Майкл Морли - Паутина смерти
— И сильно похоже?
— Очень. Некоторые обстоятельства дела у меня с собой. — Орсетта открыла папку с документами. — Здесь краткое описание, подготовленное специально для вас Массимо Альбонетти…
Она достала пачку бумаги, но Джек остановил ее.
— Пожалуйста, не сегодня. У меня был очень трудный день и, честно говоря, я сейчас не готов погрузиться с головой в работу.
Орсетта насторожилась — действительно ли причина в позднем часе, а может быть, Джек еще не окончательно оправился после нервного срыва?
— Тогда встретимся утром за завтраком? — улыбнувшись, предложила она и внимательно проследила за его реакцией. — И продолжим.
— Хорошо, — согласился Джек, вновь наполняя бокалы. — У меня в холодильнике есть баночка оливок. Хотите?
Орсетта вдруг перестала улыбаться.
— Мистер Кинг, неужели вы осмелились предложить консервированные оливки настоящей итальянке?
Если б взглядом можно было убить, Джек уже лежал бы в гробу на дне могилы.
— Может, тогда выберете что-нибудь себе по вкусу из меню и поможете мне прикончить эту бутылку? — Джек бросил меню гостиничного ресторана на кровать рядом с Орсеттой. — Я хочу сандвич со стейком, салат и вырубиться пораньше. А пока едим, можно и поговорить.
Часть Орсетты хотела сбежать в свой номер, принять ванну и лечь спать. Но побеждала обычно другая половина. Так случилось и на этот раз.
— Звучит заманчиво! — воскликнула она, возвращая меню Джеку. — Мне стейк с кровью.
Орсетта успела рассмотреть Джека, пока он делал заказ по телефону. Черные как смоль волосы коротко подстрижены, но не настолько коротко, чтобы при желании она не смогла бы уцепиться за них, пропустив сквозь пальцы. На четких скулах, хоть и недавно выбритых, к концу дня выросла щетина. Некоторые женщины находят подобную шероховатость приятной. Но на взгляд Орсетты, это неопрятно. Одет Джек был скромно: белая рубашка и черные брюки. Белый цвет выгодно подчеркивал естественный бронзовый загар, образовавшийся сам собой, а не от долгого лежания на пляже. Только по очертанию плеч можно было догадаться, что у Джека мускулистое тело. Орсетте понравилось, что он не выставляет фигуру напоказ. Рубашка сидела свободно. Верхняя пуговица расстегнута.
— Придется подождать минут двадцать, — сказал Джек, положив трубку, и повернулся к Орсетте, которая смущенно отвела взгляд. Наверное, заметил, как пристально она его рассматривала. Джек сделал вид, что не обратил внимания. На самом деле он ничего не упускал. Взяв снова бокал, Джек сел в кресло напротив Орсетты и добавил: — Думаю, Массимо послал вас сюда по трем причинам. Во-первых, вы, без сомнения, опытный полицейский, и он уважает ваше мнение. Во-вторых, Массимо хочет, чтобы вы определили, не превратился ли я в кочан капусты, не зря ли вы потратите время, работая со мной…
— Кочан капусты?! Это же овощ… — не поняла Орсетта.
Джек рассмеялся:
— Точно, овощ! Это образное выражение. Не очень лестное. Так называют человека, чей уровень умственного развития, как у овоща.
— А-а-а, — протянула Орсетта, решив воспользоваться комичным моментом. — Тогда вы правы! На мой взгляд, босс от всего сердца желает вам только лучшего. Он хотел, чтобы я удостоверилась, что это дело не повредит вашему здоровью. Он знает, через что вам пришлось пройти.
Джек улыбнулся. Ему была понятна осторожность Массимо. На его месте он поступил бы так же.
— И в-третьих, если вы решите, что я все-таки готов к работе, то вам придется убеждать меня заняться вашим делом. А это непросто. Надо признать, мне оно нужно так же, как бесплатный ящик виски закодировавшемуся алкоголику.
— А вы поддаетесь убеждению? — спросила Орсетта.
Джек ничего не ответил, отпив вина и чувствуя себя полностью расслабленным. Он был рад компании сегодня, пусть даже и такой опасно кокетливой. Орсетта заметила книгу, купленную Джеком.
— Ого… Данте! — с одобрением воскликнула она.
— Это жене.
Орсетта изменилась в лице. На секунду она забыла, что Джек женат.
— Хороший выбор. Думаю, ей понравится, — с трудом выдавила она, изображая саму вежливость.
А потом заглянула в темно-карие глаза и подумала, что, может, стоит прямо сейчас проверить, насколько женат Джек Кинг?
Глава 11
Нью-Йорк, отделение ФБР
20.00
Специальный агент Хью Баумгард был потрясен, но не только последней семейной новостью: выяснилось, что его родная сестра — лесбиянка.
Кондиционер в офисе сломался. Снова! Ужасно душно!
В раздумье он вытер пот со лба. Что же делать?..
Хью кликнул мышкой, открывая только что полученную фотографию на экране, и от неожиданности выругался.
— Черт! Черт возьми! — эхом пронеслось в пустом офисе.
