Джонатан Мэйберри - Фабрика драконов

— Нет.

— Почему, интересно?

— Когда он подлечится, да и я заодно, хочется, чтобы он предстал перед судом.

Черч кивнул.

— Он будет казнен.

— А зря, — заметил я.

— Почему зря?

— Надо бы выставить его на всеобщее обозрение. В зоосаде. На шоу уродов.

— По-твоему, публичное унижение как-то нивелирует нанесенный им вред?

— Не знаю. Философа вот надо спросить.

— А я тебя спрашиваю.

Я промолчал: что мне сказать?

Шеф собрался уходить.

— Ладно, потом поговорим, — сказал он, вставая.

— Говорить особо не о чем, — бросил я. — С меня хватит. Я ухожу. Не могу больше.

Шеф поправил галстук.

— Поговорим потом.

Когда он ушел, на тумбочке у себя я заметил коробку слоеного печенья «Орео», моего любимого.

Руди во время нашего разговора молчал. А теперь спросил:

— Ты и вправду думаешь уходить?

— Так ведь… надо. — Я пожал плечами. — Выгорел дотла.

— Досталось тебе, Джо, не понарошку. Но врачи говорят, ты вылечишься полностью.

— Я выгорел дотла, — повторил я, избегая смотреть ему в глаза.

Погожим утром (стояла середина сентября) меня на кресле выкатили из госпиталя. Снаружи ждал на машине Руди, чтобы отвезти в аэропорт. Только он один; ни Черча, ни еще кого из ОВН. Почти всю дорогу он молчал, а затем спросил:

— Ну как оно, Ковбой?

Я пожал плечами.

— Война закончена, — продолжал он. — Солдаты возвратились с поля боя. Время поговорить.

Я долго молчал, подбирая нужные слова. И единственно, на что меня хватило, это вопрос:

— Зачем мы так, Руд?

— Зачем сражаемся? Затем, что кому-то надо…

— Нет, — перебил я. — Зачем мы ненавидим?

— Точно и не знаю. Ответ на это может быть и краткий, и протяженный. В основном люди ненавидят, если кто-то другой от них отличается или, наоборот, он ужас как на них похож. Здесь дело в страхе. Человек как вид испокон веков подгонялся страхом. Мы страшимся того, чего не знаем или не понимаем, страшимся различий, и примитивизм в нашем сознании выражает страх через насилие. Это и делает нас такими агрессивными. Страх и еще жадность.

— И это все? И необходимое, и достаточное для объяснения сути таких чудовищ, как Отто Вирц и Сайрус Джекоби? — Вопреки всему я по-прежнему называл его этим именем. В качестве Джекоби он был монстром еще более жутким, чем как Менгеле. — Эти люди относились к своим деяниям с пиететом. Они ими упивались. Ими двигал вовсе не страх перед другими нациями, расами… Ими двигала ненависть.

— Это было зло, Джо. А у зла конкретного определения нет. Мы можем в лучшем случае распознать его личину и пытаться воспрепятствовать, остановить.

— Этого недостаточно, Руд.

— Я знаю, — откликнулся он.

Пока с «Фабрики драконов» изымались всевозможные информационные носители, вырисовалась четкая связь между кланом Джекоби и семейством Сандерленд. Гарольд Сандерленд был задержан полицией, едва успев сойти с трапа самолета в Сан-Пауло. В свете его прямой причастности к неудавшейся попытке геноцида был срочно решен вопрос с экстрадицией.

Когда с ордером на арест в офис Дж. П. Сандерленда нагрянули сотрудники ФБР, у сенатора случился обширный инфаркт. Врачи, доставившие Сандерленда в больницу Джорджтаунского университета, констатировали скоропостижную смерть. Четкая нить обнаружилась и в отношениях покойного сенатора с бывшим главным аналитиком Стивеном Престоном (тоже покойным), предоставлявшим ложную информацию, по которой действовал вице-президент. Тем не менее дотошный разбор бумаг и компьютерного архива сенатора Сандерленда не выявил ничего, так или иначе порочащего второе лицо в государстве.

Вице-президент Билл Коллинз сумел увернуться от пули, и в прессу не просочилось ничего о его попытке развалить структуру ОВН. Однако Си-эн-эн уже вскоре отметило, что Коллинз и президент стали друг с другом значительно холоднее, чем в свои жаркие предвыборные дни, а Джон Стюарт язвительно прошелся насчет того, что Коллинз, дескать, «исчез из-под общественного радара» и стал еще более неуловимым, чем некогда Дик Чейни.

Вице-президент теперь много времени проводил за пределами Вашингтона.

Направляясь спецрейсом в свой родной штат на небольшом реактивном самолете, принадлежащем ВВС США, вице-президент в уютном одиночестве расположился отдохнуть. Он надел наушники, включил свой iPod и, прикрыв глаза, блаженно откинулся в кресле. Через двадцать минут полета кто-то бесцеремонно iPod выключил.

Вице-президент, оторванный от отдыха, сердито вскинулся: дескать, это что еще за выходки! Но осекся на полуслове. Перед ним сидел мужчина — лет под шестьдесят, крупный, рослый, в очках-хамелеонах. Рядом с ним на сиденье лежал аккуратный дипломат.

— Какого черта! Что вы здесь делаете?

Черч — а это был он — с невозмутимым видом открыл дипломат и вынул оттуда пачку ванильных вафелек. Взяв одну, остальное он положил на подлокотник сиденья. Вице-президенту угоститься не предложили.

— Вы мне немедленно, черт возьми, объясните…

— Сандерленд, — спокойно произнес Черч.

— Бред какой-то! — фыркнул Коллинз. — Я тут при исполне…

— Чш-ш. — Черч поднес палец к губам. — Вам бы лучше помолчать. И послушать.

Отодвинулась шторка переднего салона, и в проеме показался Линден Брайерли. Недавно назначенный директор разведслужбы сухо, одними губами, улыбнулся и ожег льдистым взглядом.

— Господин вице-президент, мы сейчас собираемся подробно побеседовать о вашем будущем в политике, — сказал Черч. — Ну и о вашем общем состоянии здоровья.

Спустя недели три, когда уже можно было ходить без костылей и палок, я подъехал в Ангар забрать вещи. За котом все это время присматривал Руди, но у меня там еще оставалась одежда, да и вообще барахла накопилось. Я хотел все увезти домой и закрыть наконец эту страницу в моей жизни.

Ребята из секьюрити на воротах дружески махнули — дескать, проезжай, — да еще и отсалютовали, когда я ехал мимо. У служебного входа меня встретил Банни, но, видя, что я не в настроении разговаривать, просто открыл передо мной дверь и держал, пока я не зашел.

Я прошел по коридорам Ангара — мимо компьютерных и аппаратных, где колдовали Кто с Глюком. Мимо криминалистической лаборатории Джерри Спенсера. Мимо кабинета, в котором работал Черч, когда бывал на месте. Мимо небольшого конференц-зала и тира. Мимо всего другого.

Дверь Руди была закрыта; быть может, он уже упаковался и уехал. Мы с ним так и не обсудили, останется он или нет. А вот и моя комната. Почему-то не сразу открыв ее ключом, я остановился в дверях.

Меня здесь не было с того самого утра, когда мы с Грейс лежали друг у друга в объятиях. Кто-то заправил постель, заменил простыни и поломанную лампу.

Внутри у стены я обнаружил штабель пустых коробок и моток скотча с клейкими этикетками — все, что надо для того, чтобы убрать следы моего пребывания. Хватит охотиться за злом. Я уже и так весь износился, выгорел и восстановлению, можно сказать, не подлежу. Руди возражает, но мне-то изнутри лучше видно: сплошные изломы и никаких четких ориентиров.

Вторая вещь лежала на кровати. Папка.

Я ее раскрыл. Внутри — фото, сделанное с камеры наблюдения: высокий мужчина с аскетичным лицом. За ним — рекламный плакат: «Отдыхайте на Ривьера дель Фиори». Реке Цветов. Туристический рай на итальянской Ривьере. Лицо мужчины обведено было маркером, а сбоку приписка: «Два дня назад».

Я взял фото. Под ним в папке лежали паспорт, авиабилеты, кредитка и еще кое-какие полезные документы — все на мое имя. Человеком на фото был Конрад Ведер.

Я сидел на краю кровати и, держа фото обеими руками, неотрывно вглядывался в лицо того, кто убил Грейс Кортленд.

Затем мой взгляд перекочевал на штабель пустых коробок.

Решение Черч оставлял за мной, хотя и предоставил все необходимое — вне зависимости от того, какой путь я изберу.

Примечания

1

Сигом — синтетический человек. Сигомы — фантастические, искусственно созданные существа, подобные людям во всем, но с заданными характеристиками. (Прим. ред.)

2

Стрептококковое воспаление легких и гемофилия энфлюэнца (лат.)

3

Мой бог (исп.)

4

Намек на знаменитый детективный роман Джона Ле Карре «Шпион, пришедший с холода», опубликованный в 1961 г. (Прим. ред.)

5

Специальный разведывательный отряд морской пехоты США. (Прим. ред.)

6

Машинка для уничтожения бумаг. (Прим. ред.)

7

Условное обозначение шифратора.