Александр Гракх - Паноптикум. Книга первая. Крах
Патрик Мендоза отжимался от пола, закинув ноги на железную столешницу. Прерывистое дыхание заключенного вырывалось из — под железной маски, надетой на его голову. Уже около часа Патрик повторял одно и то же движение, подвергая своё тело изнуряющей нагрузке. Он всегда занимался до полного изнеможения и никогда не ориентировался по времени, тем более что часы в карцере были запрещены местными инструкциями, регулирующими жизнь заключенных в месте, где двадцать четыре часа в сутки камеру освещал тусклый красный свет.
Более пяти лет назад Мендозу, как асоциального элемента, не подчинявшегося распорядкам «Социального лепрозория», поместили в карцер на неопределенный срок. Тогда он ещё пытался вести счет времени, делая насечки на стенах камеры, но бросил это дело, посчитав сие полной бессмыслицей. Лишь Ульрих Рыжебородый, изредка спускавшийся в карцер по договоренности с администрацией тюрьмы, сообщал Мендозе о времени, проведенном им в этом гиблом месте. Но Патрика больше интересовали новости из блоков и то, что приносил с собой Ульрих — продукты и лекарства, которые помогали выживать в этом подземном склепе. Вопрос выживания был намного актуальнее для Патрика, так как он каждый день думал о мести. Нет, вернее, он о ней не думал — Патрик готовился к ней с завидным упорством.
— Ещё… Ещё… — почувствовав усталость от физических упражнений, Мендоза стал подбадривать себя.
Внезапно раздался еле слышимый гул, отчего Патрик замер. Встав на ноги, он немало удивился, увидев открытую дверь своей камеры. Немного выждав, он прошел в шлюз и обнаружил, что железная перегородка, разделяющая шлюз и коридор карцера, тоже открыта. Оказавшись в коридоре, он огляделся по сторонам: железные врата всех камер были открыты, а по каменному холлу расхаживали заключенные, чьи головы были закованы в специальные железные маски, изображающие грустных сатиров. Они явно не понимали смысла происходящего, угрюмо озираясь друг на друга.
Но Патрик знал… Патрик, чей разум постоянно думал об этом дне, возликовал, наблюдая эту картину.
— Свобода!!! — рев Мендозы громогласным ором раздался в стенах карцера, заставив других заключенных обратить своё внимание на арестанта, чья правая рука поднялась вверх, сжимая кулак.
— Брат! — Мендоза услышал знакомый голос Ульриха Рыжебородого, который показался из — за угла в сопровождении группы заключенных, вооруженных самодельным холодным оружием.
Когда он подошел к Мендозе, то крепко пожал ему руку и произнес:
— Брат, то, о чем я тебя предупреждал — свершилось… В метрополии произошло восстание против тирании Десятого Императора. Тюрьма заблокирована, Феликс Грув принял условия капитуляции…
В ответ на это Патрик покачал головой.
— Настало наше время, брат Ульрих, — произнес Мендоза, разглядывая людей из группы Рыжебородого. — Я жил только мыслью об этом дне, и этот день настал…
— Пойдем, брат, — ответил ему Ульрих, — тебя ждет последний из участников, причастных к смерти Элая…
Слова, сказанные Ульрихом, заставили Мендозу издать победоносный рев, отчего остальные заключенные переключили все своё внимание на него.
— Рыло… — прошипел сквозь зубы Патрик, — пришло твоё время платить по счетам…
Первое, что решил сделать Мендоза, поднявшись из карцера, так это привести себя в порядок в одной из многочисленных парикмахерских блока А.
Восседая на массивном кресле, он облокотился на пластиковые поручни и нервно сжимал кулаки от нетерпения, ожидая начала процедуры. Рассматривая свою маску в большое зеркало, Патрик медленно поворачивал голову из стороны в сторону, пока не увидел отражение вошедшего заключенного.
Арестант держал в руках специальный инструмент, которым откручивались болты, соединяющие переднюю и заднюю части железной маски. После протяжного звука работы электродвигателя последовал глухой стук массивной гайки, упавшей на каменный пол. Процедура повторилась.
— Дальше я сам, — Мендоза остановил парикмахера, подняв руку. — Дай мне свою самую острую бритву и оставь меня…
Достав с полок необходимые принадлежности, заключенный— парикмахер разложил их на высокой тумбе, стоявшей возле зеркала. Затем он налил воды в самодельный кувшин, после чего пододвинул тумбу поближе к Патрику и удалился, предусмотрительно закрыв за собою дверь.
Мендоза, оставшись в одиночестве, снял переднюю часть маски со своей головы.
