Дмитрий Петров - Нелюдь
Есть моменты в жизни человека, когда он сам определяет свою судьбу. Не так уж их много, чаще всего мы бываем просто марионетками в руках судьбы. Но бывает и такое, что только от твоего «да» или «нет» зависит твоя жизнь, все ее дальнейшее течение…
Когда я понял, что мы тем или иным образом лишились Скелета, я впал в отчаяние. Скелет, его присутствие придавали мне уверенность в успехе. Он был надежен и профессионален. Сейчас стало ясно, что что-то с ним случилось и рассчитывать на него мы не можем.
А мы с Геннадием — разве мы годимся для таких дел? Мы же ничего не умеем. Как мы станем хватать Леву в аэропорту? Это же дикость и очень опасно. Там толпа народу, много милиции…
Больше всего мне, конечно, хотелось сказать «нет». Выйти из машины и поехать домой. И не делать того, о чем я был уверен, что это плохо закончится.
Но кроме моментов, когда ты должен сам принимать окончательное решение, существует и еще один род моментов. Это когда ты просто никак не можешь сказать «нет». Тебе может очень не хочется, ты можешь бояться и сомневаться… Но в некоторых случаях ты не можешь отказаться.
Это как со слепым на улице… Вы будете опаздывать на заседание Совета Министров и бежать сломя голову. Но если в этот момент к вам обратится слепой старик или слепая старуха и попросит перевести через улицу, вы же все равно не сможете отказаться… Это тот случай, когда ни один нормальный человек не может сказать «нет»…
— Поехали в аэропорт, — сказал я мрачно, засовывая руки в карманы плаща.
Геннадий нажал на газ, и мы вскоре вынырнули на Московский проспект возле станции метро «Электросила».
— А куда мы его повезем? — сказал я. — Ведь не на квартиру Хельги… Там теперь опасно.
— Туда мы больше вообще не должны показываться, — быстро ответил Геннадий. — Если Скелет остался жив, он сам даст нам знать.
— А он не мог просто сбежать? — предположил я. — Он ведь все сделал уже… А теперь взял деньги Хельги и сбежал. А ее убил, например. Или они сбежали вместе.
— Не исключено, — ответил Геннадий. — Но маловероятно. Мы же с вами знаем Скелета. Он вряд ли станет так поступать.
— Ну, — пожал я плечами. — Мне казалось, что я знал Хельгу…
— Это — отдельная тема, — передернулся Геннадий. — Даже не знаю, как я смогу перенести, когда вы опять ляжете в постель к моей дочери после того, как спали с этой тварью… Вы сами-то можете спокойно об этом думать?
— Ладно, не будем об этом, — ответил я. — Это — мое дело, думать или не думать. И, кроме того, Юля ведь не ваша дочь.
Я сказал эту обидную вещь и сам испугался. Зачем я оскорбил Геннадия? Ведь он действительно любит Юлю, как родную дочь, и сейчас показывает это… Ему неприятно слышать такое, да еще от меня. Наверное, я сказал эту гадость оттого, что Геннадий был прав, упомянув о моей связи с Хельгой, я это понимал, и мне было неприятно. Вот я инстинктивно и захотел сделать ему больно в ответ.
Но Геннадий, казалось, пропустил мои слова мимо ушей. Он даже не повернул голову ко мне, только крепче вцепился в руль, это я заметил.
— Мы возьмем его в аэропорту, — сказал Геннадий. — А куда мы отвезем его, я уже знаю. Я успел договориться.
— Куда же?
— Есть место, — уклончиво ответил он, усмехнувшись своим жестким лицом. — У всякого человека есть друзья. Даже у меня, — он хмыкнул и спросил:
— Сколько сейчас времени? Мы не опаздываем?
— Десять тридцать, — ответил я, поглядев на часы.
— Успеваем, — отозвался Геннадий, не отрывая глаза от шоссе.
Мы уже проезжали мимо гостиницы «Пулковская», и до международного аэропорта было рукой подать.
Пошел дождь. Пришлось остановиться и навернуть «дворники» на стекло. Мимо нас, обдавая нас мелкой водяной пыльцой, проносились машины в сторону Пушкина.
Петербургский международный аэропорт, если смотреть на него со стороны главного входа, выглядит провинциально и просто жалко. По размерам и по архитектуре — это скорее напоминает бердичевский автовокзал. Очень непрезентабельное зданьице…
Это только войдя внутрь и проходя через всю внезапно открывающуюся анфиладу залов и лестниц, ты понимаешь постепенно, что не все так просто. Что это — огромное и вполне шикарное помещение, просто оно скрыто от глаз, если смотреть снаружи.
