Комната мертвых - Муни Крис

Дарби схватила коробочку с салфетками, стоявшую на ночном столике. Но Джон Холлкокс отказался от салфетки. Он просто взял ее за руку и крепко сжал, громко всхлипывая. По оконному стеклу барабанили капли дождя. Дарби думала о том, удалось ли Чудо-близнецам найти что-нибудь в лесу. Ей было намного легче смотреть в окно и представлять, как Рэнди и Марк прочесывают лес в поисках улик, думать о большом особняке, залитом кровью и засыпанном осколками стекла, чем видеть перед собой заплаканное лицо двенадцатилетнего мальчишки.

В воображении Дарби вдруг всплыла картина: она обеими ладошками держит большую и заскорузлую руку отца Размерами рука не уступала бейсбольной перчатке. Он лежал на больничной койке, похожей на эту, а она впилась ногтями ему в кожу, царапая ее до крови, зная, что он должен проснуться до того, как доктор отключит его от системы жизнеобеспечения.

— Мне очень жаль, Джон. Я сожалею о том, через что тебе пришлось пройти.

В конце концов он перестал плакать и, взяв несколько салфеток сразу, вытер лицо.

Дарби положила на кровать цифровой магнитофон

— Когда ты будешь готов начать рассказ, и с твоего позволения, естественно, я бы хотела записать наш разговор. Тогда я смогу слушать тебя, не делая записей. Ты не возражаешь?

Джон кивнул.

— Я помогу тебе справиться с горем. Иногда мне придется перебить тебя, чтобы задать вопрос или уточнить что-нибудь. Я должна быть уверена, что поняла все правильно. Если же что-нибудь будет непонятно тебе, спрашивай, не стесняйся. Договорились?

Мальчик откашлялся.

— Договорились.

Но при этом он явно не знал, с чего начать.

Дарби мягко сказала:

— Расскажи мне о тех людях, что ворвались к вам в дом

— Их было двое. Двое мужчин. Я лежал на диване и смотрел телевизор, когда услышал, как открылась дверь. Я решил, что это мама вернулась домой, потому не стал вставать.

— Ты был дома один?

— Да.

— А где была твоя мама?

— Она сказала, что ей надо сходить на пару собеседований по поводу устройства на работу, а потом забежать в магазин, так что вернуться она должна была поздно. Она сказала, чтобы я не выходил из дома до ее прихода.

— Почему? Твою маму что-то беспокоило?

— Она постоянно тревожилась и нервничала. Где бы мы ни жили, она вечно твердила, чтобы я не забывал закрывать дверь на ключ. А перед тем как лечь спать, она всегда проверяла, заперты ли окна. Когда я возвращался из школы, она всегда звонила и спрашивала, все ли у меня в порядке. Я думал… Мама мало зарабатывала, и мы никогда не жили в приличных районах. Однажды, в Лос-Анджелесе, нашу квартиру ограбили, и с ней случилась истерика.

— Вы часто переезжали?

— Ага.

— Ты не знаешь почему?

— Думаю, это как-то было связано с ее родителями, — ответил Джон. — Их убили еще до моего рождения. Но мама никогда не рассказывала мне подробностей. Единственное, что она сказала, это то, что людей, которые сделали это, так и не поймали. По-моему, она боялась, что они станут разыскивать ее или что-нибудь в этом роде. — Он проглотил комок в горле и хрипло вздохнул. — И они нашли нас. Нашли и убили ее.

— Ты сказал «они». Ты имеешь в виду, что там был не один человек?

— Где, в нашем доме?

— Мы еще дойдем до этого. Я имею в виду людей, которые убили твоих дедушку и бабушку.

— Я не знаю их имен, вообще ничего. Мама просто сказала, что однажды ночью в дом ее родителей вошли какие-то люди и застрелили их во сне. Мама говорила, что ее самой там не было. Я не знаю, где она была. Она говорила, что тех людей так и не поймали.

— А как звали твоих дедушку и бабушку?

— Не знаю. Мама никогда ничего о них не рассказывала. Я даже не знаю, где они жили. Я спрашивал ее об этом — понимаете, мне было интересно узнать, что там случилось, — но мама не хотела вдаваться в подробности. Думаю, поэтому и к компьютерам она относилась как параноик.

— Что ты имеешь в виду?

— Она никогда не выходила в Интернет, чтобы заказать что-нибудь. Собственно, она и не могла этого сделать, потому как кредитной карточки у нее не было, она за все платила наличными. Она думала, что человека можно выследить, если он пользуется Интернетом.

