D.O.A. - Смерть от тысячи ран
Никакой реакции, затем по-испански:
— Думаешь, я смотрю на твою жену или на старуху? — Тод отрицательно покачал головой, — Las mujeres[48] обладают способностью придавать нам храбрости. — Он по-прежнему не спускал глаз с сидящего напротив мужчины, который беспокоился, не понимая причины такого внимания. — Я всегда испытывал ужас при виде грустных женщин.
Супруг занервничал, этот непонятный монолог, в котором он предчувствовал провокацию, надоел ему. Он поискал взглядом поддержки присутствующих, в частности вернувшегося на шум Аранеды и его французского представителя, местной знаменитости Эдуара Риньи.
— А все из-за моей матери, sabes?[49] Она никогда не улыбалась, mi madre, у нее словно был груз на плечах, да к тому же тяжелый. И так всю жизнь.
Мужчина хотел перебить Тода и с вызывающим видом сопроводил свои слова жестом.
Колумбиец невозмутимо продолжал:
— Не люблю грустных женщин. Из-за своей работы я сделал грустными целую толпу женщин, sabes? И продолжаю. — Он на мгновение опустил глаза. — Но я не выношу их грустного вида, я от этого болею.
Вне себя, муж сделал вид, что встает, но мать удержала его.
— Я убиваю их мужчин: отцов, братьев, — и они грустят, это нормально. — Тод поднялся и медленно подошел к семье, члены которой инстинктивно еще теснее прижались друг к другу. — А я это ненавижу. Они заставляют меня вспоминать о моей матери. Тогда я их тоже убиваю.
Эдуар Риньи собирался вмешаться, но в этот момент появилась женщина-администратор в сопровождении врача, желающего незамедлительно понять, что происходит. Ему никто не ответил. Тод отвернулся от троицы в трауре и больше не обращал на нее ни малейшего внимания.
— Эти господа только что прибыли из Южной Америки, — пояснил Риньи и прокашлялся. — Они представляют семью, полагающую, что в результате несчастного случая, произошедшего вчера вечером на шоссе, потеряли родственника. Он в этих краях путешествовал с двумя друзьями. А мне известно, что сюда нынче во второй половине дня доставлены трое погибших в автомобиле.
— Я несколько удивлен столь… поспешным визитом. Кто вам сказал, что мы получили эти тела?
— Они здесь?
— Все зависит от того, кого вы подразумеваете, когда говорите «они».
— Будьте добры, профессор Гибаль, прекратим игру, мы знакомы уже достаточно давно.
— Я не играю, мэтр Риньи, — раздраженно ответил профессор. — Кто эти господа с вами? Я их не знаю. И я не владею никакой информацией относительно того или тех, кого они разыскивают. Что же до ваших потерпевших… Тела троих погибших этой ночью действительно только что доставлены в нашу службу, — он поднял руку, не давая собеседнику перебить его, — но мы ничего не знаем относительно их личностей. Кроме того, они умерли не в результате несчастного случая, — он особенно подчеркнул последние слова, — если только не квалифицировать как таковой умышленный поджог автомобиля.
— Умышленный поджог?
— Да.
— Не несчастный случай?
Гибаль отрицательно покачал головой:
— И родным будет затруднительно узнать их.
Адвокат из Тулузы повернулся к Аранеде и по-английски объяснил ему ситуацию. Какое-то время они напряженно переговаривались, пока вмешательство Тода не положило конец их беседе.
— Возможно ли увидеть… — Риньи запнулся, — тела?
— Кто эти господа?
— Это мэтр Аранеда…
Игнасио Аранеда кивнул.
— …из Боготы. Его клиента зовут Альваро Грео-Перес, они полагают, что один из покойников — сын дона Альваро. Что касается этого господина, — Риньи, отказываясь смотреть на Тода, не оборачиваясь, указал в его сторону, — если я правильно понял, это друг семьи Грео-Перес.
— И они только что прибыли в Тулузу?
— Именно так.
— Вы говорите, они были предупреждены вчера вечером?
— Да.
Профессор Гибаль позволил себе восхищенно присвистнуть:
— И кем же?
— Не вижу, почему это может быть важно.
— Это важно, мэтр Риньи, поскольку ваши «друзья» прибыли с другого конца света почти в то же время, что и трое чертовых — простите мне это выражение — покойников, обнаруженных всего в часе езды отсюда. И похоже, ваши «друзья» совершенно уверены в том, кто эти жертвы, а вот нам их имена пока неизвестны. Я говорю «жертвы», ибо именно так вам следует называть их в будущем, поскольку они являются объектом судебного расследования по разряду «умышленное убийство». — Врач развернулся, чтобы уйти. — А теперь, если вы изволите подождать здесь, мне надо позвонить.
