вера учила ее, что иудеи — еретики, однако сама синьядора ничего против них не имела. Она раскрыла ворот рубашки на Келлере и коснулась амулета.
— Тот самый, что ты утратил несколько лет назад?
— Да.
— Где же ты нашел его?
— В ящике комода, среди прочего хлама. На самом дне.
Синьядора укоризненно покачала головой.
— Ты лжешь, Кристофер. Пора бы тебе уже усвоить: я вижу тебя насквозь.
Келлер улыбнулся, но ничего не сказал. Синьядора снова погладила его по щеке.
— Ты покидаешь остров, Кристофер?
— Сегодня же ночью.
Старуха не стала спрашивать зачем — она знала, чем Келлер зарабатывает на жизнь. Да и сама она когда-то наняла молодого киллера Антона Орсати, чтобы отомстить за убийство мужа.
Жестом руки она пригласила двоих мужчин присесть за маленький столик в гостиной. Выставила перед ними миску с водой и сосуд с оливковым маслом. Келлер обмакнул указательный палец в масло и поднес его к миске, позволив упасть в воду трем каплям. По законам физики, они должны были соединиться, однако вместо этого распались на тысячи еще меньших капелек и вскоре совсем растворились.
— Зло вернулось, Кристофер.
— Боюсь, нам грозит оккупация.
— Шутки в сторону, дорогой мой. Опасность очень даже реальна.
— Что ты видишь?
Старуха внимательно, будто в трансе, посмотрела на поверхность жидкости. Потом тихо спросила:
— Ищете англичанку?
Келлер кивнул.
— Она жива?
— Да, — ответила старуха. — Жива.
— Где ее держат?
— Узнать это не в моих силах.
— Мы ее найдем?
— С ее смертью вам откроется правда.
— Что ты видишь?
Старуха смежила веки.
— Вода… горы… старый враг…
— Мой враг?
— Нет. — Открыв глаза, вещунья посмотрела на Габриеля. — Его.
Не говоря больше ни слова, она взяла Англичанина за руку и принялась молиться. Вскоре она заплакала — это был знак, что порча перешла от Келлера к ней. Потом старуха закрыла глаза и как будто заснула. Проснувшись, попросила Келлера повторить обряд с маслом. На сей раз все три капли слились воедино.
— Твоя душа очистилась от зла, Кристофер. — Синьядора обернулась к Габриелю. — Теперь твой черед.
— Я в это не верю, — отмахнулся Габриель.
— Прошу, — не отступала старуха. — Если не ради себя, то ради Кристофера.
Габриель неохотно обмакнул палец в масло и позволил трем каплям упасть в миску с водой. Когда они распались на тысячи капелек, женщина закрыла глаза, и ее затрясло.
— Что ты видишь? — спросил Келлер.
— Огонь, — тихо ответила старуха. — Я вижу огонь.
***С Корсики решили отплыть пятичасовым паромом из Аяччо. Габриель загнал машину на палубу в половине пятого, а через десять минут подъехал и Келлер — на побитом хэтчбэке «рено». На той же палубе располагалась их кают-компания, прямо через коридор: Габриелю досталась каюта размером с тюремную камеру и столь же малопривлекательная. Бросив сумку на узкую койку, Габриель поднялся наверх, в бар. Келлер уже сидел за столиком у окна и потягивал пиво; рядом в пепельнице дымилась сигарета. Габриель медленно покачал головой. Еще двое суток назад он стоял у холста в Иерусалиме и вот теперь ищет незнакомую девушку, в компании человека, который однажды пытался его убить.
В баре он заказал кофе и вышел на кормовую палубу. Порт остался уже вне пределов досягаемости, вечерний воздух вдруг сделался очень холодным. Габриель поднял воротник куртки и обеими руками взялся за горячий стаканчик с кофе. Восточные созвездия ярко светили в безоблачном небе, а море — совсем недавно такое бирюзовое — стало чернильно-черным. Габриелю показалось, что он уловил в воздухе аромат маккии, и секундой позже как наяву услышал голос синьядоры: «С ее смертью вам откроется правда».
