Измайлов Андрей - Белый ферзь
Ньинг-ма-па – тибетские приверженцы старой школы, длящие традицию кладоискательства аж с восьмого века.
Именно в восьмом веке из Северной Индии пришел в Тибет некто Падмасамбхава. Разогнал и усмирил всех злых тибетских духов, всех! Откуда только произрос такой могучий, такой маг-чародей?! Ниоткуда. Из лотоса. Если верить имени: падма – лотос, сам – сам, бхава – быть. Читай: самопоявившийся из лотоса. Ликвидировал он зло и понес-понес добро людям. Только люди таковы, что бегут предложенного добра, не понимая хорошего к себе отношения. Или, наоборот, захапают этого добра сколько рук хватит и понятия не имеют, куда потом девать, к чему применить, как употребить. И происходит в строгом соответствии с буддийским каноном. То есть: Инь-Ян – темное-светлое, твердое- мягкое, женское-мужское… Добро – зло. Граница между ними существует, но, будто в нынешнем противоестественном новообразовании СНГ – прозрачная. Перешел ненароком границу, и – только-только был хорошим, уже плохой. Правда, обратно никому путь не заказан: прыг через границу, обжегшись-перепугавшись, – и опять хороший, во всяком случае привычный. Только вот переход границы не всегда сам фиксируешь – ведь прозрачная, хреновина, колеблющаяся! – следовательно, и не заметишь перемену участи, будешь воспринимать окружающую действительность с обратным знаком, как с… необратным.
Ну и Падмасамбхава – большой умник, не дурак во всяком случае, – принялся то там, то здесь зарывать в землю свой неординарный талант. А талант у него, известное дело, – изрекать мудрое, предвидеть будущее, разрабатывать методы изведения зла на нет. Проще всего изложить все свои знания-умения доступным тибетским языком в книге. А тибетский – и в самом деле наиболее доступен для тех широт, он – язык литургический, и монголы, и буряты, и калмыки запросто употребляют его в обращение с различными национальными приправами.
Но, как это часто бывало, бывает, будет, не ко времени может прийтись книга – нет достойного или достойной махапуруши, чтобы запользовать откопанный талант с пользой и по назначению. А назначение, понятно, – тиражирование добра. Истинно сказано: придется делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать. Но и обратное утверждение, собственно говоря, верно.
Вот и прятал Падмасамбхава книжки, которые рановато детям читать, куда подальше (о-о, человеки пока еще та-акие дети!), а будучи всеведущим, знал, зрил сквозь века, что найти их можно только в нужное время, в нужном месте и… нужному человеку. Всяк человек претендует на звание нужного, на звание махапуруши (то есть опять же с тибетского: личность, власть имеющий). Внимание! Всяк, отыскавший наследие могучего мага-чародея, автоматически становится как бы преемником. И прочие-остальные – толпа, чей удел ловить каждое слово большой личности, подчиняться беспрекословно даже во вред себе, ибо что вред, а что польза – дано знать махапуруше, а не нам, смиренным. Ежели вдруг кто-то заупрямится по части смирения, то найдутся доброхоты, усмирят, тыча носом: не понял, падла? добра тебе желают, ур-род!
Вот и полнится новыми членами старая школа – ньинг-ма-па. То ли искренние адепты Падмасамбхавы: нам бы только отыскать руководящие указания, и тогда мы поднимем с земли упавшее знамя и укрепим его в твердых мозолистых руках достойного преемника! Это которого такого? А того, который и отыщет руководящие указания.
Схема проста и потому не гарантирована от жульничества. Эдакий хват подберет в любом монастыре книжку (этого добра видимо-невидимо в тех краях, так как нет более благочестивого дела, чем переписать священный текст, те же «Три корзины сокровищ», буддийский канон), а то и сам перепишет (дело-то благочестивое!) и вдруг как завопит, как заголосит:
– Нашел! Наше-о-ол! Она! Она! Тэр-ма! Тэр-ма! Наследие великого Падмасамбхавы! Пойдемте покажу, где нашел! Вот тут, представляете! Ни за что не догадаться бы, что она здесь может быть запрятана! Нет, вы скажите, скажите – разве можно догадаться, что тут может быть запрятана книжка?! Во-от, и я говорю: догадаться невозможно. И случайность исключена. Потому как я ее не случайно откопал, а специально искал. А значит, именно мне она предназначалась могучим предком. А значит, именно я отныне – махапуруша… А ну отойди от нее подальше! А ну не трожь руками! Ишь, полистать захотелось! Не вашего ума дело. Не вашего, а моего. Даром ли мне суждено было ее найти. И коли так, то нечего соваться в текст всяким-яким – я сам вам зачитаю вслух то, что посчитаю нужным. Помните, что завещал великий Падмасамбхава: только достойный махапуруша вправе распоряжаться текстом по своему, незаурядному разумению… Как там народ? Собрался? Весь? Все? Ладно. Так уж и быть. Кха-кха… Народ! Слушай сюда! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои!..
– О, махапуруша! Махапуруша, о!
А на самом деле он аферист – не махапуруша, а чебураша какая-нибудь лопоухая.
Хотя, конечно, среди приверженцев ньинг-ма-па есть- существуют подлинные фанатики, действительно рыщущие-роющие в надежде найти подлинные тэр-ма.
Инна Колчина, повторимся, для самой себя окончательно не определила: кто они, кладоискатели, – жулики или фанатики, или одновременно и то, и другое.
Да-да, кладоискатели – искатели книг.
Тэр-ма (снова с тибетского) – книги из кладов.
Для кого клад – золото-брульянты.
Для кого клад – муж, сокровище без присмотра (любили же древнекитайцы завитушные преувеличения!).
Но есть ли для человека более ценный клад, нежели тот, найдя который он обретает если не законное, то узаконенное право сказать: «Значит, так, народ! Слушай сюда!». А народ, что характерно, обретает узаконенную обязанность «слушать сюда»… Нет более ценного клада.
Хорошо, что Ван Юань-лу не был буддистом и не являлся потому приверженцем ньинг-ма-па. А был Ван Юань-лу даосским монахом. И найденное им дуньхуанское собрание свитков не было с места в карьер провозглашено им же: «Это типичные тэр-ма! Эхма! Это только мне и для меня! Уйдите все, не подходите!». Иначе неисчислимая армия востоковедов, синоистов (не путать! именно синоистов – так верно! по- иному: китаеведов) на годы и десятилетия лишилась бы хлеба насущного. И зрелищ.
Инна Колчина – уж точно! – не защитила бы диплом:
– А какая у вас тема?
– Да так… По дуньхуанской коллекции…
– Что еще за?..
Вроде и нет такой. Но она есть. Откуда? Оттуда…
В западной части провинции Ганьсу лежит небольшой городок Дуньхуан. Давно лежит. Очень выгодно лежит – аккурат на трассе Китай – Восточный Туркестан – Иран – Западная Европа. Китайцы оценили всю замечательность положения Дуньхуана еще во втором веке до нашей эры, всяческие ихние династии – Хань, Лян, Суй, Тан – последовательно и крепко держались за Дуньхуан, пока не пришли тибетцы где-то лет эдак через девятьсот и не сказали: «Подержались? Ну-к, отскочь, дай другим подержать!». Откуда и приблудился к Дуньхуану буддизм.
Потом этот злосчастный выгодно лежащий Дуньхуан опять переходил туда-сюда, туда-сюда… Тут наступил век двадцатый. Тут ОНО и обнаружилось…
В двадцати километрах юго-восточней Дуньхуана протекает небольшая река Дацзюань. Вдоль ее крутого левого берега, проходящего у подножия горы Минша, более чем на полтора километра протянулся комплекс искусственных пещер, построенных в два-три яруса. Здесь в IV-XI веках располагались буддийские монастыри и храмы. В общей сложности – почти пятьсот пещер разной глубины-ширины-высоты. С упадком буддизма в Китае храмы-пещеры позабыли-позабросили, только некие и некоторые энтузиасты старались хоть как-то поддерживать их в божеском состоянии.
Один такой энтузиаст – даже не буддийский, а даосский монах Ван Юань-лу – очищал по ритуальному обыкновению фрески от песка, тык пальцем – дырочка! Проковырял – эге! замурованный вход. Вот за ним- то и оказалось всемирно известное дуньхуанское собрание книг, буддийская библиотека.
(Насчет всемирно известного – это не сразу, это попозже, да и то – в очень и очень узком кругу. Кто слыхал про книги из Дуньхуана?! То-то… Вот и…).
… Ван Юань-лу пытался привлечь внимание местных чинов к находке. Те – ноль внимания. Тоже, вероятно, финансировали культуру по остаточному принципу. Ни черта не предприняли для сохранения, а тем более для изучения библиотеки. Единственной их реакцией было распоряжение оставить рукописи на месте и не трогать их. Только начальник уезда, эдакий заигрыватель с интеллигенцией (а может быть, и действительно не дурак), пытался организовать отправку книг в центр провинции, но… ему было отказано в средствах на перевозку.
В 1904 году власти окончательно утомились решать вопрос о рукописях и предложили: замуровать как было, оставив найденное в той же пещере. Радикально!
Но, как водится, кое-что уже подрастащили. Молва пошла. Вот шла она, шла и добралась до небезызвестного археолога Стейна, который копал что-то историческое вместе со своей экспедицией в Синьцзяне. И Стейн заспешил в Дуньхуан, пока там не все еще растащили. Прибывает он, значит, на место и, кто бы мог подумать, приобретает у местных монахов более семи тысяч свитков и их фрагментов. И убывает.
