Кит Маккарти - Тихий сон смерти
Покончив с формальностями, он перевел взгляд на тело, лежавшее в мешке, все еще продолжая сомневаться в правомочности своих действий, но в глубине души понимая, что нельзя не произвести хотя бы поверхностный осмотр. Чтобы не затягивать паузы, Хартман коротко кивнул Ламберту и отвернулся. Конечно, он предпочел бы начать со вскрытия мотоциклиста: жертвы дорожно-транспортных происшествий были легким заработком – аутопсия превращалась в стандартную опись повреждений поверхностных, костных и мягких тканей. Однако Хартман решил, что не стоит вступать в пререкания с гостями.
– Дэнни!
Его возглас эхом разнесся по помещению, не вызвав при этом никакого видимого результата. Тогда Хартман принялся сам расстегивать мешок, будучи уверен, что Дэнни слышал его и просто по обыкновению тянет время. Никакие взывания к служебному долгу, никакие уговоры и крики не могли заставить этого парня относиться к своей работе должным образом. Но как бы то ни было, одного взгляда на тело девушки оказалось достаточно, чтобы мысли о Дэнни мигом улетучились из головы Хартмана.
Хартман привык к смерти, привык к самым невероятным следам, которые она оставляет. Он знал, что некоторые люди после ее прихода внешне не меняются, а кто решил распрощаться с жизнью при помощи двигателя внутреннего сгорания и длинного куска шланга, она даже украшает. Многих смерть выставляет в позорном виде, перемазывая блевотиной, кровью или испражнениями, а кое-кого обезображивает ссадинами, зияющими ранами или даже лишает членов.
Но эта девушка…
Словно издалека Хартман услышал, как присвистнула Белинда, – именно этот звук вывел его из оцепенения. Переведя взгляд на Ламберта, он был изумлен. Тот стоял как ни в чем не бывало, многозначительно подняв брови. Дескать, «теперь понимаете, что я имел в виду?»
Вошел Дэнни, а за ним и Ленни.
– Что нужно, босс?
– Не поможете вытащить тело из мешка?
Ленни был на два года старше брата, что не мешало ему быть вдвое глупее. Он носил очки, которые, по его мнению, очень ему шли. Очки были квадратными, в толстой роговой оправе и с черными стеклами, и благодаря им Ленни лишался даже малейшего шанса не выглядеть законченным придурком и иметь хоть какой-то успех у противоположного пола. Его интимная жизнь заключалась в развлечении тупыми шутками прыщавых и уродливых девиц, пока его брат занимался любовью с девицами привлекательными. Время от времени ему перепадало кое-что после Дэнни, но и в этих редких случаях, насколько мог судить Хартман, вся его тактика сводилась к тому, чтобы накачать девицу алкоголем и затем приступить к овладению ее бесчувственным телом.
– Конечно.
Сорочка легко поддалась острому скальпелю, открыв взорам собравшихся то, что и как сотворила смерть с этим человеческим существом.
Казалось, вся кожа девушки обгорела, обнажив мясо, красноту мягких тканей; в ярком свете прозекторской тело несчастной выглядело так, словно оно все еще болезненно кровоточило. На трупе не осталось ни одного неповрежденного участка – даже ступни девушки, кожа головы и спина были обезображены.
Хартман приблизился к телу, лаборанты же, освободив труп от мешка и одежды, напротив, отступили от стола. Хартман поднял на них взгляд, но они оставались безучастными: Ленни – по причине непроходимой тупости, Дэнни же потому, что настоящему мужчине не пристало выказывать какие-либо эмоции при виде трупа, сколь бы необычным этот труп ни был.
При более внимательном осмотре Хартман заметил, что кожа на теле шелушится. Рукой, обтянутой резиновой перчаткой, он потрогал живот девушки и осторожно провел по нему ладонью. Из-под перчатки упали на стол несколько маленьких чешуек. Затем он обратил внимание на несколько маленьких бесформенных комочков, выделявшихся на коже темными пятнышками. Эти пятнышки были разбросаны по всему телу, особенно много виднелось их в области паха и под мышками.
Внезапно ощутив облегчение, Хартман в очередной раз перевел взгляд на Ламберта.
– Не думаю, что причиной смерти стало какое-либо возгорание.
Вместо ответа Ламберт смог произнести лишь вопросительное «о». Стоявшая за его плечом Уортон явно была разочарована. Белинда придвинулась ближе, чтобы лучше рассмотреть столь необычный экземпляр. Ее лицо приняло сосредоточенное выражение. Белинда Миллер имела привычку в минуты задумчивости поджимать губу, и это иногда казалось Хартману странно привлекательным. Вопрос Ламберта прервал его размышления об ординаторше.