— Она боялась, что люди, которые убили твоих дедушку и бабушку, каким-то образом найдут и ее?

— Наверное. То есть я так думал.

— Ты не знаешь, сколько лет было твоей маме, когда умерли ее родители?

— Нет.

— А где она жила?

— Не знаю. Извините.

— Не нужно извиняться, Джон. Ты отлично держишься. А теперь давай поговорим о том, почему вы переехали в Белхэм. Ты говорил что-то о приеме на работу. Какая именно работа?

— Подробностей я не знаю. Мама… Она очень хорошая, заботится обо мне и все такое, но есть вещи, о которых она просто не желает говорить. По крайней мере, со мной.

— Например, о том, что случилось с ее родителями.

— Правильно. Она говорила, что их убили еще до того, как я родился. Она вечно боится, что с нами что-нибудь случится. И еще она очень сдержанна в своих чувствах. Она не дает им вырваться наружу. А стоит спросить о том, что ее беспокоит, как она просто замыкается в себе.

Джон говорил о матери в настоящем времени, словно она в любую минуту могла войти в двери палаты, присесть на край кровати и сказать ему, что теперь все будет в порядке.

— Расскажи мне о друзьях твоей мамы, — попросила его Дарби.

— Я никогда не встречался с ними. Насколько мне известно, у нее их не было.

— Как давно вы живете в Белхэме?

— Всего-то пару дней, — ответил он. — Да и задержаться здесь мы собирались только на неделю или около того.

— Ты знаешь, как зовут тех людей, которым принадлежит дом?

— Нет.

— Хорошо. А теперь давай вернемся к тому моменту, когда ты лежал на диване. Ты сказал, что услышал, как открылась дверь.

— Это была дверь в конце коридора в кухню, та, что ведет в гараж. Я уверен в этом, потому что она всегда скрипит, царапая пол.

— Твоя мама оставила одну из дверей гаража открытой? Мальчик на мгновение задумался.

— Я… я помню только, что мама, когда уходила, велела мне запереть дверь. Ту, что в конце коридора в кухню. Но я не помню, чтобы слышал звук захлопывающейся гаражной двери. Я просто не помню. В голове у меня все перепуталось. Такое впечатление, что с разных сторон на меня сыплются обрывки воспоминания, яркие, как вспышки фотоаппарата. Мне трудно вспомнить последовательность событий.

— Это нормально.

— Вот почему, когда она вдруг открылась, я решил, что это вернулась мама. А я дремал на диване. Помню, что было темно: сквозь раздвижную дверь в гостиной мне был виден задний двор. И вот тогда я увидел его, человека с пистолетом. Он остановился у другого конца дивана и сказал, чтобы я молчал.

— Опиши его мне. Расскажи обо всем, что ты заметил, пусть даже это кажется тебе не имеющим значения.

— На нем не было лыжной шапочки с прорезями для глаз или чего-нибудь в этом роде, и это показалось мне странным. Второй человек тоже был без шапочки. Я имею в виду, когда грабишь дом, шапочку с прорезями надо надевать обязательно, верно?

— Верно.

Дарби почувствовала, как ее охватывает возбуждение. Двое мужчин вошли в дом, и мальчик видел обоих в лицо. Он мог дать их описание художнику. Надежда слабенькая, но, если показать портреты но телевизору, кто-нибудь может и узнать их.

— Это был белый мужчина, — продолжал Джон. — И он носил тренировочный костюм, какие носят в «Селтикс», баскетбольном клубе. И шапочка на нем тоже была «Селтикс». Бейсболка. Он был старым и походил на чьего-нибудь дедушку, вот только лицо у него было каким-то странным.

— В чем заключалась эта странность?

— У него не было морщин. У него была очень гладкая кожа, будто полированная. Он напомнил мне миссис Милштейн — она была нашей соседкой, когда мы жили в Торонто. Ей сделали подтяжку лица, и у нее получилась такая же туго натянутая кожа, которая вдобавок блестела. Мама говорила, что миссис Милштейн сделали косметическую операцию по удалению морщин. У человека в костюме «Селтикс» было такое же лицо, а его руки… Руки у него были неправильные. Они выглядели так, словно принадлежат другому человеку. Они были морщинистыми и волосатыми, с голубыми венами. Они напоминали руки стариков, которых я видел в доме престарелых.