Сара Шепард - Невероятные
И в отличие от большинства девушек в бункере на ее груди не лежала рука парня.
— Мм, да, — ответила Эмили.
— Я приехала только сегодня.
— Ты из Пенсильвании, да? — девушка покачнула бедрами и внимательно оценила Эмили.
— Я была там однажды.
Мы ходили в Harvard Square.
— Думаю, ты имеешь в виду Бостон в Массачусетсе, — поправила ее Эмили.
— Гарвард там.
Пенсильвания в Филадельфии.
Колокол Свободы, статуя Бена Франклина, все такое.
— Ох,
— лицо девочки вытянулось.
— Тогда я не была в Пенсильвании.
Она приблизилась к Эмили.
— Итак.
Если бы ты была конфетой, то какой?
— Извини? — моргнула Эмили.
— Давай.
Девушка подтолкнула ее.
— Я была бы M&M-кой.
— Почему? — спросила Эмили.
Девушка обольстительно опустила глаза.
— Потому что я таю во рту, очевидно же.
Она вновь подтолкнула Эмили.
— Ну, а ты?
Эмили пожала плечами.
Это был самый странный вопрос при знакомстве, который ей когда-либо задавали, но ей это вроде как нравилось.
— Я никогда не думала об этом. Tootsie Roll?
Девушка резко потрясла головой.
— Ты не можешь быть Tootsie Roll.
Она выглядит, как большая длинная какашка.
Ты должна быть чем-то посексуальней, чем она.
Дыхание Эмили замедлилось.
Эта девушка флиртовала с ней?
— Эм… Думаю, что мне сначала надо узнать твое имя, прежде чем мы будем говорить о… сексуальных конфетах.
Девушка вытянула руку.
— Я Триста.
— Эмили.
Они потрясли друг другу руки, и Триста обвила свою руку вокруг руки Эмили.
Она не сводила глаз с лица Эмили.
Может быть в Айове всегда так знакомились?
— Хочешь пива? — пробормотала Эмили, снова повернувшись к бочонку.
— Безусловно, — сказала Триста.
— Но разреши мне налить его тебе, Пенсильвания.
Ты возможно не знаешь, как открывать бочонок.
Эмили смотрела, как Триста медленно без пены наливает пиво в ее стакан.
— Спасибо, — ответила Эмили, делая глоток.
Триста налила себе и повела Эмили к кушетке около стены..
— Итак, твоя семья сюда переехала?
— Я пробуду здесь с моими кузенами какое-то время.
Эмили посмотрела на Эбби, которая танцевала с высоким блондином, а затем на Мэтта и Джона, куривших сигареты с маленькой рыжеволосой девочкой, одетой в облегающий розовый свитер и узкие джинсы.
— У тебя каникулы? — спросила Триста, хлопая ресницами.
Эмили не была уверена, но казалось, что Триста придвигается все ближе и ближе к ней.
Она делала все, что в ее силах, чтобы не коснуться ног Тристы, которые висели на расстоянии дюйма от нее.
— Не совсем, — выпалила она.
— Мои родители выставили меня из дому, потому что я не смогла жить по их правилам.
Триста теребила ремешок на туфле.
— Моя мама тоже такая.
Она думает, что сейчас я на выступлении хора.
Иначе она ни за что не позволила бы мне выйти.
— Мне тоже приходилось врать родителям о вечеринках, на которые я собиралась, — сказала Эмили, внезапно испугавшись, что сейчас снова заплачет.
Она попыталась представить, что сейчас происходит в ее доме.
Вероятно ее семья собралась у телевизора после ужина.
Только ее мама, ее папа и Кэролин, счастливо переговариваясь, радуясь, что Эмили, язычница, уехала.
Это снова ранило так, что ее затошнило.
Триста сочувственно посмотрела на Эмили, как будто бы почувствовала, что что-то не так.
— Эй…
Вот еще вопрос.
Если бы ты была вечеринкой, то какой?
— Вечеринкой-сюрпризом, — проболталась Эмили.
Это было историей ее жизни в последнее время — один большой сюрприз за другим.
— Неплохо.
Триста улыбалась.
— Я была бы вечеринкой в тогах.
Они улыбались друг другу.
Было что-то в сердцевидном лице Тристы и широких голубых глазах, что заставляло Эмили чувствовать себя в безопасности.
Триста наклонилась вперед, Эмили сделала то же.
Было похоже, что они собираются поцеловаться, но Триста медленно наклонилась вниз и поправила ремешок туфель.
— Так почему они отослали тебя сюда? — спросила Триста, вернувшись в прежнее положение.
Эмили сделала большой глоток пива.
