Терри Персонс - Темная зона
После того как их дочь задержали с рюкзаком, битком набитым пилюлями и травкой, да к тому же еще и с пистолетом, Джерри на чем свет стоял клял школу, полицию, а заодно и службу социальной защиты. Анна, свернувшись в клубочек на кровати, повторяла про себя молитвы и перебирала четки.
Целый час, который их дочь провела у судьи Стерлинга Арчера, Джерри заламывал руки в коридоре и в голос выражал надежду на милость системы наказания несовершеннолетних. Жена его молча сидела на стуле, бессловесно терзаясь и дивясь тому, что ее девочка так долго задерживается у этого противного толстяка судьи.
Месяцы спустя Джерри метался как угорелый, что-то бормоча, ожидая появления присяжных на процессе Арчера, обвиненного в совращении малолетних. Анна же будто приросла к скамье в зале суда, не говоря ничего. Когда огласили приговор, она не могла заставить себя выговорить ни слова в ответ на расспросы журналистов, предоставив мужу и другим семьям разносить в пух и прах оправдательное решение суда.
И только когда дочь их умерла, на Анну сошло прозрение: молчание не золото, оно – говно.
Один человек – пламенный, неистовый, нравственный мужчина – помог Анне обрести голос в защиту самой себя и справедливости для своей дочери. Теперь она раздумывала, не продалась ли она дьяволу, заговорив. Надо будет задать этот вопрос – и массу других, – когда он придет. Она будет говорить и сыпать вопросами, пока дыхание не оставит ее. Молчание перестало быть ей другом.
Она постаралась изобразить приветственный кивок, как только он приоткрыл дверь и просунул голову в палату.
– Анна?
Она с трудом разлепила веки.
– Ты пришел.
– Я же говорил тебе, что приду. – Он скользнул в палату, закрыл за собой дверь и встал рядом с кроватью.
Анна чувствовала, как у нее вновь смыкаются веки. Сквозь щелочки она видела, как он протянул к ней руку и потом подобрал пальцы. Подумала: «Мой герой и мой трусишка. Ты убиваешь, но боишься коснуться умирающей».
– Анна?
На этот раз глаза ее раскрылись пошире.
– Сплошной дурман. Накачали своими лекарствами.
– Хочешь, я приподниму кровать? – спросил он.
– Нет, – отказалась она.
Он кивнул на поручни кровати:
– Разве они не должны быть подняты? Давай я их подниму.
Она уже выдержала битву с сестрами из-за этого: с поднятыми поручнями она чувствовала себя как в западне.
– Оставь как есть.
– Тебе удобно?
– Для меня наконец-то подыскали хорошие лекарства. И почему хорошее говно приберегают под конец? – Она сглотнула, закашлялась и поморщилась.
Он поднес стул к кровати, поставил его и присел на краешек сиденья.
– Как твои дела?
Анна вновь закашлялась.
– Погано.
Он взял у нее с тумбочки чашку и ложкой вычерпнул из нее крошку толченого льда.
– Пить хочешь?
Анна заметила, что у него содрана кожа на костяшках пальцев, и от этого сделалось противно. Она отвернулась.
– Нет, спасибо. Мне хорошо. – Она стала перебирать четки, которые держала в руках. Это он ей их подарил, с ними она собиралась сойти в могилу.
– Убрать у тебя книгу?
Он заботливее, подумала Анна, чем ее муж и сыновья.
– И очки тоже. Со словами у меня беда. Голова болит. И кружится.
– Я их вот здесь положу, чтобы ты могла достать, – сказал он, вынимая очки из книги.
Лежа с закрытыми глазами, она ощутила, как подняли книгу с ее колен. Она знала, что он посмотрит, что она читает, и надеялась, что он одобрит ее выбор, в то же время ненавидя себя за то, что до сих пор ждет его одобрения. Есть в нем сила и стать, которые привлекли ее к нему и к его делу. Он убедил, что оно должно стать и ее делом. Джерри склонить себя не дал. Джерри не знал, как далеко она и этот притягательный человек зашли, и это ее радовало.