Но в тот раз мы не собирались ничего тут осматривать. И вообще нам надо было держаться как можно незаметнее. Мало ли что… Самой ужасной была перспектива, что Леву будет встречать кто-то, кроме нас. Тогда мы ничего не смогли бы сделать. Но нас согревала надежда, что и Лева сам не заинтересован в помпезных встречах и проводах.
На табло в зале прибытия светились буквы, извещавшие о том, что прилет самолета из Рима не задерживается и произойдет в срок.
— Вы хорошо его помните? — спросил Геннадий. — Сможете сразу его узнать?
— Даже если и нет, — ответил я. — Все равно у нас нет другого выхода. Кто же еще может его узнать? Буду стараться.
Мы вышли из здания и встали под навесом у входа. Закурили. Снаружи дождь усилился.
«Совсем как в шпионских романах, — подумал я. — Двое мужчин в плащах нервно курят возле аэропорта… Сцена для фильма про шпионов».
Наконец, в зале на табло зажглись слова о том, что рейс «Алиталии» прибыл в Петербург. Толпа встречающих выстроилась в два ряда перед выходом из зала таможенного контроля. Люди были оживлены и почти все нарядные. Многие были с букетами цветов.
— Улыбайтесь, — сказал мне негромко Геннадий. — Не будем выделяться внешним видом. Улыбайтесь, мы же приехали встречать дорогого нам человека. Мы так ждали его, так хотели встретить.
С напряженными улыбками мы застыли в толпе, устремив взгляды на открытые двери. Спустя десять томительных минут показались первые пассажиры. Они проходили таможню и сразу попадали в объятия встречающих. Слышалась смешанная русско-итальянская речь.
Стоять там и ждать — это было ужасно. Что может быть изнурительнее такого напряжения?
Я чувствовал, как у меня по спине, между лопаток течет пот. Ноги дрожали в коленках. Наверное, и Геннадий чувствовал то же самое, потому что я заметил, как он трясущейся рукой распустил узел своего яркого галстука…
Как ни странно, Леву я узнал сразу. Столько лет прошло, а он почти не изменился. Только облысел основательно да одет был хорошо, богато. В нашей советской юности он выглядел похуже.
«Раздобрел на человеческом горе», — подумал я, стоило мне увидеть Леву и оценить его облик.
В руках у него был только объемистый портфель и больше ничего. Он был налегке, типичный западный бизнесмен.
— Вот он, — указал я глазами на Леву, и Геннадий сразу понял, кого я имею в виду, весь подобрался и хрипло сказал:
— Не спешить. Пусть выйдет, осмотрится. Никуда не денется.
Лева и не собирался никуда деваться. Он прошел с независимым видом через толпу встречающих, миновал ее, отошел в сторону. Огляделся, постоял несколько секунд и медленно направился к телефонам-автоматам. Все было так, как рассказала нам Хельга. Кстати, где-то она сейчас?
Лева вынул руку из кармана дорогого светлого плаща с темными отворотами и опустил жетон в автомат.
«Удивительно, до чего предусмотрительный человек, — промелькнуло у меня. — Он даже имеет жетон питерского метро для таксофона. Наверное, купил в прошлый раз и не забыл взять с собой».
Лева, похоже, действовал с точностью автомата. Он, наверное, достал жетон из кармана еще при посадке самолета и так и шел, зажав жетон в кармане, чтобы теперь не терять времени.
Он принялся набирать номер.
— Пора, — прохрипел мне на ухо Геннадий и даже чуть подтолкнул вперед. — Пошли, пока он еще ничего не сообразил.
— А что я ему скажу? — сипло, поперхнувшись, спросил я, ощущая, как мои ставшие ватными ноги, несут меня к Леве.
— Посмотрим, — ответил Геннадий. — По обстановке.
Я заметил, что лицо его было такое бледное, что даже казалось синюшным. Интересно, а какое было лицо у меня в ту минуту?
Я приблизился к Леве, набиравшему номер, и положил ему руку на плечо.
— Привет, Лева, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
Он резко обернулся, и на лице его отразился такой ужас, что я сразу окончательно понял — Хельга не соврала, и мы обратились «по адресу»…
— Тысячу лет мы с тобой не виделись, — выдавил я из себя.
— Да, — ответил Лева, пораженный неожиданной встречей.
Он повесил трубку и повернулся ко мне всем корпусом.
Он сделал над собой усилие и принужденно улыбнулся. Он заставил себя поверить в то, что наша встреча сейчас — простая случайность. Мы поговорим по-товарищески пять минут, а потом расстанемся.
Он поверил в это. Это придало ему сил, и он улыбнулся еще шире.
— Здорово, старик, — сказал он. — Какая встреча… Как живешь-можешь?
— Живу хорошо, — ответил я. — Могу плохо.
