Глен Кук - Злобные чугунные небеса
– Морды у них просто отвратные, – сказал Плеймет. – Мои рисунки но способны передать всего их уродства.
Что касается меня, то ни один из эльфов особого отвращения у меня не вызывал, что я и не преминул высказать. И тут же потребовал у своих неотесанных клиентов объяснения на сей счет.
– Я называю это каким-то внутренним образом, – пустился в туманные рассуждения Плеймет. – Сам увидишь, как только встретишь одного из них.
Надо полагать, он не сомневался, что встреча с этими существами меня ждет непременно.
– Кип, ты способен сообщить нечто такое, что может пойти на пользу моей работе? Ведь как ни крути, но под ударом в первую очередь твоя задница.
– Несмотря на последние события. Кип по-прежнему считает, что удар направлен не против него, – вмешался Плеймет.
Кип в своих заблуждениях не одинок. Его позицию разделяет большинство людей. Они почему-то не способны поверить, что все дерьмо льется на них и отказываются верить даже тогда, когда кто-то берет здоровенный молот и начинает лупить их по башке. Особенно рьяно они протестуют, если их лупят по их же вине.
Мы потолковали еще немного, наслаждаясь чаем. Я задал множество вопросов, большая часть которых носила общий характер. Ответов же получил ничтожно мало. Кип вслух этого не сказал, но я видел, что, оказавшись дома, он почувствовал себя в безопасности, и его беспокоила теперь только судьба его друзей с нелепыми именами. Недоумок почему-то решил, что он защитит их лучше всего, сказав мне как можно меньше.
– Ты должен спасать их не от меня, – проворчал я. – За ними охотятся другие.
Возможно, Кип и правда не знал, где прячутся его любимые эльфы, но я был готов держать пари, что ему прекрасно известно, откуда начинать поиск.
Когда я взглядом попросил Плеймета о помощи, тот только пожал плечами. Итак, судя по всему, толку от моего большого друга ждать не приходится.
Плеймет свято верит в то, что нам, умудренным опытом людям, следует позволять юному поколению учиться на собственных ошибках. Меня же он пригласил для того, чтобы процесс обучения Кипа не принял смертельно опасной формы. Как только появился я, Плеймет вознамерился отойти в сторону и, скрестив руки, наблюдать за дальнейшим развитием событий.
– Ты же знаешь, я терпеть не могу работать телохранителем, – сказал я Плеймету.
– Я знаю, что ты вообще не выносишь никакой работы, – ответил этот, с позволения сказать, друг, – если, конечно, не считать твоей основной обязанностью потребление пива.
– Возможно, – с достоинством произнес я, – но приглашать Гаррета на подобную работу – то же самое, что приглашать оперную диву спеть на людном углу под шарманку. Если хочешь обеспечить мальчишке безопасность, завербуй Плоскомордого Тарпа.
Плоскомордый Тарп – такой бугай, что его не свалить и оглоблей, и настолько туп, что верен долгу всегда (если, конечно, в сознании и еще способен дышать).
– К дверям твоего дома меня привели твои выдающиеся таланты, Гаррет, – учтиво ответил Плеймет (чайную чашку он держал, аристократично оттопырив мизинец). – Что касается Плоскомордого Тарпа, то он представляется мне стихийной силой природы. Могучей, но неспособной мыслить. Его можно сравнить с катящейся по склону каменной глыбой.
Подобно ей, наш друг не способен сменить курс, если того потребуют обстоятельства. У Тарпа, увы, отсутствует какая-либо гибкость.
Эта тирада, очевидно, была призвана служить комплиментом, но Гаррет не таков, чтобы купиться на примитивную лесть.
– Не вешай мне лапшу на уши, приятель. Скажи прямо, что средства не позволяют тебе обратиться за услугами к Тарпу, – сказал я, бродя среди недостроенных изобретений и все больше и больше приходя в изумление. – Он требует платы вперед. На случай, если ты в нем вдруг разочаруешься и откажешься от дальнейших услуг.
– Да. Это тоже важно.
Ну и крысеныш!
(Если можно так выразиться, говоря о гиганте.)
Плеймет рассчитывал на то, что страдающий безмерным любопытством Покойник заставит меня заняться этим делом, хочу я того или нет. И, надо сказать, в своих расчетах он не ошибся.
Вам, наверное, тоже не слишком нравится, когда друзья начинают вами манипулировать?
Я взял с верстака какой-то странный арбалет. Ничего подобного я прежде не видел.
– В свое время я сносно владел арбалетом, – сказал я. – Какой цели служит это оружие? Пробивать дыры в стенах замка?
Вместо обычного рычага для натяжения тетивы этот арбалет был оснащен парой барабанов с массой приспособлений.
Я изо всех сил принялся вращать рукоятки, и тетива слегка натянулась. Впрочем, слово «тетива» в данном случае мало что говорило. Это был скорее канат, которым можно тянуть по реке баржи.
– Мы пытаемся разработать арсенал различного не смертельного оружия, – ответил Плеймет. – С помощью этой штуки можно сбить с ног защищенного броней воина, не причинив ему тяжкого увечья.
Я не стал спрашивать, почему им так неохота калечить противника. Ведь ясно же, что воин рано или поздно очнется и попрет на них с новыми силами. Чтобы не нарываться на неприятности, я взвесил на руках арбалет и спросил:
– Выходит, мы имеем дело с переносной баллистой?
– Стрелы, если тебя интересует, – вон в том металлическом ведре.
– Эти штуковины?
Ни за что не принял бы эти штуки за стрелы. Более всего они напоминали укороченные и деформированные булавы, с которыми обычно работают жонглеры. На тупые концы двух стрел был наклеен довольно толстый слой фетра. И на этот раз я сумел воздержаться от ехидных замечаний, что, несомненно, свидетельствовало о моей незаурядной выдержке.
Только сейчас я понял, что испытывает Морли, когда я уговариваю его не резать кому-то глотку, поскольку считаю это действие излишним. Степень допустимого насилия, по Плеймету, была настолько же ниже моих представлений на этот счет, насколько мое миролюбие отличалось от кровожадности Морли.
Я зарядил арбалет одной из болванок и пожал плечами, когда Плеймет возопил:
– Только не в помещении, Гаррет!
Наверное, именно таким тоном он обращался к Кипу, когда тот собирался испытывать очередное свое изобретение.
– Хорошо, – примирительно сказал я и, повернувшись к мальчику, спросил:
– Кип, ты так и не сказал мне, почему эльфы хотели захватить твоих друзей со странными именами.
– Я не знаю, – ответил он, глядя в сторону.
Лгун из него никудышный. Ясно, что у него были на этот счет кое-какие соображения.
Я посмотрел на Плеймета, тот пожал плечами и едва заметно покачал головой. Он явно не был готов как следует надавить на парня.
– Ну и куда же дальше мы будем танцевать?
– Лично мне не терпится соорудить паучью ловушку, – ответил Плеймет, снова пожимая плечами.
– Что ж, это может сработать.
Как вам, возможно, известно, пауки обожают укрываться в какой-нибудь дыре, замаскировав ее сверху. Они тихо сидят там и терпеливо ждут, когда свалится что-нибудь съедобное.
Как только это происходит, они прыгают на жертву и получают превосходный обед. Или ужин. Или завтрак. Но Плеймет имел в виду вовсе не обычаи пауков, а ту тактику засад, которую мы применяли во время войны в Кантарде. Иными словами, он собирался сидеть тихо и ждать, пока что-нибудь произойдет.
10
Я исподволь, без нажима, продолжал выспрашивать Кипа о его странных дружках. Парень бесил меня тем, что хранил по отношению к ним какую-то совершенно извращенную верность. Он, надо думать, никак не мог дорубить, что я здесь для того, чтобы оказать ему помощь.
Было просто необходимо встретиться с Покойником, узнать, что он успел выяснить, и спросить, как можно проникнуть в тот мир фантазий, где обитал Кипрос Проуз. Видимо, воображение парня было слишком мощным и уродовало его отношение к реальной жизни.
После получаса вежливой беседы за чашкой чая мне удалось выяснить только то, что Кипрос Проуз способен уходить от неприятных вопросов почти с той же ловкостью, что и мой дохлый партнер. Поняв, что толку мне от него не добиться, я принялся бродить среди недостроенных машин и механизмов.
– Гаррет! – вдруг завопил Плеймет.
Я оглянулся. Плеймет с круглыми от изумления глазами указывал пальцем куда-то в стену.
Бросив взгляд в указанном направлении, я увидел, как в стене конюшни возникла небольшая дыра, а из дыры ударил луч ярко-красного цвета. Луч рыскал направо и налево, прожигая толстенные деревянные брусья. Помещение заполнила вонь горящего дерева, заглушив сладкий аромат свежего конского дерьма. Дыма было столько, что я сразу вспомнил о коптильнях и о кострах на лоне природы.
Костры на лоне природы не входили в число приятных воспоминаний юности. Они ассоциировались у меня не с пикниками, а с войной. Костер дымил, где-то рядом шел бой, а нас атаковали полчища кровососущих членистоногих и толпы изголодавшихся позвоночных с клыками длиной в мой указательный палец. Запах дыма от горящего дерева мгновенно пробуждает во мне боевой инстинкт – а отнюдь не аппетит, как у многих.
