В начале была тишина - А. Норди
Мирон прильнул к ближайшему вентиляционному отверстию, жадно втянув затхлый запах из комнаты – даже он казался свежим по сравнению со смрадом, исходившим от разлагавшихся трупов.
Сколько их здесь? Как долго они лежат в тоннеле? От чего они погибли? Что за странная слизь покрывает останки?
Мысли хаотично метались в голове, но Мирон ухватился за самую очевидную догадку: он был не единственным человеком, который уже пытался пролезть по этой шахте.
Занятый размышлениями, он с опозданием заметил, как стены тоннеля пришли в движение: сокращаясь, словно внутренности гигантского червяка, они медленно смыкались, источая густую слизь с потолка. Капли с жирными шлепками попадали на Мирона, вызывая жжение на открытых участках тела; лицо, шея и ладони пылали от раздражения.
Карабкаясь на четвереньках по телам мертвецов, Мирон вдруг с ужасом понял, что они стали жертвой самого дома: словно гигантский организм, он переваривал их внутри себя, разъедая кислотной слизью.
Проход постепенно сужался. Казалось, еще чуть-чуть, и влажные стены шахты сомкнутся, раздавив Мирона. Вереница трупов подходила к концу, когда у самого последнего из них Мирон остановился, услышав тихий хрип, доносившийся из приоткрытого рта мертвеца. Он лежал на спине, раскинув руки, и его живот едва заметно приподнимался от дыхания.
Мирон колебался: подползти ближе или продолжить путь дальше, пока стены тоннеля окончательно не сомкнулись?
Умирающий человек вновь что-то прохрипел, и Мирон, чертыхаясь про себя, подобрался к нему. В следующее мгновение он оцепенел от ужаса, когда рассмотрел в полумраке лицо живого мертвеца. Кислотная слизь частично разъела кожу на щеках и лбу, обнажив мышцы и кости, но не было никаких сомнений: еще совсем недавно это лицо принадлежало самому Мирону! Он хорошо его запомнил, когда разглядывал вчера отражение в зеркале: та же худоба и бледность, отстраненный взгляд серых глаз, светлые взъерошенные волосы.
Словно подтверждая его догадки, мертвец прохрипел:
– Ты – это я.
– Как такое возможно?! – только и смог выдохнуть Мирон, наблюдая, как его вчерашняя версия облизывает пересохшие губы, покрытые засохшей кровью.
– У тебя мало времени, – просипел двойник. – Закончи то, что не получилось у нас.
Мирон, оглушенный внезапной догадкой, оглянулся на трупы, оставшиеся позади: это были его двойники – предыдущие копии, погибшие при неудачных попытках пробраться по тоннелю. Сколько же их было – его двойников и этих попыток?
Сиплый голос вчерашнего Мирона вернул его к реальности:
– Ты уже близок к Первоисточнику. Не останавливайся. Им это нравится.
– Кому им!? – не выдержав, крикнул Мирон: стены шахты продолжали смыкаться, дышать с каждой секундой становилось все сложнее, и времени на дурацкие недомолвки совсем не осталось. – Кто они такие?!
– У тебя получится пройти дальше, пока они за тобой наблюдают, – медленно проговорил мертвец, а затем, хрипло вздохнув, запрокинул голову в предсмертной судороге.
Мирон растерянно потряс двойника за плечи в тщетной попытке привести его в чувство, но тот безвольно обмяк. Убирая руки от мертвеца, Мирон коснулся чего-то твердого в нагрудном кармане его рубахи. Поколебавшись мгновение, он вытащил оттуда складной нож.
Мирон извлек из рукоятки лезвие – с упругим щелчком оно блеснуло в полумраке. В следующую секунду, когда своды шахты-кишки вплотную приблизились к Мирону и дальнейший путь уже был невозможен, он воткнул нож в мягкую поверхность пола – и вспорол ее.
Мирон раздвинул влажные края прорехи (они обильно сочились слизью, словно то была прозрачная кровь), и ослепительное сияние разорвало полумрак тоннеля. Когда глаза привыкли к яркому свету, он разглядел внизу пустую комнату, а в ней – человека, который сидел за столом и словно одержимый стучал пальцами по кнопкам пишущей машинки. А затем тоннель содрогнулся от чудовищного спазма, и откуда-то из глубины донесся утробный рев, будто разрез, сделанный Мироном, оказался для дома болезненной раной.
Шахта завибрировала, судорожно сжимаясь и грозя раздавить своего пленника. Мирон спешно проскользнул в отверстие – в тот самый миг, когда стены тоннеля, дрожа от спазмов, резко сомкнулись.
Мирон этого уже не видел: он пролетел несколько метров и грохнулся на пол. Когда искры в голове потухли, к нему вновь вернулась способность соображать и различать цвета: сквозь белую пелену проступил серый потолок с узким отверстием, откуда он вывалился. Мгновение спустя края прорехи сомкнулись, словно прямо на глазах затянулась гигантская рана, сочившаяся слизью.
Мирон поднялся и огляделся, потирая ушибленный бок. Он удивился, когда не обнаружил в комнате человека, еще недавно печатавшего за столом. Мирон оказался в просторном помещении, залитом слепящим светом, источником которого служило панорамное окно во всю стену.
Глаза заслезились, но Мирон все равно разглядел невероятную по красоте картину: снаружи падал снег, и его крупные хлопья казались серыми на фоне бледных облаков, которые словно излучали приглушенное сияние.
Где-то на краю сознания проскользнуло воспоминание о том, как вчера за стенами дома полыхали созвездия бескрайнего космоса, но Мирон от него отмахнулся: он чувствовал странное душевное безразличие, словно по обожженным нервам медленно растекалась анестезия, стирая тревогу, смятение и страх. В голове осталась одна-единственная мысль: найти Первоисточник, о котором говорили девушка и его двойник.
Мирон подобрал с пола нож, выпавший из руки после падения, и подошел к столу, за которым совсем недавно сидел человек. В каретку старинной пишущей машинки был заправлен лист бумаги, на котором Мирон разобрал напечатанные строки:
«…словно по обожженным нервам медленно растекалась анестезия, стирая тревогу, смятение и страх. В голове осталась одна-единственная мысль: найти Первоисточник, о котором говорили девушка и его двойник.
Мирон подобрал с пола нож, выпавший из руки после падения, и подошел к столу, за которым совсем недавно сидел человек. В каретку старинной пишущей машинки был заправлен лист бумаги, на котором Мирон разобрал…»
Последние слова поплыли перед глазами. Мирон, потеряв способность дышать от изумления и шока, ухватился за край стола. Когда гул в голове утих, а рвущееся наружу сердце сбавило обороты, Мирон трясущимися руками схватил стопку напечатанной бумаги и судорожно ее пролистал. Взгляд, хаотично перепрыгивая со строчки на строчку, выхватывал предложения и абзацы, которые детально описывали все чувства и действия Мирона с того самого момента, как он очнулся на полу в пустой комнате.
Не веря своим глазам, он еще раз перечитал слова, напечатанные на заправленном в каретку листе: текст заканчивался фразой о том, как Мирон подошел к столу с пишущей машинкой.
– Я еще не придумал, что будет дальше, – раздался сзади тихий голос.
Мирон обернулся и увидел перед собой невысокого мужчину средних лет с невзрачным лицом, будто вылепленным из грязно-белого пластилина. Такие
