Катажина Бонда - Девушка полночи
Войтек внимательно посмотрел на нее, а потом протянул руку, как для приветствия:
– Войтек. Это мое настоящее имя. Начнем сначала.
– Люция. – Она пожала ему руку в ответ.
– Я пока не уверен в том, что стал священником по зову сердца.
Девушка улыбнулась:
– В случае чего у меня есть два билета в Марокко. Не желаешь ли устроить себе небольшой отпуск после того, как вернемся? Ты никому не говори, но немного слитков все-таки оставалось в старом приемнике Буля, я забрала их, чтоб добро не пропадало.
Он удивленно взглянул на нее.
– Шучу, – рассмеялась Люция.
Войтек не был в этом уверен. От нее можно было ожидать чего угодно.
– Я получила работу в порядочной фирме, – пояснила она уже серьезно. – И взяла аванс за миссию «Дюймовочка». Профайлер связала меня с нужными людьми. Они сказали, что при моих способностях у меня есть шанс сделать завидную карьеру. Так как насчет Марокко?
– А твоя тетя?
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского. – Люция улыбнулась, ввела в навигатор «Теремиски» и медленно, очень осторожно тронула машину с места.
Две недели спустя
За окном светило солнце. Последние сосульки еще свисали с крыши, с них капала вода. Мадонну со стены снимали на весеннюю чистку. Она была вся в помете, белые подтеки закрывали черты ее гипсового лица. Во дворе-колодце раздался тихий стон соседки. Сегодня она начала намного раньше и была, судя по всему, в прекрасной форме. Эхо несло ее голос от окна к окну. Позже ни один из жителей не мог сказать, то ли ее стоны спровоцировали ошибку работника, то ли причина была в другом, например, во время демонтажа статуи кто-то слишком сильно натянул веревку и задел одну из сосулек. Сначала упала лампада. Она разбилась прямо возле ног Вальдемара Габрыся, который следил за процессом. Фитиль лампады не погас, несмотря на то что она разлетелась на мелкие осколки, а, наоборот, вспыхнул ярким пламенем. Вслед за ней прилетело ледяное копье, а потом рухнула и Мадонна. Несколько десятков килограммов цветного гипса пронеслись в сантиметре от головы Габрыся. Он стоял еще какое-то время, не в силах пошевелиться, и вглядывался в осколки Богоматери, наконец наклонился, поднял один из самых больших кусков, видимо фрагмент руки Мадонны, и сжал в ладони. Соседка, по своему обыкновению, старательно концертировала. Тем временем Габрысь, не боясь ошпариться расплавленным воском, схватил второй рукой осколок лампады и вместе с куском гипса вознес к небу, как оружие:
– За что Ты меня караешь, Господи?! Меня, Твоего самого верного слугу? – возопил он.
Но Господь не снизошел до ответа. Даже соседка на время притихла. Тогда Габрысъ швырнул оземь гипсовый палец Мадонны и вышел за ворота.
Саша с ухмылкой наблюдала за сценой из своего окна. В этот день она видела Габрыся в последний раз. Потом люди говорили, что в тот самый момент в его квартире умерла тетка, но врачи этого не подтвердили. Габрысь продал квартиру на Пулаского, за бесценок выкупил свою старую тесную однушку в офицерских домах и таскался по городу. Попивал. Его видели с разными дамами в слишком коротких юбках. Некоторые утверждали, что, только потеряв веру, он стал слепо следовать каким-то своим, только ему понятным принципам. Ему постоянно нужны были враги и конспирологические теории. Многие видели, как он приходит жечь лампады у замурованного клуба, бывшей «Иглы», несмотря на то что спустя несколько лет никто уже не помнил о тех событиях. Неподалеку от площади Свободы открылись новые клубы, рестораны и кафе. Прохожие не обращали внимания на заросшего мужчину с небольшой собакой, которую он водил без намордника. Он не брился. На спине носил матерчатый мешок со своим добром. С шеи его свисали медальоны с образками святых. Иногда кто-то жалел его и давал бутерброд или бросал в его бумажный стаканчик несколько монет. Он брал, хотя на счету у него лежала кругленькая сумма. Все соглашались лишь в одном. Габрысь никогда не протестовал против культа памяти покойного певца. Для него это было всего лишь доказательством того, что все мы смертны.
Залусская как раз откладывала в макулатуру печатные материалы, касающиеся убийства Иглы, когда раздался звонок. Обычный, как из детства. Дзынь, дзынь, перерыв. Она оглянулась. Телефон был подключен, хотя она дала бы голову на отсечение, что выдернула его из розетки и отнесла в архив хозяина квартиры. Она подошла, подняла трубку. Соединение прервалось. Саша стояла у окна и вглядывалась в нишу, где уже не было гипсовой Мадонны. Она ждала в уверенности, что он позвонит прежде, чем она досчитает до десяти. Когда телефон снова зазвонил, она не сразу сняла трубку.
– Хорошая работа. – Она услышала в трубке странное эхо.
