Константин Образцов - Молот ведьм
– Привет, подруга, – весело сказала Виктория. – Ты как?
Жанна дернулась. Глаз округлился от ужаса.
«Она догадалась», – подумала Валерия.
– Ну, ладно тебе, – ласково продолжила Прима. – Не надо, не беспокойся. Все будет хорошо.
Она опустила руку в карман и достала булавку с головкой в виде цветка аконита. Жанна приглушенно завыла и заметалась по койке.
– Прости нас, – сказала Вика. – Ты сделала бы тоже самое.
– Прощай, – добавила Лера.
Прима наставила булавку на Жанну и произнесла нараспев несколько странных слов. Мигнули лампочка освещения и огоньки на пульте аппарата вентиляции легких. Жанна выгнулась на кровати. Прима повторила заклинание чуть громче, и, едва отзвучала последняя нота, ей в унисон подпела Альтера. Изо рта Жанны выпал загубник, обнажив зияющую, неровную черно-красную дырку. Древние тона напева прозвучали строем из двух голосов. Виктория почти выкрикнула последнее слово и выбросила вперед руку с булавкой.
Жанна дернулась так, что кровать затряслась с металлическим лязгом. И замерла.
– Вот и все.
Валерия открыла дверь. Виктория направилась к выходу, но, оглянувшись, остановилась. Подошла к тумбочке, взяла голубую бусину, секунду смотрела на нее неподвижно, а потом уронила на пол. Сверкающий шарик подпрыгнул, покатился, но Виктория ловко прижала его носком светлой туфли и надавила. Раздался стеклянный хруст.
Когда она убрала ногу, на полу осталось только блестящее крошево, похожее на треснувший тонкий лед.
* * *– Надеюсь, вы все сделали, как я сказала, – строго сказала Валерия, широким шагом идя по коридору Виллы Боргезе. Рядом пылила стоптанными башмаками Надежда Петровна, то ли кланяясь, то ли приседая на ходу.
– Не беспокойтесь, госпожа Альтера, – торопливо заверила комендантша. – Потрудиться мы всегда рады, это уж будьте уверены! Сейчас все сами увидите!
Валерия усмехнулась. Трудолюбие местных бродяг вызывало большие вопросы.
Днем Вилла была другой, будто спала, но стоило остановиться и прислушаться, как отголоски кошмаров, которыми жил старый дом в своем дневном сне, ощущались на подсознательном уровне. Здесь все дышало недобрым: лестницы, длинные коридоры, пустующие кабинеты, мебель и утварь, оставшиеся от больницы. Даже днем, в тусклом мертвенным свете, сочащемся через грязные окна, возникало гнетущее ощущение: погуляешь всего четверть часа, и хочется бежать без оглядки. А ночью вдруг потянет вернуться.
Впрочем, Валерия чувствовала себя здесь привычно, уверенно, как на работе.
По широкой лестнице справа в сопровождении оборванца с красной, лоснящейся рожей, поднимались, озираясь тревожно, два паренька; у одного на шее висел фотоаппарат. Они увидели Альтеру и Надежду Петровну, и настороженно остановились.
– Пойдемте, пойдемте, – махнул им рукой провожатый. – Сейчас я вам покажу бывшую домовую церковь, а потом на третий этаж поднимемся, посмотрим место, где был пожар…
Валерия проводила глазами бродягу, который, как заправский экскурсовод, повел молодых людей в разрушенный церковный зал, и взглянула на комендантшу.
– Туристы, – захихикала та. – Все ходят и ходят…вот, Индеец и водит их, он сегодня дежурный. Мы аккуратно: чего не надо, не покажем, «пенсионеров» прячем. Тут третьего дня мужик один приходил, так все хотел вниз попасть, на первый этаж. Ну, Баклан его до низа довел, показал, что все мебелью старой завалено, и обратно. Мы дело знаем.
Валерия покачала головой, но ничего не сказала. Она и так была в курсе предпринимательских инициатив ушлой Петровны, а теперь говорить что-то или предупреждать в который раз, чтобы были поосторожнее, смысла уже не имело.
Завтра все кончится.
Они прошли до конца коридора и стали спускаться по лестнице на первый этаж. Надежда Петровна засветила фонарь. Темнота вокруг пахла мокрой пылью и плесенью. Они миновали завалы из старой мебели и через железную дверь вошли в подземелье под Виллой.
В квадратном подвале горели переносные мощные лампы, штук шесть или восемь, и в их ярком, неестественно голубоватом свечении подвал был похож на зловещую скальную копь, в которой копошатся уродливые злобные гномы. В нос ударила густая вонь месяцами не мытых тел, лежалой одежды и скисшего пота. Альтера поморщилась:
– Они отсюда сколько дней уже не выходят?