В отражении пред ним предстало заросшее смятыми волосами лицо, кое-где покрытое струпьями. Стряхнув мелких насекомых со скомканной бороды, Мендоза глубоко вздохнул и взялся за опасную бритву. Предельно аккуратно и очень тщательно, Патрик выбривал своё лицо, макая бритву в тарелку с водой, которая стояла на тумбе. Бриться было очень тяжело из — за многочисленных шрамов на голове — одно неверное движение, и порез обеспечен. Поэтому, когда Мендоза выбрил лицо и голову, на поверхности белого полотенца, которым он вытирался, остались многочисленные кровоподтеки.
Привстав с кресла, он подошел к немного запотевшему зеркалу и провел по нему рукой. Изуродованное многочисленными шрамами лицо дополнял большой ожог шеи и отрезанные ушные раковины. Рассматривая себя в зеркало, Мендоза улыбнулся, обнажив почерневшие корни полуразрушенных зубов.
— Ну, здравствуй, Патрик… — произнёс он, проведя по шее окровавленным полотенцем.
* * *Неожиданная свобода свалилась на Карлоса и других заключенных в виде Ульриха Рыжебородого, который в сопровождении своих людей пожаловал в блок B. Объявив по внутренней связи о начале Революции, Ульрих, в свойственной ему, немного горделивой манере, озвучил проект амнистии, согласно которой «каждый заключенный тюрьмы становится свободным гражданином новой государственной формации — Республики». Не забыл он упомянуть и о том, что «свобода эфемерна, пока на престоле восседает тиран». Пламенная речь Рыжебородого закончилась предложением к бывшим арестантам вступать в создаваемую «Седьмой печатью» республиканскую народную армию — РНА.
Но у Карлоса, в отличие от ликующего населения его блока, были совершенно другие планы. Он никогда не воевал за идею, тем более за ту, которая была чужда его мировоззрению. Гарсия был наёмником, воевавшим за деньги, поэтому когда основная масса стала записываться в ополчение, он обратился к бригадиру, стоявшему с ним рядом:
— Барибал, отведи меня к Томасу, может быть, он ещё жив…
— На кой тебе сдался этот мальчишка? — пробурчал Барибал.
— У моих братьев в Южной Америке есть шахты, — задумчиво произнес Карлос. — Думаю, что врожденные способности ДиАнжело помогут моей семье увеличить доходы в этом непредсказуемом бизнесе…
— Значит, ты решил уехать на родину? — Барибал посмотрел в лицо Гарсия.
— Само собой… — ответил Карлос, разглядывая проходивших мимо него людей. — А ты, Барибал? Неужели ты не хочешь вернуться в родные пенаты?
Барибал, насупившись, посмотрел через плечо на обрубки, оставшиеся от перепончатых крыльев, которые когда — то поднимали его над вершинами Скалистых гор.
— У меня нет дома… — недовольно буркнул Барибал. — Там, откуда я родом, потеря крыльев считается несмываемым позором. Так что я попытаю счастья в республиканской армии. Ульрих объявил, что «Акт о чистоте человеческой расы» не будет действовать на территории будущей Республики, а все, кто ранее попадал под этот акт, получат полноценное гражданство…
После того как бывший бригадир записался в народное ополчение, Карлос Гарсия, в сопровождении Барибала, последовал в административный корпус тюремного комплекса. На их пути встречались другие заключенные, пребывавшие в эйфории от осознания своей свободы. Кто — то встречал её с радостью и песнями, жадно упиваясь алкоголем, найденным в закромах сотрудников тюрьмы, кто — то бесцельно бродил по лабиринтам «Социального лепрозория», а кто — то и вовсе плакал.
Наконец Карлос и его сопровождающий оказались возле уступа, на краю которого была установлена лебедка. Барибал ненадолго замер, разглядывая зависший над карьером «Гиперион Прайм», в то время как Гарсия, управляя рычагом, стал наматывать на барабаны стальные цепи, прикрученные к запястьям Томаса. Подняв обреченного, Карлос уловил еле слышный стон.
— Воды… — прошептал Томас.
Барибал, сняв с пояса флягу, смочил пересохшие губы ДиАнжело. Спина Томаса, расцарапанная о неровную каменную стену, привлекала рой мелких мух, которые кружились вокруг него, ведомые запахом гниющего тела. Карлос, подложив под голову Томаса скомканную тряпку, краем глаза заметил, что внизу, на дне карьера собралась многочисленная толпа.
— Патрик, Патрик… — начали скандировать люди, когда на посадочную площадку вышел широкоплечий человек двухметрового роста.
