Стиг Ларссон - Девушка с татуировкой дракона
— Я знаю.
— Ты еще не написал хронику семьи Вангер, как мы договаривались.
— Я знаю. Но писать ее не буду.
Они немного помолчали, обдумывая нарушение контракта. Потом Микаэль продолжил:
— Я не могу написать эту историю. Я не могу рассказать о семье Вангер, намеренно опустив главный сюжет последних десятилетий: о Харриет, ее отце и брате и об убийствах. Как бы я мог написать главу о том времени, когда Мартин занимал пост генерального директора, делая при этом вид, что не знаю о содержимом его подвала? К тому же я не могу написать историю, еще раз не испортив жизнь Харриет.
— Я понимаю твою дилемму и благодарен за тот выбор, который ты сделал.
— Значит, я освобождаюсь от обязанности писать эту хронику?
Хенрик Вангер кивнул.
— Поздравляю. Вам удалось меня подкупить. Я уничтожу все заметки и магнитофонные записи наших бесед.
— Вообще-то я не считаю, что ты продался, — сказал Хенрик Вангер.
— Я воспринимаю это именно так. А значит, вероятно, оно так и есть.
— Тебе пришлось выбирать между долгом журналиста и долгом близкого человека. Я практически уверен в том, что не смог бы купить твое молчание и ты предпочел бы исполнить долг журналиста и выставил нас напоказ, если бы не хотел поберечь Харриет или считал меня мерзавцем.
Микаэль промолчал. Хенрик посмотрел на него:
— Мы все рассказали Сесилии. Нас с Дирком Фруде скоро не станет, и Харриет потребуется поддержка кого-нибудь из членов семьи. Сесилия подключится и будет активно участвовать в работе правления. В перспективе они с Харриет возьмут на себя руководство концерном.
— Как она это восприняла?
— Для нее это, естественно, стало шоком. Она сразу уехала за границу. Одно время я боялся, что она не вернется.
— Но она вернулась.
— Мартин был одним из немногих членов семьи, с кем Сесилия всегда ладила. Ей было очень тяжело узнать о нем правду. Теперь Сесилии также известно о том, что сделал для семьи ты.
Микаэль пожал плечами.
— Спасибо, Микаэль, — сказал Хенрик Вангер.
Микаэль снова пожал плечами.
— Помимо всего прочего, я был бы не в силах написать эту историю, — сказал он. — Семейство Вангер стоит у меня поперек горла.
Они немного помолчали, а потом Микаэль сменил тему:
— Как вы чувствуете себя, через двадцать пять лет вновь оказавшись генеральным директором?
— Это лишь временно, но… я бы предпочел быть помоложе. Сейчас я работаю только по три часа в день. Все заседания проходят в этой комнате, и Дирк Фруде опять стал моей ударной силой, если кто-нибудь начинает артачиться.
— Да трепещут юниоры. Я далеко не сразу понял, что Фруде не просто скромный экономический советник, но еще и человек, который решает за вас проблемы.
— Именно. Правда, все решения принимаются совместно с Харриет, и в офисе крутится она.
— Как у нее дела? — спросил Микаэль.
— Она унаследовала доли брата и матери. Вместе мы контролируем около тридцати трех процентов концерна.
— Этого достаточно?
— Не знаю. Биргер сопротивляется и пробует ставить ей подножки. Александр вдруг осознал, что у него появилась возможность обрести вес, и объединился с Биргером. У моего брата Харальда рак, и он долго не проживет. У него у единственного остался крупный пакет акций — семь процентов, — который унаследуют его дети. Сесилия и Анита объединятся с Харриет.
— Тогда у вас под контролем окажется более сорока процентов.
— Такого блока голосов в семье еще никогда не было. На нашей стороне окажется достаточное количество держателей одного-двух процентов. В феврале Харриет сменит меня на посту генерального директора.
— Счастья это ей не принесет.
— Нет, но такова необходимость. Нам нужны новые партнеры и свежая кровь. Мы также вполне можем сотрудничать с ее собственным концерном в Австралии. Существуют разные возможности.
— Где Харриет сейчас?
— Тебе не повезло. Она в Лондоне. Но она очень хочет с тобой повидаться.
— Я встречусь с ней на заседании правления в январе, если она приедет вместо вас.
— Я знаю.
— Передайте ей, что я никогда не буду обсуждать события шестидесятых годов ни с кем, кроме Эрики Бергер.
— Я это знаю, и Харриет тоже. Ты человек с правилами.
— Однако передайте ей, что вся ее деятельность начиная с этого момента уже сможет попасть в журнал, если она не будет вести себя достойно. Щадить концерн «Вангер» никто не собирается.
