Питер Абрахамc - Репетитор
Джулиан затянулся последний раз и затушил сигарету, от которой оставалось еще чуть больше дюйма. Сигарета, выкуренная до самого конца, — это отвратительно. Так по-свински поступают только заядлые курильщики. Джулиан написал на чистом листе блокнота:
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
В этих двух строчках скрывалось стихотворение. О чем оно? Какая строка будет следующей? Джулиан склонился над блокнотом. Думай… Думай… Ничего. Настроение, еще минуту назад такое хорошее, — Джулиан мельком взглянул в окно, но скворцы уже улетели, — испортилось. Он встал и пошел в свою крошечную ванную.
Прежде всего Джулиан сбрил бороду — это был каприз, который он и сам не мог объяснить. Борода была густой и скорее подошла бы какому-нибудь дровосеку, или хиппи, или даже раввину. Улыбнувшись этому тройному сравнению, Джулиан достал опасную бритву фирмы «Игл» — он всегда пользовался только такими — и точильный камень. Встав перед зеркалом, он начал осторожно сбривать волосы, позволяя длинным мягким прядям свободно падать в раковину. Один за другим, как в головоломке, открывались участки чистой кожи. Наконец, когда остался только под нижней губой маленький пучок волос, Джулиан остановился. Он прекрасно знал, что большинством такая крошечная бородка рассматривалась как глупая и бессмысленная показуха, но все равно не мог заставить себя ее сбрить. Она ему нравилась. Кроме того, на таком характерном лице, как его, бородка не казалась вульгарной. Скорее она напоминала диакритический знак[9] в каком-нибудь древнем языке… У Джулиана возникло ощущение, что это символ чего-то… очень особенного.
Джулиан развернул карту: он твердо верил, что хорошая карта — вещь первой необходимости, и, приезжая куда-нибудь, сразу же покупал подробную карту местности. Найдя нужную улицу — Робин-роуд, — Джулиан обнаружил, что она расположена очень далеко от его жилища: слишком долго идти, а так как времени мало, придется брать велосипед. Машины у него не было, так как временами у него пропадал слух, но Джулиан от этого совершенно не страдал. Гибкость и легкость — вот ключи к умению адаптироваться, а адаптация — это ключ к власти.
Пока он одевался, небо затянули облака. Джулиан наблюдал, как они становились все больше и темнее — хороший знак: он не любил слишком яркие вещи. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие. Джулиан выглянул в окно: во дворе, глядя на его окно, стояла хозяйка дома. Среднего возраста, слегка полноватая. На ней был фланелевый пиджак в черно-красную клетку и джинсы, на ногах — резиновые сапоги. Она увидела Джулиана и помахала рукой. Еще и улыбается. Зубы у нее великолепные, и она прекрасно это знает. Джулиан помахал в ответ, но улыбаться не стал. Женщина жестами показала, чтобы он открыл окно. Джулиан потянул старомодную латунную защелку, которая совсем потемнела от времени, и распахнул окно.
— У меня для вас письмо, мистер Сойер.
Письмо? Это невозможно. Джулиан внимательно оглядел двор: кроме женщины на тропинке, ведущей к зданию, которое она называла «большим домом», никого не было. В отдалении сиротливо темнели брошенные скворцами рощицы. Все выглядело совершенно обычным. Джулиан вышел из своей крошечной комнатки — в бывшем каретном сарае она была единственным помещением, пригодным для жилья, — и спустился по старой лестнице. Скрип. Скрип. На улице было холодно. Джулиан просто отметил про себя этот факт, потому что был нечувствителен к переменам погоды.
Хозяйка пошла Джулиану навстречу. Ее губная помада была того же оттенка, что и красные клетки на пиджаке.
— Устроились на новом месте, мистер Сойер?
Сегодня утром Джулиан уже один раз ответил на этот вопрос — идиотский и надоедливый одновременно.
— Да, спасибо, миссис Бендер.
— Просто Гейл. Мистер Бендер не появлялся здесь со времен администрации Рейгана.
— Я — Джулиан.
Он заметил, что у нее приятный голос: так обычно говорят образованные люди с хорошим чувством юмора. Однако в данный момент его интересовало только письмо. Гейл расстегнула пиджак, вытащила письмо и протянула ему — конверт был еще теплым. Джулиан медленно, с безразличным видом, взял письмо. Первым делом он взглянул на обратный адрес: «А-Плюс. Курсы подготовки». Его работодатель. Безразличие Джулиана немедленно стало искренним. Очень интересное ощущение — эта перемена, которая происходит с человеком, когда притворное чувство становится настоящим.
