Патриция Хайсмит - Случайные попутчики
— Я знаю, ты ей наделен, Гай, — вдруг сказала Анна, нарушив долгое молчание, — способностью быть невероятно счастливым.
Гай торопливо кивнул, хотя Анна на него не смотрела. Ему почему-то сделалось стыдно. У Анны такая способность была. Она счастлива сейчас, была счастливой до того, как с ним познакомилась, и если что-то на минуту и омрачает ее счастье, так это он с его проблемами. Он тоже станет счастливым, когда они заживут вместе. Он ей об этом сказал, но сейчас не мог заставить себя повторить.
— Что это? — спросил он.
Их взорам открылось круглое стеклянное здание под деревьями парка Чапультепек.
— Ботанический сад, — ответила Анна.
Внутри не было ни души, даже служителя. Пахло теплой свежей землей. Они походили по саду, читая неудобопроизносимые названия растений, родиной которых вполне могла быть другая планета. У Анны среди них было любимое. По ее словам, она следила, как оно растет, на протяжении трех лет, что приезжала с отцом летом в Мехико.
— Только я даже не могу запомнить эти названия, — призналась она.
— А чем тебе их кормить?
Они пообедали в «Сэнборне» с матерью Анны и побродили по магазину, пока миссис Фолкнер не подошло время удалиться для послеобеденного сна. Миссис Фолкнер была худой нервно-энергичной женщиной ростом с Анну и для своих лет столь же привлекательной. Гай относился к ней с нежностью, потому что и она с нежностью относилась к нему. Поначалу Гай рисовал себе всякие чудовищные препятствия, которые ему будут чинить состоятельные родители Анны, но ни одно из его опасений не подтвердилось, и мало-помалу он их отбросил. Вечером все четверо отправились на концерт в «Bellas Arties»,[5] а затем поужинали в ресторане «Леди Балтимор» через дорогу от «Ритца».
Фолкнеры были разочарованы, что он не сможет провести с ними лето в Акапулько. Отец Анны, крупный импортер, собирался строить на тамошнем пирсе пакгауз.
— Трудно ожидать, что его заинтересует пакгауз, если он займется строительством целого загородного клуба, — заметила миссис Фолкнер.
Гай ничего не сказал. Он не мог поднять на Анну глаза. Он просил Анну не сообщать родителям про Палм-Бич до его отъезда. Куда он отправится на следующей неделе? Можно поехать в Чикаго позаниматься пару месяцев. В Нью-Йорке он сдал свои пожитки на хранение и должен был сообщить хозяйке, как быть с квартирой — сохранить за ним или нет. Если он отправится в Чикаго, то, возможно, удастся встретиться с великим Свариненом[6] в Ивестоне и с Тимом О’Флаэрти, еще не добившимся широкого признания молодым архитектором, в которого Гай, однако же, верил. В Чикаго могут подвернуться один-два заказа. Мысль о Нью-Йорке без Анны невероятно его угнетала.
Миссис Фолкнер положила ладонь ему на руку и рассмеялась:
— Да предложи ему перестроить весь Нью-Йорк, он и то не улыбнется, правда, Гай?
Он ее не слышал. Ему хотелось погулять с Анной после концерта, но она настояла, чтобы он поднялся в их номер в «Ритце» поглядеть на шелковый халат, который она купила для двоюродного брата Тедди и собиралась отправить на другой день. Для прогулки, разумеется, не осталось времени.
Он остановился в гостинице «Монтекарло» в десяти кварталах от отеля «Ритц». Гостиница, большое облупленное здание, смахивала на бывшую генеральскую резиденцию. Попасть в нее можно было по широкой подъездной дороге, вымощенной черно-белой кафельной плиткой наподобие пола в ванной. Дорога вливалась в огромный темный холл, тоже с полом из кафеля. Бар там смахивал на пещеру, а в ресторане никогда не было ни души. Мраморная в пятнах лестница вилась по стенам внутреннего дворика; поднимаясь по ней накануне следом за коридорным, Гай видел через распахнутые двери и окна японскую супружескую пару за игрой в карты, коленопреклоненную женщину за молитвой, постояльцев, пишущих письма за столиками или просто стоящих у себя в номерах с потерянным выражением попавших в плен. Какое-то мужественное уныние и неуловимое обещание сверхъестественного были разлиты в воздухе, давили на психику, и Гаю гостиница сразу понравилась, хотя Фолкнеры, в том числе и Анна, поддевали его по поводу этого выбора.
Дешевая угловая комнатушка с окном во двор, которую он снял, была забита крашенной в розовый и коричневый цвета мебелью, располагала постелью, похожей на опрокинутый торт, и ванной в конце коридора. Внизу во дворике где-то беспрерывно капало, а спущенная вода время от времени шумно низвергалась в унитазы тропическим ливнем.