– Где ты?
– Открой, – прозвучал приказ.
Вскоре она услышала шаги в подъезде, а потом стук в дверь. Саша положила трубку. Она увидела в глазок некрупного мужчину за сорок, в роговых очках. На нем был тонкий пиджак из оранжевого твида, на шее – шерстяной шарф. Саша сразу узнала человека, который представился Булем и втянул ее в это дело. Она, не раздумывая, взялась за ручку двери. Он улыбнулся, вынул из папки серый конверт:
– Аванс ты получила, здесь остальное, – и развернулся, намереваясь уйти.
– Эй! – Она схватила его за пиджак, но сразу же отпустила.
Он отряхнул пиджак с такой гримасой, как будто ее прикосновение грозило проказой.
– Мне очень жаль, что все случилось именно так, – сказал он. – От нас тут почти ничего не зависело. Иногда нельзя обойтись без жертв, сама знаешь. Идеальные планы существуют только на бумаге.
Саша внимательно присмотрелась к нему и наконец решилась спросить:
– Это ты? Сейчас и тогда?
Он слегка кивнул.
– Приятно было познакомиться. – Он опять отвернулся, готовый уйти.
– Раз уж я тебя увидела… – шепнула она и на миг замолчала. – Ты рассекречен. Что это означает для меня?
– Свободу, – ответил он. – Конечно, ты должна хранить тайну. У нас новая Дюймовочка. Посмотрим, как себя покажет. Там у тебя документ, на случай если захочешь познакомить дочь с отцом. Считай это прощальным подарком от фирмы. Он настоящий. Никто и никогда больше не будет тебя беспокоить. Банк охотно примет тебя на работу. Но решение за тобой. Я уже сказал, что ты проявила себя на все сто. Больше мы не увидимся.
Саша не ответила. Только когда ее неожиданный гость ушел, она открыла конверт. В нем были деньги и стопка пожелтевших бумаг. Она сглотнула и почувствовала, как начинают дрожать руки. Оперативная запись, озаглавленная машинописным шрифтом «Красный Паук», а также протокол закрытия дела Лукаса Поляка и ее собственный рапорт об увольнении со службы. На нем имелась дата задержания и помещения этого человека в психиатрическую больницу, а также точный адрес с почтовым индексом. Она сразу же подбежала к телефону, но знакомый номер уже не соединял ее с офицером. Автоматическая запись информировала о том, что абонент находится вне зоны действия сети. Однако найти в Интернете номер телефона больницы не составило труда. Залусская попросила соединить ее с главврачом. Секретарь неохотно согласилась, так как спешила домой, было пятнадцать минут третьего.
– Здравствуйте, – произнесла Саша, когда услышала в трубке холодный баритон. – Находится ли в числе ваших пациентов Лукас Поляк?
– Кем вы приходитесь пациенту?
– Я хочу только знать, как у него дела. Меня зовут… – Она запнулась. – Милена Рудницкая. Но это вам вряд ли о чем-то говорит.
– Ах, это вы. – Голос стал мягче. – Мы уже давно пытались вас найти. В последнее время Лукас пребывает в неплохой форме. Опять начал рисовать. Возможно, вскоре мы дадим ему первый отпуск.
– Он выйдет на свободу?
– Здесь больница, а не тюрьма, – напомнил ей врач.
– Приговор уже был объявлен?
– Он не был приговорен, – ответил удивленный директор. – Он находился у нас почти с самого начала. Должен признать, что он делает заметные успехи. Чувствует себя прекрасно. Если вы захотите повидать его, то мы можем дать на это согласие. Я знаю, насколько вы важны для него. Можно сказать, что он живет лишь мыслью об этой встрече. Он очень много говорил об этом на терапии. Я знаю, что этот союз был неофициальным, но и времена изменились. Как близкий человек, вы имеете право приехать. Однако я бы не советовал на первую встречу привозить ребенка, хотя Лукас, конечно, очень рассчитывает на то, что увидит дочь.
Саша немедленно положила трубку. Она смотрела на стену плача и была не в состоянии выдавить из себя ни слезинки. В горле у нее словно застряла колючая проволока. Она замерла в ступоре. Остатки Мадонны уже были собраны. На асфальте сохранилось только небольшое красное пятно. Сверху парафин выглядел как запекшаяся кровь. Саша присела на корточки и вглядывалась в свои ногти. Перед глазами тотчас же появились вспышки пожара. Она хотела, чтобы они исчезли навсегда, она даже почти о них забыла. Кошмары прошли несколько лет тому назад. Саша надеялась, что навсегда. Старалась взять себя в руки, но была не в состоянии. Достаточно лишь не закрывать глаза, уговаривала она себя. Наконец почувствовала жжение, поскольку не могла больше противостоять физиологии. Она сползла по стене и свернулась в позу эмбриона. В такой позе она провела почти месяц в больнице, когда узнала, что ожоги не будут единственным напоминанием о связи с убийцей: в ее животе развивается его ребенок.