– Тогда что это?
– Полагаю, какое-то кожное заболевание. Возможно, псориаз.
Ламберт нахмурился, призвав на помощь свои – кстати, весьма обширные – медицинские познания.
– От этого умирают?
Именно об этом и размышлял сейчас Хартман.
– Как правило, нет, – спустя несколько секунд произнес он. – Но не часто встретишь столь интенсивную степень.
Он повернулся к Дэнни и взял у него скальпель. Затем произвел первый надрез. Начав с шеи, прямо от гортани, он провел скальпелем вдоль грудины, живота, аккуратно обойдя пупок, и далее вниз, к области лобка.
– Подайте мне, пожалуйста, емкость для гистологии.
Братья вышли. Спустя пару минут вернулся Ленни, держа в руках маленькую белую пластиковую баночку, наполовину заполненную формалином – именно этот материал обычно использовался в качестве консерванта. Хартман уже отделил фрагмент кожи от края надреза и теперь поместил его в баночку. В этот момент из морга до его слуха донеслось беззаботное посвистывание Дэнни, которое прервал настойчивый звонок. Свист сменился размеренными шагами – это Дэнни направился через прозекторскую к выходу. Послышались голоса, что-то лязгнуло и звякнуло, хлопнула дверь автомобиля.
– Думаю, Ленни, теперь можно продолжать экзентерацию.
Ленни что-то пробормотал себе под нос, очевидно не слишком вдохновленный этим предложением. Тем не менее он взял протянутый Хартманом скальпель. Ленни, возможно, не отличался умственными способностями, но при извлечении органов он, без сомнения, действовал проворнее Хартмана.
В помещение вошли двое работников похоронного бюро, облаченные, как и полагается людям их профессии, в темные костюмы. В сторону прозекторской они старались не смотреть. Их униформа должна была свидетельствовать о почтительности, однако этому впечатлению явно мешали расстегнутые верхние пуговицы рубашек и ослабленные галстуки. Громогласные раскаты смеха, которыми сопровождался их разговор с Дэнни, окончательно убивали должный эффект.
Ленни принялся отделять кожу от ребер, начав с левой стороны тела, и груди девушки повисли, словно мешочки с песком. При этом лаборант сдвинул край брюшной стенки и обнажил левую долю печени и желудок. Неожиданно Хартман прервал его действия:
– Погоди, Ленни.
Ленни оторвался от трупа и посмотрел на Хартмана, при этом взгляд его не выражал абсолютно ничего.
– Посмотри. – Хартман указал на живот девушки. Ленни что-то пробурчал себе под нос и нехотя отошел от стола.
– Что такое? – подал голос Ламберт из-за спины Хартмана.
Доктор взял скальпель и увеличил разрез на животе. Затем он отделил кожу с правой стороны груди, проделав ту же операцию, что и Ленни, стараясь действовать как можно аккуратнее – дрогни его рука, и Дэнни с Ленни пришлось бы зашивать дырку на коже, что весьма осложнило бы их и без того не самую приятную работу. Случалось, кто-то из молодых патологоанатомов допускал подобную оплошность, и тогда Дэнни в качестве наказания ловкими, отработанными до автоматизма движениями засовывал шланг провинившемуся сзади в штаны и включал воду. Разумеется, Хартман не думал, чтобы младший из братьев мог позволить себе подобное в его адрес, но проверять это на опыте ему не хотелось.
Поэтому прошло несколько долгих минут, прежде чем содержимое брюшной полости Миллисент Суит оказалось доступно взорам собравшихся.
– Готов подставить задницу тому, у кого еще остались сомнения, – предложил Ленни и обвел всех долгим и, как всегда, бессмысленным взглядом. Однако никто в очередной раз не рискнул воспользоваться его щедрым предложением.
– Что там?
Ламберт не привык, чтобы его не замечали, и требовал более понятного объяснения. Хартман обернулся на его голос и увидел, что Уортон вплотную приблизилась к своему начальнику, а из-за ее спины выглядывает Белинда.
– Рак, – коротко пояснил Хартман.
На лице Ламберта отразилось разочарование.
– Судя по запущенности заболевания, не думаю, что есть основания сомневаться в причине смерти.
Хартман ликовал, как ликовал бы на его месте любой патологоанатом: ничто не могло согреть его сердце больше, чем установление причины смерти. Полицейские, однако, не разделяли его восторгов, явно считая, что потратили несколько часов впустую. Они, вероятно, так и ушли бы, не простившись с Хартманом, если бы тот не бросил им вслед:
