Стюарт Вудс - Доплыть до Каталины
— Костюмы от Ральфа Лорена, с фиолетовыми ярлычками, когда могу себе это позволить, и рубашки от Торнбулла и Ассера.
— Так, у них есть рубашки от Неймана. Какой размер?
— Наиболее подходит костюм сорок два дюйма длиной. И придется подшить немного брюки.
— Размер рубашки?
— 16.
— Размер обуви?
— 10 D.
— Ясно. Когда к одиннадцати приедешь в студию, у меня что-то уже будет готово для примерки. Нижнее белье — твое собственное и помни, что ты можешь попасть на улице под машину. Не заставляй краснеть свою мамашу.
Стоун рассмеялся.
— Увидимся в одиннадцать. — Он повесил трубку. — Господи! — воскликнул он. — Кажется, я больше не в Канзасе.
10
Стоун приехал на студию «Центурион» и назвал свое имя. Ему выдали пропуск на стоянку с отметкой VIP,[3] и указали, где двенадцатая сцена. Вспомнив свой вчерашний маршрут, он доехал до огромного здания и поставил открытый «мерседес» на резервную стоянку для VIP. Молодой человек лет двадцати с небольшим стоял у входа.
— Стоун Баррингтон?
— Это я.
— Я — Тим Корбин, ассистент режиссера. Я покажу вам, где что, а затем отведу вас в гардеробную и гримерную. Следуйте за мной. — Он повел его за угол на улицу между двумя сценами, вынул из кармана ключ и отворил среднего размера дверцу автофургона. — Это двадцать первый номер. На период съемок он ваш.
Стоун последовал внутрь за ассистентом. Там была гостиная, спальня, небольшая кухонька, туалет и маленькая комната с письменным столом, телефоном и факс машиной. Холодильник был забит минералкой, соками и фруктами. — Очень мило, — сказал он.
— Это высший класс сервиса для актера второй роли, — сказал Корбин. — Вы спите с директором?
— Он не в моем вкусе.
— Здесь вы будете в перерывах между съемками. Если не будет других указаний, вы должны находиться на съемках с восьми утра до шести вечера, и, если не будете заняты на сцене, тут они всегда смогут вас найти. У вас здесь свой телефонный номер и линия факсимильной связи. Кстати, этот ключ одновременно является ключом зажигания, но, убедительная просьба, не трогать его. Это работа Тимстеров, и мы не хотим неприятностей с Тимстерами, ведь правда?
— Конечно, нет.
— Вы обнаружите, что многое здесь делается рабочими профсоюзов, так что не передвигайте мебель и не трогайте театральное имущество, если это не нужно для сцены, хорошо?
— Ладно.
— Если есть, какие сомнения, обращайтесь ко мне.
— О'кей, Тим.
— А теперь позвольте проводить вас в гардеробную. — Он повел Стоуна к миниатюрной машинке, и они поехали к другому зданию.
Бобби Рутон приветствовал его рукопожатием. Он был невысокий, полноватый и, похоже, голубой.
— Эй, Стоун, — сказал он. — Я думаю, мы тебя оденем. — Он стащил с вешалки костюм, и Баррингтон примерил брюки и пальто. — Ты был прав, длина четко сорок два дюйма. — Он подколол булавками брюки, а Стоун попробовал примерить три других костюма, в то время как швея подшила его брюки. — Если бы всех актеров было бы так легко одевать, — сказал Рутон. — О'кей, возьми первый костюм, а я поищу галстук. — Он вручил Стоуну рубашку цвета слоновой кости. — У тебя будет дюжина подобных на случай, если вспотеешь или прольешь что-нибудь. Но ради бога, не обедай ни в одном из костюмов; если прольешь суп, и у нас не будет замены, это будет стоить часа съемок, пока костюм будет в чистке, а час съемок — это больше баксов, чем ты можешь себе вообразить.
— Обещаю, что буду аккуратен.
— Мечта, а не актер, — вздохнул Рутон. Стоун надел рубашку, и Рутон накинул ему на шею галстук. — Позволь мне повязать его, я умею делать это лучше тебя. Моя работа заключается в том, чтобы ты хорошо выглядел.
Баррингтон рассматривал себя в зеркале, пока Рутон складывал и засовывал шелковый квадратный платочек в его нагрудный карман.
— Обувь, — сказал Рутон, передавая ему пару туфель, сшитых по итальянской моде. Он помог Стоуну надеть их и завязать шнурки. — Удобно?
— Очень, — пройдясь по залу, ответил Стоун.
— Готовься стать знаменитостью, — сказал Рутон. — Все костюмы будут доставлены в твой фургон и тебе скажут, какой надевать каждый день в суд, который вы снимаете, но, думаю, ты весь день проведешь в этом костюме. Когда у тебя будет полчаса свободного времени, зайди в свою уборную и сними костюм. Наша гардеробщица его отутюжит. Привыкай к тому, что посторонняя женщина будет видеть тебя в нижнем белье. — Он помахал на прощанье.
— Все было очень просто, — сказал Стоун, когда они вышли вместе с Тимом.
— Бобби — лучший в своем деле, — сказал Корбин. — А теперь, грим. — Он проехал мимо двух зданий.
Потом будущего актера приветствовала красивая молодая женщина в джинсах. Она освободила его от пиджака и усадила в парикмахерское кресло.
— Я — Салли Дун, — сказала она, — и собираюсь сделать тебя еще более красивым.
— Что, конкретно, ты собираешься делать со мной?
— Немного, — ответила она, отстегнув пуговицу на его рубашке и проложив салфетками воротник. — Твоя проблема в том, что ты — белейший из всех белых людей. — Ее пальцы пробежали по его волосам. — Не могу сказать, как давно я не видела настоящего блондина, мужчину или женщину. У тебя к тому же, волшебная белая кожа, хотя вижу, что ты немного загорел с тех пор, как появился в городе. Во время съемок на тебя направят море света, и без грима ты будешь выглядеть как покойник, особенно рядом с Вэнсом, который так загорел, что не нуждается ни в каком гриме. Моя работа заключается в том, чтобы заставить тебя выглядеть живым в лучах софитов. — Она прислонила его голову к подголовнику кресла и начала работать.
Когда Салли закончила, Стоун открыл глаза и посмотрел в зеркало.
— Я оранжевый, — сказал он.
— Ты таким не будешь при свете софитов. Я буду присутствовать на съемках, чтобы поправлять грим между эпизодами. Старайся не перегреваться и не потеть, от этого грим портится. Я приготовлю для тебя вентилятор. В конце дня ты можешь вернуться сюда для того, чтобы смыть макияж, или можешь найти холодный крем в твоем трейлере. Пользуйся им перед приемом душа.
Корбин повез Стоуна обратно к сцене номер двенадцать.
Сцена изобиловала лабиринтами, как и в первый раз, но только вместо фермерского дома там был набор офисов, конференц-зал, комната жюри, спальня, и, наконец, зал заседаний суда.
В зале судебных заседаний шла активная подготовка — техники разных профессий готовили сцену, приспосабливая осветительную и слуховую аппаратуру. Наконец, появились актеры, одетые адвокатами, полицейскими, членами жюри и зрителями, а потом пришел Марио Сиано.
— Доброе утро, Стоун, — сказал он. — Мы собираемся отснять сцену 14А, в которой ты задаешь вопросы твоему первому свидетелю, старьевщику.
— Верно, — подтвердил Стоун, найдя нужную страницу.
— Мы не будем придерживаться строгой хронологии. Я не хочу, чтобы ты выступил со своим обращением к жюри с места в карьер. Мы сначала отрепетируем, потом сделаем с тобой маленькую сценку. Потом отснимем перекрестный допрос Вэнса, а затем снимем тебя с Вэнсом. Ты должен будешь находиться на съемочной площадке большую часть дня, поскольку тебя могут снимать и для сцен второго плана.
Баррингтона представили актеру, исполняющему роль его помощника, потом начались репетиции. Стоуну показали, как останавливаться в нужном месте. И как игнорировать камеру, потом стали снимать. Это оказалось более сложным, чем он себе представлял, но со своей задачей он справился.
Во время ланча в своей гардеробной Стоун съел сэндвич. Его костюм отутюжили, и Салли Дун пришла поправить его грим.
— Я слышала, что все идет хорошо, — сказала она.
После ланча в своих сценах снимался Вэнс, потом отсняли эпизод со Стоуном, в то время как Вэнс в стороне от камеры повторял свой текст, потом читал Стоун, а в это время снимался Вэнс. К концу дня они закончили пять страниц сценария, что соответствовало пяти минутам экранного времени, и ему сказали, что это был удачный день. Когда съемки закончились, он снял макияж, принял душ и сдал новый костюм в гардероб, где его должны были еще раз отутюжить, и, если надо, за ночь и почистить. К моменту прибытия в Бел-Эйр, он окончательно выдохся.
Стоун открыл дверь своего номера и обнаружил на полу два маленьких конверта, в которых были сообщения, накопившиеся за день.
Первое было от Билла Эггерса. Стоун позвонил ему.
— Итак, как звезда экрана?
— Выдохся. Ты не поверишь, до чего тяжела работа актеров.
— Да, конечно.
— Что нового?
— Я сделал несколько звонков по поводу личности Онофрио Ипполито.
— И что выяснил?
— Это выглядит просто смешно. Никто о нем ничего не мог сказать ни хорошего, ни плохого.
— Что ты имеешь в виду?