Джон Гришем - Пора убивать
– Да, я помню этот процесс.
– И вы показали, что обвиняемый не являлся психически ненормальным человеком, не так ли?
– Так.
– А не помните ли вы, сколько психиатров доказывали обратное?
– Точно не помню. Там было несколько человек.
– Имена Ноэля Мак-Клэки, доктора медицины, О.Г. Мак-Гуайра, доктора медицины, Лу Уотсона, доктора медицины, вам о чем-нибудь говорят?
– Да.
– Все они психиатры, не правда ли?
– Правда.
– Высококвалифицированные специалисты, да?
– Да.
– И все они обследовали мистера Букера, а на суде показали, что он был невменяем в момент совершения преступления?
– Да.
– А вы утверждали, что он был полностью нормален?
– Совершенно верно.
– Кто-нибудь из экспертов разделял вашу точку зрения?
– Насколько я помню, нет.
– Значит, было три их голоса против вашего одного?
– Да, но я и сейчас уверен в том, что был прав.
– Понятно. А к какому выводу пришло жюри, доктор?
– М-м... обвиняемый был призван невиновным – ввиду того, что действовал в невменяемом состоянии.
– Благодарю вас. Следующее. Вы, доктор, являетесь главным врачом клиники в Уитфилде?
– Да.
– Несете ли вы непосредственную или косвенную ответственность за лечение каждого пациента вашей клиники?
– Я несу прямую ответственность, мистер Брайгенс. Я могу не знать лично каждого пациента, но все врачи подчинены именно мне.
– Благодарю вас. Доктор, где сегодня находится Дэнни Букер?
Родхивер бросил на Бакли полный отчаяния взгляд, который тут же попытался прикрыть доброй улыбкой, предназначенной для членов жюри. Мгновение-другое он колебался, а следующая секунда его молчания затянулась уже слишком.
– Он в Уитфилде, не так ли? – спросил Джейк таким тоном, что всем слушавшим стало ясно: ответ будет «да».
– По-моему, да, – сказал Родхивер.
– Значит, под вашим непосредственным присмотром, доктор?
– Полагаю, что так.
– С каким диагнозом, доктор?
– По правде говоря, не знаю. У меня много пациентов, и...
– Параноидальная шизофрения?
– Может быть... да.
Сделав несколько шагов назад, Джейк оперся о барьер, раскрыл папку.
– Я хочу, доктор, внести полную ясность для присяжных. В тысяча девятьсот семьдесят пятом году вы показали в суде, что Дэнни Букер был абсолютно нормален и полностью осознавал, что он делает в момент убийства двух человек, а жюри не согласилось с вами и признало его невиновным, и с того самого времени этот человек является пациентом вашей клиники, находится непосредственно под вашим наблюдением и проходит курс лечения от параноидальной шизофрении. Я прав?
Выражение лица Родхивера ясно говорило присяжным, что Джейк прав.
Джейк вытащил из папки другой лист, сделал вид, что вчитывается в него.
– Помните ли вы свои показания в суде по делу некоего Адама Коуча в округе Дюпри в мае семьдесят седьмого года?
– Да, помню.
– Дело об изнасиловании, верно?
– Да.
– Вы выступали на стороне обвинения, против мистера Коуча?
– Да.
– Вы утверждали перед присяжными, что обвиняемый находился в полном рассудке?
– Именно таковы были мои показания.
– Вы помните, сколько врачей свидетельствовали об обратном, настаивая на том, что перед присяжными больной, потерявший рассудок человек?
– Их было несколько.
– Вам приходилось когда-нибудь слышать о докторах, которых зовут Феликс Перри, Жене Шумат и Обни Уикер?
– Да.
– Они опытные психиатры?
– Да.
– И все они говорили, что обвиняемый был душевнобольным?
– Да.
– А вы оказались единственным, кто с этим не соглашался?
– Насколько я помню, да.
– Какое решение приняло жюри, доктор?
– Его признали невиновным.
– По причине потери рассудка?
– Да.
– Где сейчас мистер Коуч, доктор?
– Думаю, что в Уитфилде.
– И как долго?
– По-видимому, с момента завершения процесса.
– Понятно. Скажите, для вашей клиники является нормой принимать пациентов и держать их у себя, когда эти пациенты являются абсолютно нормальными в психическом отношении людьми?
Родхивер изнемогал под тяжестью вопроса. Нервы его начинали сдавать. Он смотрел на прокурора – защитника интересов народа – и молил его взглядом: «Я уже не могу, сделай же что-нибудь, останови это».
Джейк держал в руке новый лист.
– Доктор, вы помните суд по делу Бадди Уоддолла, это округ Клеберн, май семьдесят девятого года?
– Да, конечно, помню.
– Убийство, да?
– Да.