Первый звонок поступил к Массе дю Рео, когда он еще находился в двадцати километрах от Тулузы. Он снял трубку в кабине, выслушал компьютерного оператора, приказал соединить его с гражданской телефонной сетью, снова что-то слушал, задал несколько вопросов, озабоченно ответил профессору Гибалю и положил трубку. Затем он попробовал связаться с Кребеном, потом со своим аджюданом в Сен-Мишеле. Безуспешно. Раздосадованный, взглянув на часы, он оставил обоим сообщения. Несмотря на позднее время, ему хотелось бы иметь возможность хотя бы поговорить с аджюданом.
— Планы меняются, едем в Рангёй.
Второй звонок раздался несколько минут спустя. Из казармы. Из Испании только что прибыл человек от Guardia Civil. Их привлекли по просьбе…
— Подполковник Массе дю Рео, командую следственным отделом Тулузы.
— Капитан Мигель Баррера… Из Мадрида.
— Мы ждали вас завтра. Сожалею, что сегодня вас никто не встретил.
— Я хотел прибыть неожиданно. — Его французский был правильным, с легким испанским акцентом и слегка шепелявыми «с».
— И правильно сделали. Вы офицер отдела взаимодействия?
— No, Antidroga.[50] — Прошло несколько секунд. — Подполковник?
— Этот Руано, которому принадлежит внедорожник, один из ваших объектов?
— Да. Он и двое других, которые нас… интересующих нас, три дня назад ушли от слежки.
— Исчезли?
Новая пауза.
— Как вы полагаете, когда я смогу увидеть… cuerpos, тела?
— В самое ближайшее время. — Массе дю Рео на мгновение задумался. — Аранеда, Грео-Перес — эти имена вам что-нибудь говорят?
— Одного из двоих других desaparecidos[51] зовут Грео-Перес. Разумеется, надо поговорить, но сначала я хотел бы видеть трупы.
— Там с вами рядом есть жандарм?
— Да.
— Передайте ему трубку.
— Вы закончили? — В голосе никакого волнения, простой вопрос, требующий простого ответа.
— Почти.
Держа пистолет на виду, мотоциклист сидел на стуле у входа в комнату Зоэ. Чтобы наблюдать за ужином малышки. Он всмотрелся в лицо Стефани. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что…» Она явно растягивала удовольствие, и он улыбнулся ей с полным безразличием.
— У вас две минуты.
Мать и дочь переглянулись, потом Зоэ уставилась на незваного гостя, постаравшись сконцентрировать в своем взгляде всю злость, на какую только была способна. Она перестала плакать, но глаза еще были красные. У Стефани тоже.
Они поспешно завершили ужин, и двое взрослых в молчании покинули комнату. Запирая девочку, мотоциклист слышал, как она спрыгнула с кровати, чтобы прильнуть ухом к двери. Он повернул ключ в замке, сунул его в карман и, подталкивая перед собой женщину, стал спускаться.
— Посуда, а потом в подвал.
— Там холодно, нельзя ли…
— Я принесу вам другие одеяла.
— Я запрещаю вам рыться в наших вещах!
— Посуда! — Дулом пистолета он указал на раковину и хромая проковылял от Стефани почти к самому концу обеденного стола. Она не двинулась с места.
— Не забудьте: с вами или без вас.
По щеке женщины скатилась одинокая слеза. Чтобы успокоиться, она вытерла лицо, шмыгнула носом и приступила к уборке.
— Кто вы? — Она включила воду. — То есть я хотела сказать… мне просто интересно, как можно превратиться в такого подонка, который срывает зло на детях. — Стефани обернулась к мотоциклисту. — Вы из тех, над кем издевались в детстве, и теперь мстите обществу, да?
— Поторапливайтесь.
— А что, мои вопросы вас смущают? — Пауза. — Тогда почему? Может, ваш отец бил вас или, что похуже, изнасиловал вас, когда…
— Я не сумасшедший, мадам Пети́, хотя вам очень хотелось бы так думать. Мне платят, вернее, платили за то, что я хорошо делаю свою работу. Хорошо платили. Потому что я всё, что угодно, только не сумасшедший. И чтобы зарабатывать на жизнь, мне случается убивать людей. И их детей тоже, если в этом есть необходимость. — Мотоциклист склонил голову набок. — Неужели такая необходимость появится? — Он снова махнул пистолетом в сторону раковины. — Посуда.
Стефани отвернулась к мойке.
— А что будет, — она шумно вздохнула, — когда вы уйдете?