Хью повернул изображение на 180 градусов, затем обратно. Несколько раз менял цвета, затем попробовал повернуть фото вверх ногами.
— Господи! — пробормотал он.
Потом разделил изображение на четыре части, расположил их в левом углу экрана, затем увеличил две вырезанные части и начал рассматривать их, снова поворачивая, меняя цвета, играя с масштабом.
Новая программа форматирования панорамных изображений настолько отчетливо и реалистично показывала детали фото, что Хью мог практически дотронуться до них, повертеть в руках, словно бейсбольный шар.
— Черт побери! — воскликнул он опять, окончательно потеряв терпение.
Резко вскочил и бросился в туалет. Не только потому, что возникла срочная необходимость из-за цистерны выпитого кофе, но и потому, что нужно было подумать, не глядя на экран.
Хью умылся холодной водой и нехотя побрел к рабочему столу, словно боялся возвращаться туда. Барабаня толстыми, как сосиски, пальцами по спинке вращающегося стула, Хью снова взглянул на монитор.
— Черт! Что же такое!
Ничего не изменилось. Тупик, как и в первый раз, когда он открыл файл с фотографиями. На экране висело три снимка.
Первый — картонная коробка.
Второй — череп Сары Карни.
Еще был третий снимок, который и заставил Хью громко выругаться в пустом кабинете. Адрес на коробке. Именно он подтолкнул охрану аэропорта тщательно осмотреть посылку и обратиться к Хью. Под адресом на коробке было выведено черным фломастером: «Хрупкий груз. Лично Джеку Кингу. ФБР».
Часть II
2 июля, понедельник
Глава 12
Бруклин, Брайтон-Бич
01.00
Копы говорят, что год работы уличной шлюхой идет за десять и оставляет соответствующий отпечаток на лице. В таком случае Людмиле Загальской не двадцать пять, а все сто тридцать. Но, по правде говоря, она неплохо сохранилась. Хотя два аборта и серьезные проблемы с наркотиками, от которых открещиваются даже самые матерые рок-звезды, не сулили ничего хорошего.
Лу, как ее стали называть в Америке, с пятнадцати лет работала на русского сутенера Олега, которому принадлежит почти весь бизнес на Брайтон-Бич-авеню. Олег — скотина. Гора жира с татуированными руками, огромными, будто ляжки быка, и большой бритой наголо головой, такой же морщинистой, круглой и симпатичной, как перезрелая тыква. Но он по крайней мере не бьет Лу, как это делала пьяная мать — стареющая москвичка, завидовавшая красоте дочери. И не заползает к ней в кровать посреди ночи, «чтобы стать ближе», как отчим. Конечно, сбежать из Москвы и пахать на Олега не было голубой мечтой детства, но уж точно лучше, чем оставаться с матерью. Еще в Москве Лу начала воровать, чтобы скопить на билет в Америку. И теперь продолжала крутиться как могла. Ее утро начинается с косяка, как у многих с кофе и булочки. Наркотики помогают Лу приступить к работе, выматывающей всю душу, — быть изнасилованной, униженной и оскорбленной в обмен на деньги. Обычно Лу начинает в обед, а заканчивает, когда последний мудак — тупой козел, грязный извращенец — заплатит свои вонючие деньги и свалит. Первая смена — на Кони-Айленд-авеню между шестым и седьмым домами. В конце смены, около шести вечера, Лу встречается с Олегом, чтобы сдать кассу. Иногда, если повезет заработать больше дневной нормы, Олег покупает ей гамбургер или пиво, прежде чем, хлопнув по заднице, снова отправить на улицу. Вторая смена — на Брайтон-Бич-авеню. Лу гордо вышагивает на высоких красных каблуках, больше на ней почти ничего и нет. Бывает, копы сразу выпирают ее с центральной улицы, тогда приходится тащиться на набережную Ригельман и идти дальше до самой площади Чемберз.
В тот день Лу было что-то не по себе. Отдав заработанные деньги Олегу, она сразу пошла домой. По дороге ее снял какой-то чувак на золотистом «лексусе». Все закончилось халявой — всего лишь подрочил в руку. Лу оставила все деньги себе.
А «золотому мальчику» много придется отдать за чистку кожаного салона! Так ему и надо. Лу получила две бумажки по пятьдесят баксов всего за десять минут. Почти рекорд в ее личном зачете! Большинство девушек с улицы называют Лу дешевкой, шлюхой вокзальной. Ну и что! В последнее время благодаря маленьким хитростям Лу чувствовала, что удача сопутствует ей во всем. Подвозя Лу к рынку на Брайтон-Бич, чувак в «лексусе» все трепался о том, как ему нравится возвращаться сюда, в район, где он вырос, хвастался, что вылез из этой дыры и сколотил состояние в Манхэттене. Вот козел! Сволочь! Лу пришлось выслушать его. А со спущенными штанами и спермой на животе он не выглядел надменным финансовым магнатом. Лу улыбнулась, вспоминая, как завела его, расстегивая ширинку и шаловливо шепча по-русски в громадное ухо милым голоском: «У тебя такой крошечный член! Всего-то пара дюймов».