Она слышала, как он прошел по покрытому линолеумом полу, и вспомнила, как впервые увидела его. Его крупная фигура, уверенная походка вызывали уважение. Он нес себя, как какой-нибудь глава корпорации, опоздавший на заседание, которое сам же созвал: ему необходимо туда попасть, но он понимает, что без него не начнут. Анна услышала, как зашуршали шторы, открыла глаза и увидела, что он стоит, подавшись к окну. Света снаружи было совсем немного: ночь надвигалась быстро. Он отвернулся от окна и поднес книгу поближе к лицу. Анне на память пришли слова, и она произнесла их таким слабым голосом, что только они вдвоем его и слышали:
– «Если кто ударит кого железным орудием так, что тот умрет, то он убийца: убийцу должно предать смерти; и если кто ударит кого из руки камнем, от которого можно умереть, так что тот умрет, то он убийца: убийцу должно предать смерти».[10]
Речь ее прервалась кашлем. Он подождал, пока она перестанет кашлять, и закончил припомнившуюся ей фразу. Голос его звучал так же приглушенно, как и ее, но в нем чувствовалась властность. Он умолкал в одних местах, другие выделял голосом, который нес смысл слов, как река несет воду – мерно, деловито, неотвратимо. Ей казалось, что и она плывет, подхваченная его речью, на какое-то время забывая о боли.
– «Или если деревянным орудием, от которого можно умереть, ударит из руки так, что тот умрет, то он убийца: убийцу должно предать смерти; мститель за кровь сам может умертвить убийцу: лишь только встретит его, сам может умертвить его; если кто толкнет кого по ненависти, или с умыслом бросит на него что-нибудь так, что тот умрет, или по вражде ударит его рукою так, что тот умрет, то ударившего должно предать смерти: он убийца; мститель за кровь может умертвить убийцу, лишь только встретит его».[11]
Он опустил книгу.
– Анна?
Она, отвернувшись, всхлипнула:
– Да жива я еще, жива.
– Ты не должна так говорить. – Он вернулся к ее кровати и положил книгу на тумбочку. – Где Джерри с мальчиками?
Кажется, что проявляет вежливость, а скорее всего хочет избежать встречи с ее мужем и детьми.
– В столовой. Отправила их поесть чего-нибудь, они неважно питаются, того и гляди заболеют.
Он пересек палату и снова глянул на улицу.
– Тебя любят в семье, – произнес он.
– Они не смогли сделать для меня того, что сделал ты. Того, что ты сделал для моей девочки.
– Они старались. – Он свел руки за спиной и вернулся к ее кровати. – В них жива вера в систему – и это их подвело.
– Я что-то видела по телевизору. Копы всего не говорят.
– Не переживай из-за властей.
– Полиция меня не волнует. Времени не осталось волноваться из-за них. – Она помолчала, потом спросила: – Ты плакал по нему?
– Я плачу по ним всем. Отнимать жизнь надо с почтением и печалью. Это не должно быть временем торжества. Притчи подсказывают нам, как себя вести. «Не торжествуйте, когда враги ваши падают, и не позволяйте сердцу своему радоваться, когда они оступаются, а не то Господь увидит, и рассердится, и отвратит гнев свой от них».
Жадная до подробностей, она продолжила:
– Рука его. Ты что с ней сделал? В реку?
– В лес.
– Отлично! – Она одобряла, что он бросал части их тел в местах нехоженых и какое-нибудь животное либо рыба могли пожрать их. Ей доставляло удовольствие представлять себе, как вороны или карпы рвут на кусочки части тел грешников. Подходящий конец для их плоти. И библейский, и до дикости беспощадный одновременно.
Словно читая ее мысли, он заговорил словами послания Господа фараону, как записаны они в книге Иезекииля:
– «И выкину тебя на землю, на открытом поле брошу тебя, и будут садиться на тебя всякие небесные птицы, и насыщаться тобою звери всей земли.
И раскидаю мясо твое по горам, и долины наполню твоими трупами.
И землю плавания твоего наполню кровью твоею до самых гор; и рытвины будут наполнены тобою».[12]
– Прелесть, – прошептала она.
Он улыбнулся:
– Это и у меня одно из самых любимых мест.
Она задала вопрос, который должна была задать. Целый день она промаялась, лежа на больничной постели и угадывая возможные ответы.
– Он мучился?
– Да, – ответил он и добавил: – Ужасно.
От этих слов по всему ее телу прошла теплая волна. Она почувствовала, как приподнялись кончики рта. Как она может не торжествовать, если этот враг повержен? Разве может сердце удержаться от радости? Прямо из души вырвалось:
– Спасибо, что ты сделал это для меня.
– Я сделал это для всех нас.
– А что Крис? Ты сделаешь это для нее?
– Сегодня я встречаюсь с ней, после того как у нее окончится смена.
– Она достойный человек, – сказала Анна. – Тебе захочется ей помочь.
– Расскажи мне о ней побольше.
Анна задумалась на некоторое время, потом сказала:
– Пусть она сама тебе расскажет.
– Хорошо, – согласился он. – Тебе еще что-нибудь нужно или хочется?