Гейл смотрела на него чуть склонив голову:
— Зачем вы сбрили бороду?
— Не мог удержаться.
Она рассмеялась. В ее взгляде читалось сразу несколько эмоций, все очень неоднозначные.
— Спасибо, что принесли письмо, Гейл. На будущее нам нужно будет придумать какой-нибудь другой способ доставки, менее отвлекающий.
Гейл отвела взгляд.
— Мне не трудно, — сказала она, не поняв, что Джулиан имел в виду.
В конверте была дюжина визиток с эмблемой «А-Плюс» и записка от Марджи, руководителя курсов, написанная ровным круглым почерком: «Мы рады, Джулиан, что Вы теперь в нашей команде. Пока что просто напишите свое имя на карточках, а через неделю или две пришлем отпечатанные специально для Вас». Джулиан положил визитки в карман, закрепил зеленую папку в корзине своего велосипеда — точнее, не своего, а просто относительно нового и стильного горного велосипеда, который он нашел в одном из затянутых паутиной углов каретного сарая, — поехал по тропинке до Транк-роуд и свернул направо.
Как хорошо! И ветер дует почти в спину. Нельзя сказать, что это имело какое-то значение, — Джулиан был очень силен. Мускулатура ног, спины и рук была развита равномерно. Все его тело было пропорциональным: никакой бычьей шеи, никакой неуклюжести в движениях. Джулиан ехал, а перед ним развертывались фермерские поля. Вокруг не было ни души. Затем внезапно пейзаж сменился: он въехал в город. Джулиан оказался в Олд-Милле на десять минут раньше, чем рассчитывал.
Он зашел в кафе, заказал эспрессо и развернул перед собой карту. Внимательно ее изучив, он нашел гораздо более короткий путь до Робин-роуд — нужно было только срезать по городскому лесу. Конечно, на карте не были отмечены лесные дороги, но кто-нибудь хоть раз слышал о лесе, в котором не было тропинок? Джулиан заказал бриошь к кофе и раскрыл блокнот на странице, на которой были написаны строки:
Беспечный — оставит,
Лживый — обманет.
Что же дальше? Джулиан чувствовал, что за этим двустишием скрывается настоящее стихотворение. Поэзия, которая сможет изменить образ мыслей читателей, строки, которые будут цитировать. Но, что бы ни было в этом стихотворении, оно отказывалось проявляться. Джулиан заплатил и ушел, оставив на столе недоеденную бриошь. Она все равно была не очень вкусной — не то что настоящая французская выпечка. Зато его идеальное произношение совершенно очевидно поставило в тупик молоденькую официантку.
Как только Джулиан въехал в лес, ветер исчез, как будто его кто-то выключил. Конечно же, он сразу нашел тропу. Она была не слишком удобной — кое-где из земли торчали толстые корни и камни, — но велосипед катил по тропе с легкостью. Место было хорошее, Джулиан сразу это почувствовал, — тихое, полное теней, которые создавали странные искривления пространства. Где-то глубоко в сознании Джулиана слово «обманет» начало притягивать к себе разные ассоциации. Но тут Джулиан отвлекся на сложенные на обочине банки и пластиковые бутылки — очевидно, здесь занимались уборкой, — и слово немедленно исчезло, не оставив после себя никаких мыслей.
Дорога пошла вверх. Поднявшись на небольшой холм, Джулиан увидел невдалеке голубую полоску воды. Налетел ветер, и через секунду вода покрылась рябью. Джулиан направил велосипед вниз, прекратил крутить педали, позволив ветру себя подталкивать. Кругом было тихо, и Джулиан чувствовал, как его сознание сливается с тишиной, лесом и ветром. Справа от себя он опять увидел воду, еще большую полосу, чем в первый раз. Озеро было почти полностью окружено деревьями. Джулиан услышал голос. Детский голос.
— Зиппи! Не смей этого делать!
Джулиан слез с велосипеда, взобрался на огромный валун, оставшийся здесь с ледникового периода, и огляделся вокруг. Перед ним лежало почти идеально круглое озеро — еще один свидетель движения ледников. Примерно в сотне футов от Джулиана на замерзшей земляной глыбе стояла девочка, одетая в голубую куртку с желтой отделкой. Куча под ее ногами тряслась, разбрызгивая вокруг себя воду. Сцена почти как на картине Нормана Рокуэлла,[10] хотя освещение в этом лесу было слишком слабым для Рокуэлла и, кроме яркой куртки, вокруг почти не было цветных пятен.
— Зиппи! — Девочка — на ней была странная для этих мест шляпа — безрезультатно размахивала руками.