– Вот как Вы на прошлой неделе приехали, рассказали, что делать, так и трудятся, рук, так сказать, не покладают, – с готовностью объяснила Петровна. – Поесть да поспать выходят только, а так все работают, работают…
Стены подвала сейчас были обшиты досками и кусками фанеры: неумело, криво и косо, но зато полностью, от пола до потолка. Двое бродяг в дальнем углу, там, где обычно стоят табуреты и висят крючки для одежды, прибивали поверх древесины черную драпировку. Еще трое что-то сколачивали на полу. Остальные возились у боковой двери, из которой являлась сестрам Хозяйка Есбата, отпиливая торчащие края досок. Визг ножовки и стук молотков перекрывали хриплую матерную перебранку. Посередине подвала возвышался Ефрейтор: огромный, кудлатый, в засаленном пиджаке, надетом на грязную майку, и выкрикивал то ли ругательства, подгоняя своих подопечных, то ли команды на том особом, нечленораздельном наречии, понятном только бродягам и хроническим алкоголикам.
– Он всех сюда, что ли, пригнал?
– А как же, – отозвалась Надежда Петровна. – Все тут, ну, кроме Михалыча, он все своими язвами на ногах так и мается, почти не выходит. Ну, и новенького, Богомаза, теперь с нами нет…
Валерия посмотрела на комендантшу. Та отвела глаза и потупилась.
– Что значит, нет?
– Удавился Витя, – скорбно ответила Надежда Петровна и пожевала губами. – Такое горе.
– Удавился или удавили? – уточнила Валерия.
– Да сам он, сам, – поспешно заверила комендантша. – Вот сразу после того, как вы тут последний раз собирались. Затосковал что-то, загрустил. Подошел ко мне, спросил, а нельзя ли уйти. Ну, я и ответила, что, мол, теперь уж нельзя, предупреждали ведь с самого начала…Ну, а потом его Варвара на чердаке и нашла: ремень, значит, перекинул на балку, да и повесился. Такая вот незадача.
Ефрейтор увидел стоящих у двери Валерию и Петровну, выкрикнул что-то похожее на армейское «смирно». Пилы, молотки и разноголосая ругань мигом стихли. Бродяги выпрямились, кто как мог, и застыли. Ефрейтор застегнул пиджак, подтянул мешковатые брюки, и Валерия заметила, что за поясом у него тускло блеснула металлом рукоять пистолета.
– Доброго дня, госпожа Альтера, – хрипло пробасил Ефрейтор и поклонился. Из всклокоченных спутанных волос посыпались сор и какая-то живность.
– И тебе хорошего, – отозвалась Валерия, на всякий случай отойдя на полшага. – Вижу, дело идет. До завтра управитесь?
Ефрейтор запустил толстые пальцы в густую длинную бороду, задумчиво почесал, изучил то, что налипло на грязные ногти, облизал их и важно кивнул.
– Сдадим объект в срок!
– Молодцы, так держать, – Валерия окинула взглядом подвал. – Кстати, где то, что я привезла?
– В целях безопасности, переместили в яму, – отрапортовал Ефрейтор.
– Пойдем, покажешь.
Они подошли к краю квадратного углубления, похожего на бассейн. На дне стояли четыре газовых баллона с пропаном по пятьдесят литров каждый и пять пластиковых канистр.
– Убрали во избежание, – пояснил Ефрейтор. – Ребята у меня дурные, мало ли что…
– Ну и правильно. Что делать потом, помнишь?
Ефрейтор кивнул.
– Баллоны расположить по углам. Находящуюся в канистрах жидкость применить для обработки драпировочной ткани. Данную обработку осуществить завтра вечером, не ранее, чем за шесть, и не позднее, чем за четыре часа до вашего прибытия.
– Вольно, – сказала Альтера. – Иди, работай.
Ефрейтор вновь поклонился, рассыпая обитателей жирных зарослей на голове, и отошел. Раздался хриплый окрик; сразу же застучали молотки, заерзали пилы, негромко загомонили невнятные голоса.
– Хороший у тебя мужик, Петровна. Дисциплину знает.
– Да, он у меня такой, – с гордостью отозвалась комендантша.
– Вот только зачем-то с оружием ходит, – добавила Валерия. – Это что за ствол у него в штанах?
Надежда Петровна обеспокоенно заморгала, облизав губы.
– Так это…он…подобрал…
– Где подобрал?
– Его еще с месяц назад госпожа Кера посылала с мужиками…там…подчистить за ней кое-что. Ну вот он и нашел, радовался еще так, мне показывал, смотри, мол, Петровна, пистолет, да еще с патронами… Вы уж не судите строго, он же военным был, пусть потешится…
– Пусть, пусть… – задумчиво ответила Валерия. – Ладно, пойдем отсюда. Мне ехать пора.
Они поднялись наверх. По сравнению со спертым смрадом в подвале застоявшийся тусклый воздух на втором этаже показался свежим и сладким, как ранним утром в горах. Коридор был пустынен и тих, краснорожий Индеец и молодые люди ушли, и Валерия надеялась, что дорогой фотоаппарат на груди у одного из них не стал причиной беды. Днем, конечно, бродяги обычно никого не трогают, но все же…