— Я ее предупрежу.
Микаэль покинул Хенрика Вангера, когда старика постепенно начало клонить в сон. Он упаковал свои вещи в две сумки. Закрывая в последний раз дверь гостевого домика, он немного поколебался, а потом все-таки пошел к Сесилии Вангер.
Ее не оказалось дома. Он достал фонарик, вырвал страничку из блокнота и написал несколько слов:
Прости меня. Я желаю тебе всего хорошего.
Записку он вместе со своей визитной карточкой опустил в почтовый ящик.
Дом Мартина Вангера стоял пустым, только в окне кухни горела лампочка в виде свечи.
Вечерним поездом Микаэль уехал обратно в Стокгольм.
В дни между Рождеством и Новым годом Лисбет Саландер полностью отключилась от внешнего мира. Она не отвечала на телефонные звонки и не подходила к компьютеру. Два дня она посвятила стирке одежды и приведению в порядок квартиры. Связала и выбросила накопившиеся за год упаковки от пиццы и газеты. В общей сложности она вынесла шесть черных мешков с мусором и около двадцати бумажных пакетов с газетами. Казалось, что она решила начать новую жизнь. Собралась купить новую квартиру — когда найдет что-нибудь подходящее, — а до тех пор заставить свой старый дом сверкать чистотой так, как на ее памяти он никогда не сверкал.
После этого она долго сидела словно парализованная, погрузившись в размышления. За всю жизнь ей ни разу не доводилось испытывать такой тоски. Ей хотелось, чтобы Микаэль Блумквист позвонил в дверь и… что дальше? Поднял бы ее на руки? Охваченный страстью, затащил бы ее в спальню и содрал с нее одежду? Нет, на самом деле ей хотелось только его общества. Услышать от него, что она нравится ему такой, какая она есть. Что она занимает в его мире и его жизни особое место. Ей хотелось, чтобы он как-то продемонстрировал ей свою любовь, а не только дружбу и товарищеское отношение.
«Я схожу с ума», — подумала она.
Лисбет усомнилась в самой себе. Микаэль Блумквист жил в мире, населенном людьми с уважаемыми профессиями, хорошо организованной жизнью и множеством солидных плюсов. Его знакомые занимались важными делами, выступали по телевидению и давали пищу для рубрик.
«Для чего тебе я?»
Больше всего на свете — с такой силой, что это приобретало характер фобии, — Лисбет Саландер боялась того, что люди посмеются над ее чувствами. С таким трудом сконструированное ею чувство собственного достоинства, казалось, внезапно сошло на нет.
И тут она решилась. Потребовалось несколько часов, чтобы мобилизовать все мужество, но ей было просто необходимо встретиться с ним и рассказать о своих чувствах.
Любые другие варианты казались невыносимыми.
Чтобы позвонить ему в дверь, ей требовался предлог. Она не подарила ему рождественского подарка, но знала, что именно ей следовало купить. В лавке старьевщика она видела серию металлических рекламных вывесок 50-х годов с рельефными фигурами. Одна из них изображала Элвиса Пресли с гитарой на бедре и текстом песни «Heartbreak Ноtel» [70] в словесном «пузыре». Лисбет ничего не понимала в интерьерах, но даже ей было ясно, что эта вывеска прекрасно подойдет для домика в Сандхамне. Вывеска стоила семьсот восемьдесят крон, но Лисбет из принципа доторговалась до семисот крон. Она попросила завернуть покупку, взяла ее под мышку и направилась к знакомому дому на Беллмансгатан.
На Хурнсгатан она случайно бросила взгляд в сторону кафе-бара и вдруг увидела, как из него вышел Микаэль, таща за собой Эрику Бергер. Он что-то сказал, Эрика обвила рукой его талию и поцеловала в щеку. Они удалились по Бреннчюркгатан, в направлении Беллмансгатан. Вся манера их поведения не оставляла места сомнениям — было совершенно очевидно, что у них на уме.
Боль была настолько резкой и отвратительной, что Лисбет резко остановилась, не в силах пошевелиться. Ей хотелось рвануться в погоню, взять железную вывеску и острым краем рассечь голову Эрики Бергер. Лисбет застыла на месте, а в ее мозгу стремительно проносились мысли.
«Анализ последствий».
В конце концов она успокоилась.
— Саландер, ты жалкая идиотка, — сказала она вслух самой себе.
Она развернулась и пошла домой, в свою только что убранную квартиру. Когда она проходила мимо квартала Цинкенесдамм, повалил снег. Элвиса она швырнула в мусорный контейнер.
