Эрик Ластбадер - Шань
— Довольно! — приказал Чжилинь. — Я пришел за заключенным.
— От кого? — спросил человек со штырем.
— От Мао жу, — ответил Чжилинь.
— Это правда, — сказал Чу, помахивая бумажкой с именем Мао на ней. — Этот министр — в личном штате Председателя.
— Дайте ему его одежду, — сказал Чжилинь, зная, что теперь надо было действовать быстро, очень быстро, или обман раскроется. — Оденьте его. Не в тюремную одежду. Мао желает допросить заключенного лично.
Двум допрашивающим пришлось помогать Дэвису одеваться. Руки его дрожали, и он боялся посмотреть в сторону Чжилиня.
— Вам нужна помощь, товарищ министр? — спросил Чу, когда Дэвис был готов. — Я могу вам дать двух моих людей.
— Нет, — ответил Чжилинь. — Не надо, Чу тон ши. Я сам с ним справлюсь.
— Вы уверены, товарищ министр? — осведомился Чу, держа дверь комнаты допросов открытой, пока они выходили. — Я и думать не хочу о том, что произойдет, если заключенный убежит.
— Посмотри на него, — сказал Чжилинь, поддерживая Дэвиса. — Он едва можетидти, не говоря уже о том, чтобы тягаться со мной. Я беру на себя всю ответственность.
— Как скажете, товарищ министр.
Три поста охраны они миновали. Когда они вышли в неподвижную ночь, с губ Дэвиса слетел слабый вздох. Он лежал на плече Чжилиня точно так же, как недавно Сеньлинь.
— Еще несколько шагов, дружище, — прошептал он на ухо Дэвису. — Мы уже у автомобиля. Ты можешь залезть внутрь?
Дэвис кивнул, высвободился из объятий Чжилиня и, скривившись от боли, сел на пассажирское место.
Чжилинь обошел машину и сел за руль. Он завел мотор, и автомобиль тронулся.
Даже годы спустя, когда воспоминания все еще преследовали его, он не мог сказать, что привело его в огромный парк, удобно расположенный в районе Пекина и известный как Холмы Очарования. Только потом, позже, Чжилинь вспомнил старое название места: Охотничий парк.
Может, Чжилинь приехал туда, потому что всегда любил это место. Там был ручей, который протекал через весь парк. А начинался тот ручей в прозрачном озере высоко в горах на западе.
В XII веке в этих лесах было столько дичи, что императоры сделали их своими личными охотничьими угодьями. Но к середине XVIII века алчные императоры так основательно попользовались лесными богатствами, что для того, чтобы охота могла продолжаться, пришлось импортировать маньчжурского малу.
Эти места назывались Шуанцзин, вилла Двух Колодцев. Сюда Чжилинь и привез Росса Дэвиса. И находилась она в южном конце парка. Здесь были и укрытия, и вода, хотя один из колодцев — тот, что поближе, — был закрыт крышкой из ржавого гофрированного железа.
Чжилинь остановил автомобиль у входа, и они вышли. С помощью Чжилиня Росс Дэвис, хромая, прошел мимо бронзовых львов, стражей парка, на улицу, известную в прошлом как Май майцзы, Улица Торговцев. Здесь еще можно было увидеть остатки магазинов.
Путь до виллы Двух Колодцев казался необычайно долгим, но хорошо было то, что сама Вилла была почти незаметной, даже если находиться внутри парка. То было место лишь временного отдыха. Утром Чжилинь должен был увезти Дэвиса дальше. Но куда? Разумеется, мы должны наказать его в назидание другим.Он не мог этого допустить. Был ли он шпионом или нет, но Дэвис прежде всего был его другом. Его жизнь значила для Чжилиня гораздо больше, чем показательный суд по делу о шпионаже мог значить для будущего нового Китая. Нынешний режим скоро забудет о существовании Росса Дэвиса, а Чжилинь — никогда.
Он усадил Дэвиса как можно удобнее и дал ему воды.
— Почему ты это сделал? — спросил Дэвис. Его лицо было еще в грязных подтеках крови и пота. — Я был уверен, что больше никогда тебя не увижу.
— Ты варвар, — мягко сказал Чжилинь. — Что ты можешь знать?
Дэвис улыбнулся и закрыл глаза.
— Я думал, что в Шане было плохо, — выговорил он. — Но тут было хуже. Гораздо хуже.
Чжилинь, ничего не сказав, присел рядом с другом. Возможно, —подумал он, — ему важно выговориться сейчас, потому что раньше онне имел такой возможности.
—Я думал, нас хорошо подготовили по... всем возможным вариантам. Но теперь — теперь я думаю, что даже они не знали, что будет с нами, если нас поймают.
С юго-востока донесся приглушенный грохот. Дождь приближался. Чжилинь взглянул вверх на небо над черепичной крышей. Там не было никакого света, кроме тусклого отсвета от огней спящего города. Он подумал о бриллиантовой сине-белой дуге от штыря, о запахе жареной плоти, плоти Росса Дэвиса, и порадовался тому, что сделал.
