Псих - Игорь Сотников
–С ним, иначе нельзя. – Видя смущение Ильи, поспешила оправдать свою резкость Маша. Вслед за этим Илья занял позицию сбоку от неё, и они таким скоростным ходом двинулись в путь, размерность которого всегда находится в прямой зависимости от твоего попутчика, который живостью своего характера и предопределяет этот будущий путь. Сейчас же, именно Маша полностью взяла в свои руки, не только колеса своего кресла-каталки, но и примерила на себя одежду лоцмана, определяющего местный фарватер мостовой.
Правда, надо признать, что хотя в наше время особы женского пола уже давно на себя натянули мужские брюки, но, тем не менее, всё же в некоторых направлениях жизнедеятельности, эта мужская, однозначно движимая шовинизмом натура, так и не хочет допускать в некоторые отрасли, связанные с управлением, особ женского пола, которые уже давно не согласны на пассажирские места (даже в первом классе), а им подавай, если не капитанское, то хотя бы лоцманское место. А уж как там, на месте, то не ваша забота, как-нибудь уж с ориентируемся. А кто не согласен, то того боцман лишит обеда, а наша прекрасная представительница рода человеческого – сладкого. Так что, для начала попрошу вас, морские волки, с ориентироваться и подобрать подходящее название для новых управленцев (ведь негоже женского рода особу называть мен). И нечего рожи кривить, и причитая, бездоказательно заявлять, что женщина на судне к беде, а быстро построились, когда перед вами стоит лоцгёрл.
Что же касается Маши, то она посрамила всех тех, кто заявлял, что девушка не способна выполнять несколько дел одновременно – так она за раз, лихо управляла своей коляской, пугала зазевавшихся голубей и пугающе для Ильи, была откровенна с ним. За то время, а за какое, надо признаться, Илья не совсем уловил для себя эту временность, ну, в общем, за тот временной промежуток, на который их сподобила судьба, Маша успела откровенно рассказать Илье всё о себе. Так в её жизни произошёл полнейший слом и что после аварии она, не смотря на поддержку близких, осталась одна сама по себе, с кем, конечно, можно поговорить на любые темы и надо признать, что лучшего, чем она слушателя не найдёшь на всём белом свете, но всё же при всём этом, хочется поговорить с кем-нибудь менее пристрастным к тебе. И Маша, следуя своему определяющему желанию, за это короткое время, может быть, несколько поспешно обрушила на Илью всю свою накопившуюся невысказанностью. При этом, как казалось, для Маши действительно не существовало жизни до аварии, и её волновало только то, что было после неё, и на что у неё накопилось своя кипа вопросов и претензий.
–Он говорит мне, раз это судьба, то грех не использовать этот шанс. – Хмуриться Маша, вспоминая автора этих рекомендаций – своего отца. – Я для него ещё одна политическая целесообразность и ему плевать на то, что меня пришлось собирать по частям, и что моя прежняя жизнь перечёркнута. Хотя, я сама это понимаю и пытаюсь устроиться в ней. – Остановившись у бордюра дороги, Маша принялась анализировать, сколько ещё ей на пути встретится этих путевых препятствий, из которых бордюры, уложенные заподлицо бортовые камни, будут самые лёгкие, когда как человеческая сущность, как правило, заподлицо заложенная в него, в согласии с его природой, не то что уступит, а скорее поставит подножку тебе.
–Но я Маша, а не как эти Марии, дети поколения дипломатов без ручки, из-за своей близости к кормушке, возгордившись, потеряли не только всякие жизненные ориентиры, но и посчитали, что только благодаря им и существует, и благоденствует страна, которая вдруг заерепенилась и, посчитав их за паразитов, указала им на своё место. Отчего они, не выдержав такого откровения, уже отправились благоденствовать в другие места, откуда им умеющим только одно, будет лучше поливать грязью всё равно неумытую Россию. – Вновь испугала Илью своей резкостью высказываний Маша, которая заметив это, поспешила сослаться на трудности её положения, где часто без резких движений, трудно преодолеть препятствия.
–Ну, а как же. – Махнув по направлению того места, откуда они только что вывернули, сказал Илья.
–А, это то. – Улыбнулась Маша и ничего сейчас не пояснив, оставила всё на десерт, который непременно наступит, после небольшой заправки в кафе, в котором уже Маша, очень сочно разбавила эту посиделку с Ильей, который, надо признать, ещё не переварил уличную информацию, обрушенную на него ей, а тут, вместе с питательной пиццей, добавилась ещё весьма калорийная и питательная для мозга добавка из специй, которыми так была полна Маша. Что, конечно же, с одной её стороны, ну хочется человеку после вынужденного периода молчания, когда не с кем по душам поговорить, было понятно, но с другой, сидящей напротив неё Ильи, эх, утратили мы веру в искренность и, надев на себя бронежилет бесстрастия, держим язык за зубами, было не очень.
Что же касается её десерта, то она призналась Илье, что её отец, о чём она, может, кому другому и не сказала (такая выборность, вновь заставила Илью напугаться), один из тех лиц, кто имеет большое влияние в определенных, каких он, наверное, уже догадался, политических кругах. И что он решил использовать её такое состояние, которое, по его мнению, будет способствовать продвижению её на политический олимп, где сейчас за неимением новых лиц, наметился определенный застой.
На её же вопрос, а что там делал Илья, тот признался, что он, скорее ничего не делал, ну а если подробнее, то разбавлял своим присутствием одного, известного во всё тех же определенных кругах Кота. Который, как оказалось, был знаком Маше, которая считала того довольно любопытной личностью, к тому же, её общение с его подопечными, которых он в свойственной манере обозвал терапевтами, немного скрасило её унылую жизнь. Правда, жаль, что всё так быстро закончилось и она, наверное, больше ни с кем из них не увидится.
–Я тоже. – Вдруг вспомнил кое-кого, про себя проговорил Илья.
Но вот кафе, скрасив своей питательностью их внутреннюю жизнь организма, осталось позади и кажется, настал момент расставания, на который, со своей противоположной стороны улицы, продолжал смотреть всё такой же хмурый