— Потому что они застукали меня целующейся с девушкой, — выпалила она.
Когда Триста отклонилась с удивленными глазами, Эмили подумала, что совершила ужасную ошибку.
Возможно, Триста просто хотела подружиться, а Эмили извратила все это.
Но затем Триста расплылась в скромной улыбке.
Она приблизилась губами к уху Эмили.
— Ты точно не можешь быть Tootsie Roll.
Как по мне, так ты красная конфета в виде сердца.
Сердце Эмили сделало пару кувырков.
Триста поднялась и предложила Эмили руку.
Эмили приняла ее без слов, Триста вывела ее на танцпол и начала сексуально двигаться под музыку.
Началась быстрая песня, и Триста завизжала и начала прыгать, как на трамплине.
Ее энергия опьяняла.
Эмили почувствовала себя кретинкой рядом с ней, неуравновешенной и холодной, какой она чувствовала себя рядом с Майей.
Майя.
Эмили остановилась и начала пропускать влажный воздух бункера через легкие.
Прошлой ночью она и Майя признались, что любят друг друга.
Были ли они еще вместе, после того, как Эмили застряла среди зерна и навоза? Могло ди это квалифицироваться, как измена? И что означало то, что Эмили не думала о ней по ночам? У Тристы зазвонил телефон.
Она вышла из круга танцующих и достала его из кармана.
— Моя глупая мама посылает мне миллионное сообщение за сегодня, — она пыталась перекричать музыку, ритмично покачивая головой.
Эмили сотрясала мелкая дрожь, — в любую минуту Эмили могла получить такое же сообщение.
Э, казалось, всегда знала, когда у нее возникали шаловливые мысли.
Только ее сотовый… был в банке обещаний.
Эмили странно засмеялась.
Ее телефон был в банке обещаний.
Она была на вечеринке в Айове, в тысячах миль от Розвуда.
Э никак не могла знать, что делала Эмили, если только Э не обладала сверхъестественными способностями.
Неожиданно Айова показалась не такой уж и плохой.
Совсем не плохой.
Кукла Барби… или кукла Вуду?
Субботним вечером Спенсер медленно покачивалась в гамаке во дворике около дома ее бабушки.
Когда она увидела очередного горячего мускулистого парня, который ловил волну на пляже для серферов вниз по дороге, который граничил с женским монастырем, на нее упала тень.
— Мы с твоим отцом собираемся на какое-то время в яхт-клуб, — сказала её мама, пряча руки в карманы бежевых льняных брюк.
— Оу.
Спенсер попыталась выбраться из гамака, но ее ноги запутались в сетке, и у нее ничего не получилось.
Яхт-клуб Каменная Гавань находился в старой морской хижине, запах в которой немного напоминал застоявшуюся соленую воду в заплесневелом подвале.
Спенсер подозревала, что ее родители любили ездить туда только потому, что он был исключительно для членов политическая элиты.
— Можно мне поехать?
Мама взяла ее за руку.
— Ты и Мелисса остаетесь здесь.
Ветерок, от которого пахло воском для серферных досок и рыбой, дунул в лицо Спенсер.
Она попыталась посмотреть на все с маминой стороны — должно быть, сложно видеть, как твои дети так кровожадно борются друг с другом.
Но Спенсер хотела бы, чтоб ее мать могла понять и ее точку зрения.
Мелисса была злой суперстервой, и Спенсер не хотела разговаривать с ней до конца своей жизни.
— Хорошо, — драматично сказала Спенсер.
Она потянула раздвижную стеклянную дверь и зашла в большую гостиную.
Хотя дом бабули Хастингс, выстроенный в рабочем стиле, имел восемь спален, семь ванных комнат, собственную дорожку на пляж, роскошную комнату для развлечений, домашний кинотеатр, кухню с поваром-гурманом и повсюду мебель от Stickley, семья Спенсер ласково называла дом "лачужкой".
Возможно потому, что особняк бабули в Лонгбот Ки во Флориде имел стену с фреской, мраморные полы, три теннисных корта и винный подвал с термоконтролем.
Спенсер надменно прошла мимо Мелиссы, которая бездельничала на одной из коричневых кожаных кушеток, мурлыкая с кем-то по своему айфону.
Вероятно она говорила с Йеном Томасом.
— Я буду в своей комнате, — драматически прокричала Спенсер, стоя на первой ступеньке лестницы.
— Всю ночь.
Она упала на свою кровать, мечтая, чтобы ее комната оказалась такой же, как и пять лет назад.
В последний раз, когда она здесь была, Элисон приехала с ней, и они часами разглядывали серферов через антикварную подзорную трубу из красного дерева дедули Хастингс на наблюдательной вышке.