Вернувшись из «Ритца», Гай выложил наручные часы, подарок Анны, на розовую тумбочку у постели, а ключи и бумажник — на поцарапанный комод, как сделал бы у себя дома. Устроившись в постели с мексиканской газетой и книгой по английской архитектуре, которую он днем раскопал в книжной лавке «Аламеда», он почувствовал полное удовлетворение. После второй атаки на испанский язык он откинулся на подушку и лежал, разглядывая безобразную комнату и прислушиваясь к напоминающим крысиную возню шумам, что производили постояльцы на разных этажах. Интересно, что именно привлекло его в этой гостинице? Погружение в отвратительную, лишенную удобств, недостойную человека жизнь, чтобы извлечь из этого новый стимул сражаться с нею оружием своей профессии? Или ощущение укрытости от Мириам? Здесь его будет трудней отыскать, чем в «Ритце».
Утром на другой день ему позвонила Анна — сообщить, что на его имя пришла телеграмма.
— Я случайно услышала, как ищут твою фамилию в регистрационной книге, — сказала она. — Телеграмму чуть было не завернули обратно.
— Прочти, пожалуйста, Анна.
Анна прочитала «Вчера Мириам случился выкидыш тчк Переживает хочет видеть тебя тчк Приезжай если сможешь Мама».
Мерзкая, однако, история.
— Это она сама постаралась, — пробормотал он.
— Ты не можешь этого знать, Гай.
— Могу.
— Тебе не кажется, что лучше будет с ней встретиться?
Он сжал трубку в кулаке.
— «Пальмиру» я, во всяком случае, верну, — заявил он. — Когда отправлена телеграмма?
— Во вторник девятого, в четыре часа дня.
Он отправил новую телеграмму мистеру Брилхарту с просьбой заново рассмотреть его кандидатуру. Они-то, конечно, пересмотрят, подумал он, но каким ослом он себя выставил! И все из-за Мириам. Мириам он написал:
«Это, разумеется, меняет наши обоюдные планы. Не знаю, как ты, а я намерен добиться развода сейчас. Через несколько дней я буду в Техасе. Надеюсь, ты к этому времени оправишься, но если нет, я и один управлюсь со всеми необходимыми формальностями.
Еще раз желаю тебе побыстрее встать на ноги.
Гай.
Я буду по этому адресу до воскресенья».
Письмо он отправил авиапочтой со срочной доставкой.
Покончив с этим, он позвонил Анне. Ему захотелось сводить ее вечером в лучший ресторан Мехико. А для начала ему хотелось перепробовать самые экзотические коктейли в баре «Ритца», все до одного.
— Ты и вправду рад? — спросила Анна, рассмеявшись, словно не могла до конца поверить.
— Рад и чувствую себя непривычно. Muy extranjero.[7]
— Почему?
— Потому, что я не считал, что она предназначена мне судьбой. Не считал ее частью моей планиды. Я имею в виду «Пальмиру».
— А я считала.
— Вот как!
— Иначе зачем бы я вчера так на тебя злилась?
Вообще-то он не ждал ответа от Мириам, но, когда утром в пятницу они с Анной были в Хочимилько, что-то подтолкнуло его позвонить в гостиницу справиться. Его ждала телеграмма. Сказав, что заберет ее через полчаса, он, однако, чувствовал себя как на ножах и, не успели они вернуться в Мехико, снова позвонил в «Монтекарло» из аптеки в Сокало. Портье прочитал телеграмму по телефону: «Сперва должна тобой поговорить тчк Пожалуйста приезжай скорее тчк Целую Мириам».
— Она таки устроит мне сцену, — заметил Гай, пересказав Анне текст телеграммы. — Уверен, что тот, другой, не хочет на ней жениться. У него своя жена есть.
— Да?
На ходу он на нее поглядел, собираясь поблагодарить за терпение — к нему, к Мириам, ко всей этой истории.
— Ладно, давай забудем об этом, — улыбнулся он и прибавил шаг.
— Ты сразу же возвращаешься?
— Разумеется, нет! Может, в понедельник или во вторник. А до этого побуду с тобой. Во Флориду мне надо не раньше, чем через неделю, да и то если будем держаться первоначального графика.
— Теперь-то Мириам за тобой не последует?
— В следующую пятницу, — сказал Гай, — она уже не сможет предъявлять ко мне никаких требований.
10
Элси Бруно, сидя за туалетным столиком в номере гостиницы «Ла Фонда», Санта-Фе, снимала с лица бумажной салфеткой слой ночного крема для сухой кожи. Время от времени она наклонялась к зеркалу с отсутствующим выражением в широко открытых голубых глазах — рассмотреть сетку морщинок под нижними веками и складки от смеха, что залегли от ноздрей к уголкам губ. Хотя подбородок у нее был несколько срезан, нижняя часть лица все равно выдавалась, так что полные губы выпирали вперед совсем не так, как у Бруно. Только в Санта-Фе, решила она, и больше нигде складки от смеха заметны в зеркале, даже если не наклоняться, а просто сидеть выпрямившись за столиком.
