Джим Томпсон - Убийца во мне
— Ха-ха-ха! — рокотал он. — Будь я проклят, Говард, если это не лучшая… ха-ха-ха…
Вслед за ним начал смеяться и Хендрикс. Сначала сдержанно, напряженно, а потом откровенно, во всю мощь легких. Я стоял и смотрел на них, озадаченно улыбаясь, как будто хотел присоединиться к их веселью, но не понимал, в чем его причина.
Сейчас я уже радовался тому, что совершил ту чертову ошибку. Когда брошенная петля соскальзывает с жертвы, в следующий раз человек действует более осторожно.
Хендрикс хлопнул меня по спине.
— Какой же я дурак, Лу. Надо было действовать хитрее.
— Эй, — сказал я, притворившись, будто меня наконец-то осенило, — неужели вы думали, что я…
— Естественно, нет, — сердечно заверил меня Боб. — Ничего подобного.
— Просто это было то, в чем требовалось разобраться, — пояснил Хендрикс. — Нам нужен был ответ на этот вопрос. Кстати, вчера вечером вы с Конвеем беседовали недолго, верно?
— Верно, — подтвердил я. — Мне казалось, что время для беседы было неподходящее.
— Я разговаривал с ним, Боб, да. Вернее, он поговорил с нами. Он рвет и мечет. Эта женщина — как ее зовут, Лейкленд? — в плохом состоянии. Врачи сомневаются, что она придет в сознание. Конвею вряд ли удастся свалить вину на нее, и он будет пытаться найти кого-нибудь на роль козла отпущения. Он будет хвататься за соломинку. Поэтому мы должны отвлечь его внимание чем-то — э-э — особенным.
— Послушайте, — сказал я, — да ведь любому видно, что случилось. Элмер был пьян, попытался «наехать» на нее, и…
— Конечно. Но Конвей не хочет признавать этого. И не признает.
На обратном пути в город мы все ехали на переднем сиденье. Я оказался в середине, зажатый между шерифом и Хендриксом. Внезапно в голову пришла безумная мысль: а вдруг мне так и не удалось обвести их вокруг пальца? А вдруг они просто играют спектакль, как и я? А вдруг именно поэтому они посадили меня посередине, чтобы я не мог выпрыгнуть из машины?
Естественно, мысль была безумной, и она через минуту исчезла. Однако я все же успел испугаться и не сразу пришел в себя.
— Что дрожишь? Нервничаешь? — спросил Боб.
— Просто желудок сводит от голода, — усмехнулся я. — Последний раз я ел вчера после полудня.
— Я бы тоже не отказался что-нибудь укусить, — согласился со мной Боб. — А ты, Говард?
— Неплохая идея. Только давайте сначала остановимся у здания суда, ладно?
— Да ну, — сказал Боб. — Мы сразу едем есть и засядем там надолго. Можешь позвонить из ресторана. Кстати, позвони и в мой офис.
Слух о том, что произошло, распространился по всему городу, и когда мы остановились у ресторана, люди оглядывались на нас и перешептывались. Я имею в виду, что оглядывались и перешептывались приезжие — нефтяники и все в таком роде. Старожилы лишь кивали и продолжали заниматься своими делами.
Хендрикс задержался, чтобы поговорить по телефону, а мы с Бобом устроились в кабинке. Мы заказали яичницу с ветчиной для всех. Вскоре пришел Хендрикс.
— Этот Конвей! — раздраженно сказал он, усаживаясь напротив нас. — Теперь он хочет переправить эту женщину в Форт-Уорт. Утверждает, что здесь она не получает должного медицинского ухода.
— Да? — небрежно протянул Боб, разглядывая меню. — И когда же он ее забирает?
— Я не уверен, что он заберет ее! Я тот, кто в данном расследовании представляет власть. Мы же еще не допросили ее и тем более не предъявили обвинение.
— Какая разница, — сказал Боб, — ведь она все равно умрет.
— Суть не в этом! Суть в том…
— Да, естественно, — согласился Боб. — Лу, тебе бы хотелось совершить небольшое путешествие в Форт-Уорт? А может, я тоже поеду.
— Ну почему же, можно, — сказал я.
— Тогда мы так и сделаем. Договорились, Говард? Ради тебя мы возьмем на себя техническую сторону дела.
Официантка поставила перед нами тарелки, и Боб взял в руки нож и вилку. Я почувствовал, как он под столом толкнул меня ногой. Хендрикс знал, как обстоят дела, однако он был слишком большим снобом, чтобы признать это. Он вынужден был изображать из себя героя — окружного прокурора, который не подчиняется ничьим приказам.
— Вот что, Боб. Возможно, я здесь новичок, как ты выразился, возможно, мне нужно многому научиться, но, господи боже мой, я знаю закон…
— Я тоже, — кивнул шериф. — Тот, который не записан в книгах. Конвей не спросил у тебя, может ли он забрать ее в Форт-Уорт. Он просто поставил тебя в известность. Он сказал, в котором часу?
— Ну, — Хендрикс тяжело сглотнул, — он думает, что сегодня в десять утра. Он хотел… он зафрахтовал двухмоторный самолет и велел доверху забить его кислородом и…
— Угу. Тогда все в порядке. У нас с Лу есть время, чтобы помыться и упаковаться. Лу, я заброшу тебя домой, как только мы поедим.
— Отлично, — сказал я.
Хендрикс ничего не сказал.
Примерно через минуту Боб посмотрел на него и многозначительно поднял брови.
— Что-то не так с яичницей, сынок? Ешь, пока не остыло.
Хендрикс вздохнул и принялся за еду.
9
Мы с Бобом приехали в аэропорт задолго до вылета, сразу поднялись в самолет и устроились поудобнее. Несколько рабочих суетились в багажном отделении, что-то закрепляя в соответствии с указаниями врача. Мы так устали, что даже этот шум не помешал нам заснуть. Первым задремал Боб. Я просто закрыл глаза, решив дать им отдохнуть. Очевидно, я тоже заснул, потому что не заметил, как мы взлетели.
Когда Боб потряс меня за плечо, указывая на иллюминатор, мне показалось, что я только что закрыл глаза.
— Вон он, Лу. Наш центр животноводства.
Я посмотрел вниз. И почувствовал разочарование. Раньше я никогда не выезжал за пределы округа, и сейчас, уверенный в том, что Джойс не выживет, я мог бы насладиться интересным зрелищем. А зрелище действительно было интересным — я такого никогда не видел. Жаль, что я так долго спал.
— Где мистер Конвей? — спросил я.
— В багажном отделении. Я только что оттуда.
— Она… она все еще без сознания?
— Гм, если хочешь знать мое мнение, она никогда не придет в сознание. — Боб мрачно покачал головой. — Конвей не знает, повезет ли ему. Если бы этот никудышный Элмер не был бы мертв, он сейчас уже качался бы на суку.
— Да-а, — протянул я, — хреново.
— Не представляю, что может заставить человека пойти на такое. Не представляю, хоть тресни! Не представляю, до какой степени нужно напиться или разозлиться, чтобы сделать такое.
— Наверное, это моя вина, — сказал я. — Зря я разрешил ей остаться в городе.
— Ну-у… я просил тебя самому принять решение. Судя по тому, что я слышал, она была привлекательной штучкой. Будь я на твоем месте, я, возможно, тоже разрешил бы ей остаться.
— Я очень сожалею, Боб, — сказал я. — И еще я жалею о том, что не пришел к тебе с этим шантажом, а попытался сам решить дело.
— Да, — медленно кивнул Боб, — мы уже достаточно говорили на эту тему Что сделано, то сделано, и никуда не денешься. Сокрушаться и жалеть о всяких «бы» бесполезно, это ни к чему не приведет.
— Верно, — согласился я. — По пролитому молоку не плачут.
Самолет начал поворачивать и снижаться. Мы застегнули ремни. Через пару минут самолет уже катил по полосе, а рядом с ним ехали скорая и полицейская машина.
Самолет остановился, пилот вышел из кабины и отпер люк. Мы с Бобом спустились вниз и наблюдали, как под руководством доктора из самолета выгружают носилки. Верхняя часть носилок была накрыта чем-то вроде тента, и я мог видеть только очертания ее тела под простыней. А потом я не мог видеть и этого: носилки быстро покатили к скорой. Кто-то сильно ударил меня по плечу.
— Лу, — сказал Честер Конвей, — ты поедешь со мной в полицейской машине.
— Да, но, — проговорил я, глядя на Боба, — я считал…
— Ты поедешь со мной, — повторил Конвей. — Шериф, вы поедете в скорой. Встретимся в больнице.
Боб сдвинул на затылок «стетсон» и мрачно посмотрел на Конвея. Мне на мгновение показалось, что у него обвисли щеки. Резко повернувшись, он зашагал прочь, шаркая ботинками по плитам.
Я никогда не знал, как вести себя в присутствии Конвея. Сейчас, увидев, как он отшил Боба Мейплза, я разозлился. Я вывернулся из-под его руки, сел в полицейскую машину и отвернулся к окну. Я не поворачивался все то время, пока Конвей усаживался в машину.
Скорая тронулась с места и поехала по полю. Мы двинулись за ней. Конвей закрыл стеклянную перегородку между передним и задним сиденьями.
— Не очень-то тебе это нравится, верно? — усмехнулся он. — Да, пока все закончится, будет много того, что не нравится. На карту поставлена репутация моего бедного мальчика, понимаешь? Это и моя репутация. И я помню об этом — и только об этом — и не придерживаюсь общепринятых правил. Я не допущу, чтобы чьи-то нежные чувства стояли у меня на пути.
