Тюрвень - Lars Gert
Посовещавшись с коллегами, я решил уничтожить плёнку, на которой запечатлены Несси, её супруг, тюрвень и мегалодон – хватит с нас и того, что мы уже пережили; эти впечатления уже не изгладятся из памяти. А корреспонденты пусть пишут в своих газетёнках всё, что им заблагорассудится – меня это больше не касается. Также, я не хочу подвергать местных жителей панике – если бы я им рассказал, что в их озере водится нечто пострашнее плезиозавра, они или подняли бы меня на смех, или возненавидели, так как в случае подтверждения правдивости моего рассказа им пришлось бы сняться с нажитых мест, а это недопустимо.
Попрощавшись со всеми прочими учёными, я в дурном расположении духа поехал в Инвернесс, ибо нуждался в поддержке своего друга.
Но мой друг не встретил меня; не выехал, как обычно, в своей коляске мне навстречу, отперев ключом свою дверь – это сейчас было необязательно, ибо дверца была не заперта.
Я опоздал: мой друг, художник и поэт не дождался моего возвращения. Он застрелился из моего же револьвера, снедаемый терзающими его думами. Судя по всему, самоубийство произошло недавно, и я не успел совсем чуть-чуть – орудие лишения жизни лежало на полу, а его дуло ещё дымилось. Там же, на полу, валялся вырванный тетрадный лист, похожий на предсмертную записку.
Нагнувшись и взяв смятую бумагу в свои дрожащие руки, я прочёл следующее:
«Разгадка тюрвеня проста: это Ньярлатхотеп, ползучий хаос. Жаббона как-то связана с ним – может быть, эта недозмея-недорыбина вышла из его чрева и хотела при помощи «Некрономикона» пробудить всех подобных тюрвеню по всему миру, дабы эти монстры вышли из вод и пожрали всё человечество. Также, тебе пришло уведомление о том, что существа, подобные Жаббоне, прислуживали в замке Тюрвень со времён его основания, а это одиннадцатый век. Телеграмма послана комиссаром из Парижа…».
На этом текст записки не заканчивался – по всей видимости, там было написано что-то ещё: что-то очень важное; проливающее свет на всё. Но это «что-то» было измазано кляксами от чернил и заляпано брызгами уже свернувшейся крови так, что прочесть всё это было решительно невозможно.
Я перевернул листок обратной стороной в надежде, что там есть продолжение, и не ошибся:
«Это Древние построили Стоунхендж; те, кто жил на Земле прежде атлантов и гипербореев. Цукенг… фывапролдж…».
Я пошатнулся, и опёрся рукой о стол, дабы не свалиться на пол, но ладонь моя пришлась не по твёрдому деревянному покрытию, а по чему-то кожаному, лежащему на столе, и этим чем-то оказался «Некрономикон», который я полгода назад собственноручно выбросил в главную артерию Парижа, реку Сену…
Ллойд ОʼБрайен трагически погиб, и я целыми днями скорблю об утрате. Я уехал домой в Корнуолл и с тех пор всячески остерегаюсь полных женщин с абсолютно чёрными глазами – они могут сглазить кого угодно и привести на смертный одр. А «Некрономикон» был передан мной в дар библиотеке Мискатоникского университета – передан с соблюдением строжайшей тайны, ибо о существовании этого единственного экземпляра должно знать как можно меньшее количество людей – ради их же блага.