— Не знаю, — сказал Дэвис, когда первые капли дождя упали на крышу виллы, — как я попал сюда. Это так далеко от Вирджинии. Далеко от дома. — Он положил голову на согнутые колени. — Мне кажется, будто я на другой планете, и мне кажется... кажется, что это хуже всего — умирать так далеко от родных мест.
— Ты не умрешь, — отозвался Чжилинь, слегка подвинувшись, чтобы усилившийся дождь не намочил его. Он вспомнил их сумасшедшую поездку по Жикьюнь Шаню. Он вытащил сигарету, зажег ее и вставил в рот Дэвису.
Хорошо, —подумал Чжилинь, — что его родители не видят своего сына в таком состоянии.
—Я боюсь, — сказал Дэвис, не сделав ни единой затяжки. — Я боюсь умереть. Если бы не это, я попытался бы убить себя в камере в промежутке между допросами. Это смертельный ужас. Что будет со мной после? Буду ли я пребывать в пустоте? Буду ли чувствовать холод? Будет ли там вообще что-нибудь?
— Я буддист, — промолвил Чжилинь. — Нет ни рая, ни ада.
Странно дернувшись, Дэвис повернул голову.
— Тогда что?
— Начало, — ответил Чжилинь. — Жизнь — наша жизнь — лишь начало космического путешествия. И кто может сказать, где оно закончится? За жизнь надо бороться. Каждую секунду. А смерти бояться не надо, мой друг.
Он протянул руку, вынул дрожащую сигарету из губ Дэвиса и неглубоко затянулся. Потом выпустил дым и вернул сигарету Дэвису.
Тот посмотрел на него.
— Я так далеко от дома.
— Забудь об Америке, — сказал Чжилинь. — Сейчас твой дом — Китай.
Дэвис, откинув голову назад, сделал глубокую затяжку.
Откуда-то из-за колодца раздался резкий звук, и Чжилинь вскочил. Шатающаяся фигура приближалась к вилле. Чжилинь сделал шаг вперед — дождь хлестал по его спине, — затем еще и еще, пока не оказался у закрытого колодца.
— Сеньлинь!
Она бросилась в его объятия.
— Ага, любовники!
Чжилинь прекрасно знал этот голос. Хуайшань Хан. Он появился из глубины небольшой рощицы: охотник догонял добычу.
— Верный Чу позвонил мне, едва вы уехали, — говорил Хуайшань Хан, приближаясь к ним. — Он очень прозорливый человек, Чу тон ши. И подозрительный. Я велел вас держать под наблюдением до моего прихода, — он улыбнулся, но лицо его было невеселым. — И вот я здесь.
Чжилинь посмотрел на Сеньлинь, которая, не в силах контролировать себя, дрожала у него на груди. Было очень темно, а из-за дождя и вовсе ничего нельзя было различить. Раскат грома, похожий на хлопок, темнота и затем вспышка зловещего света выхватила из темноты ее избитое, в синяках лицо.
— Сеньлинь, что...
— Я говорила тебе, что он знает, — она всхлипнула. — Это мое наказание. Он бил меня только по лицу. Наверное, какие-то кости сломаны. Он именно этого хотел. “Все должны знать о твоем позоре! — кричал он, когда бил меня. — До конца жизни тебя будут узнавать по твоему проступку!”
Чжилинь, не в силах вымолвить ни слова, прижал ее к себе. Он целовал ее лицо, пока она тихонько плакала.
— За что? — спросил он через некоторое время. — За что?
— Не только за мою измену, — ответила Сеньлинь. — Но и потому, что я жду ребенка. Твоего ребенка.
Ошеломленный Чжилинь отстраненно наблюдал за тем, как Хуайшань Хан схватил Сеньлинь за руку.
— Отпусти ее, предатель! — глаза его сверкнули. Они были мутными и плоскими, как глаза большинства идеологов.
Как-нибудь Чжилинь поспорил бы о том, почему Хуайшань Хан перешел к коммунистам. Ведь именно это заставило его перейти в другой лагерь, не так ли? Нет, нет.Теперь Чжилинь видел, каким хитроумным оппортунистом был тот. Переход от националистов к коммунистам прекрасно послужил Хуайшань Хану, а это было единственным, что волновало его. По той же самой причине он втянулся в опиумные дела. Деньги и растущая власть — вот составные части идеологии Хуайшань Хана.
Хуайшань Хан приставил лезвие ножа к сонной артерии на шее Сеньлинь.
— Отпусти, если не хочешь видеть ее мертвой. Чжилинь снял свою руку с Сеньлинь. Видя облегчение, появившееся в глазах Хуайшань Хана, он согнулся пополам и ударил в живот Хуайшань Хана, отбрасывая его назад.
Хуайшань Хан издал хрюкающий звук, когда его позвоночник ударился о край железной крыши, закрывавшей колодец. Нож выпал из его ослабевших пальцев.