– И вы в качестве эксперта-психиатра заявили перед присяжными, что мистер Уоддолл не являлся душевнобольным человеком?
– Да.
– Скажите, а сколько врачей были не согласны с вашим мнением, считая обвиняемого психически ненормальным человеком?
– По-моему, пятеро, мистер Брайгенс.
– Совершенно верно, доктор. Пятеро против одного. Помните вердикт жюри?
Сидевшего в свидетельском кресле эксперта начали охватывать гнев и разочарование. Мудрого дедушку-профессора, отвечавшего правильно на самые каверзные вопросы, загоняли в угол, как крысу.
– Да, помню. Невиновен, вследствие разрушившей психику болезни.
– Как вы объясните это, доктор Родхивер? Пятеро против одного, и даже присяжные не на вашей стороне?
– Присяжным нельзя доверять, – неосторожно вырвалось у Родхивера. Он вздрогнул, бросил взгляд на жюри, но было уже поздно.
Недобро усмехнувшись, Джейк посмотрел на эксперта, затем повернул голову в сторону присяжных. Сложив руки на груди, он позволил словам психиатра утонуть в многозначительной тишине. Так он и стоял, улыбаясь своему противнику.
– Можете продолжать, мистер Брайгенс, – напомнил ему Нуз.
Медленными, размеренными движениями Джейк собрал в папку все бумаги и, не сводя пристального взгляда с Родхивера, проговорил:
– Думаю, ваша честь, от этого свидетеля мы уже достаточно услышали.
– Дополнительные вопросы, мистер Бакли?
– Нет, сэр. У обвинения нет вопросов.
Нуз повернулся к присяжным:
– Леди и джентльмены, процесс почти завершен. Свидетелей у нас больше нет. Сейчас я должен буду переговорить с юристами по поводу некоторых технических вопросов, после чего они получат возможность обратиться к вам каждый со своим заключительным словом. Все это начнется в два и займет у нас пару часов. К четырем вы будете знать о деле абсолютно все, и до шести я позволю вам совещаться. Если сегодня вы не придете ни к какому решению, вас вновь отвезут в гостиницу, где вы пробудете до завтрашнего утра. Сейчас почти одиннадцать, объявляю перерыв до двух часов. Юристов прошу зайти в мой кабинет.
Полуобернувшись к своему адвокату, Карл Ли впервые после субботнего заседания сказал Джейку нормальным человеческим голосом:
– Здорово ты с ним расправился, Джейк.
– Не спеши. Послушай, как я буду говорить в самом конце.
* * *Уклонившись от встречи с Гарри Рексом, Джейк отправился в Кэрауэй. Дом, который он помнил ребенком, был старинной постройкой сельского типа, стоявшей теперь чуть ли не в центре города, в окружении древних дубов, кленов и тополей, хранивших под своими кронами прохладу даже в самые знойные дни лета. Позади деревьев вдаль на три четверти мили уходило поле, поднимавшееся по склону небольшого холма. В углу его был обнесенный проволочной оградой загон для домашней птицы.
Здесь Джейк сделал свои первые шаги, здесь он учился кататься на велосипеде, играть в бейсбол. Под дубом, совсем рядом с полем, он похоронил трех собак, ручного енота, кролика, несколько утят. Над этим маленьким кладбищем на высохшем суку висела шина от «бьюика» тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.
В закрытом доме вот уже два месяца как никто не жил. Соседский мальчишка подкашивал вокруг него траву, поддерживая в порядке газоны. Раз в неделю наведывался Джейк – посмотреть, что здесь и как. Родители уехали в Канаду – летом они всегда отправлялись в туристическую поездку. Джейк скучал по ним.
Открыв ключом дверь, он поднялся в свою комнату. Здесь все было так же, как прежде. Стены, увешанные фотографиями спортсменов, медалями и кубками, бейсбольными шапочками, портретами самых выдающихся игроков. Дверь шкафчика для одежды украшала целая коллекция бейсбольных перчаток. Наверху стояла в рамке его фотография в облачении игрока. До сих пор мать еженедельно поднималась сюда, чтобы вытереть пыль. Однажды она сказала Джейку, что всякий раз, как заходит в его комнату, ей кажется, что она увидит его сидящим за столом и готовящим домашнее задание или рассматривающим свои спортивные трофеи. Причем глаза ее, когда она призналась в этом сыну, были полны слез.
Ему и самому пришла на память комнатка Ханны – с мягкими игрушками, с добродушным гусенком на обоях. В горле запершило.
Он посмотрел в окно. Шина, висевшая над могилами псов, едва заметно покачивалась. Каждую из собак Джейк хорошо помнил. На их похоронах отец всегда говорил, что обязательно купит ему другого щенка. И опять перед глазами встал образ дочери – она так любила Макса! На ресницах набухали слезы.
