Деннис Лихэйн - Общак
Боб отступил на шаг назад, чтобы лучше видеть витражное окно, мимо которого он проходил так часто, что давно уже не воспринимал того, что там изображено. А там, в нижнем правом углу, глядя вверх, на своего хозяина, сидела собака.
Рокко, святой покровитель холостяков, паломников и…
Собак.
— Рокко, — повторила Надя, когда Боб сказал ей. — Мне… нравится. Хорошее имя.
— Правда? Я едва не назвал его Кассиусом.
— Почему?
— Потому что сначала я подумал, что он боксер.
— И что?
— Кассиус Клей, — пояснил Боб.
— Он был боксером?
— Да. Сменил имя на Мохаммед Али.
— Ну, об этом я слышала, — сказала Надя, и Боб вдруг перестал ощущать себя таким уж старым. И тут она добавила: — Это не он держит гриль-бар?
— Нет, это другой человек.
Боб, Надя и новоявленный Рокко шли по дорожке вдоль реки в Пен-парке. Надя уже несколько раз заходила к Бобу после работы, и они вместе выгуливали Рокко. Боб понимал, что в Наде есть что-то не то: он нашел собаку прямо у ее дома, и от него не укрылось, что она не испытала по этому поводу ни особенного удивления, ни любопытства, — но разве есть кто-нибудь на этой планете, в ком не было бы чего-нибудь странного? Надя помогла ему с собакой, а Боб, который нечасто встречался с дружеским участием, был рад всему, что ему давали.
Они учили Рокко сидеть, лежать, подавать лапу и команде «Апорт!». Боб прочитал книгу монахов от корки до корки и выполнял их наставления. Ветеринар вывел у щенка глисты и вылечил от бронхита, прежде чем они смогли приступить к обучению. Его привили от бешенства и вирусных болезней, убедились, что его мозг не пострадал от побоев. Просто глубокие кровоподтеки, сказал ветеринар, просто синяки. Щенку оформили паспорт. Он быстро рос.
Теперь Надя учила их обоих команде «К ноге!».
— Так, Боб, теперь резко остановись и произнеси команду.
Боб остановился и дернул за поводок, чтобы Рокко сел у его левой ноги. От рывка Рокко остановился вполоборота. Затем перевернулся. Завалился на спину.
— К ноге! Нет, Рокко, к ноге!
Рокко сел. Уставился на Боба.
— Ничего, — сказала Надя. — Неплохо, неплохо. Пройди шагов десять и повтори.
Боб с Рокко пошли по дорожке. Боб остановился:
— К ноге!
Рокко сел.
— Хороший мальчик. — Боб дал ему лакомство.
Они прошли еще десять шагов, попробовали снова. На этот раз Рокко подпрыгнул почти до бедра Боба, упал на бок и перевернулся несколько раз.
— К ноге, — сказал Боб. — К ноге!
Еще десять шагов, и у них получилось.
Попробовали повторить. Не получилось.
Боб поглядел на Надю:
— На это нужно время, да?
Надя кивнула:
— Некоторые команды требуют больше усилий, некоторые меньше. Думаю, эта получится не сразу.
Чуть позже Боб спустил Рокко с поводка, и щенок кинулся к деревьям, принялся носиться между теми, что росли поближе к дорожке.
— Щенок не убегает далеко от тебя, — сказала Надя. — Ты заметил? Он присматривает за тобой.
Боб вспыхнул от гордости:
— Он спит у меня в ногах, когда я смотрю телевизор.
— Правда? — Надя улыбнулась. — А аварии дома все еще случаются?
Боб вздохнул:
— И часто!
Они углубились в парк ярдов на сто и остановились у уборных, Надя зашла в женский туалет, а Боб тем временем взял Рокко на поводок и снова дал лакомство.
— Симпатичная собака.
Боб обернулся и увидел молодого парня, проходившего мимо. Длинные волосы, долговязый, в левой мочке небольшое серебряное кольцо.
Боб кивнул парню и улыбнулся в знак признательности.
Парень остановился в нескольких футах:
— Очень симпатичная собака.
— Спасибо, — сказал Боб.
— Красивая.
Боб поглядел на парня, но тот уже отвернулся и пошел прочь. Набросил на голову капюшон и шагал, сунув руки в карманы и поеживаясь от холода.
Надя вышла из уборной и, видимо, угадала что-то по лицу Боба.
— Что случилось?
Боб мотнул головой на дорожку:
— Вон тот парень все время говорил, что Рокко красивая собака.
Надя сказала:
— Рокко красивая собака.
— Да, но…
— Но что?
Боб пожал плечами и выбросил происшествие из головы, хотя понимал, что все это неспроста. Он чувствовал — в материи мироздания только что образовалась дыра.
Теперь Марву приходилось за это платить.
Проведя свои полчаса с Фантазией Ибанез, он вышел и отправился домой. Он встречался с Фантазией раз в неделю в комнате в глубине публичного дома, который Бетси Кэннон устроила в одном из старых помещений тюремных надсмотрщиков, расположенном в самой верхней точке Высот. Все здешние дома в викторианском стиле Второй империи были построены в девятнадцатом веке, когда тюрьма была главным поставщиком рабочей силы в Ист-Бакингеме. Тюрьмы давно уже не было, остались только названия: Пен-парк, переулок Правосудия, авеню Условного срока, — и еще самый старый в окрестностях бар «Виселица».
Марв спустился с холма во Флэтс, удивляясь, как здорово сегодня потеплело, аж до сорока градусов,[7] несмотря на вечер: канализация захлебывалась ручьями растаявшего снега, водосточные трубы выбрасывали на тротуары серую жижу, деревянные дома покрылись пупырышками влаги, как будто потели весь день.
Подходя к дому, Марв задумался о том, как это он умудрился превратиться в человека, который живет с сестрой и платит за секс. Сегодня днем он навещал их старика, Марва старшего, наврал ему с три короба, хотя старик не соображает даже, что творится вокруг него в его палате. Рассказал отцу, как преуспел на «горячем» рынке с коммерческой недвижимостью и лимитированными лицензиями на продажу спиртного в городе, как разбогател, продав «Бар Кузена Марва» за звонкую монету. Денег хватит, чтобы перевезти отца в действительно хороший дом, может, в тот немецкий за Вест-Роксбери, если хорошо дать на лапу кому следует. Теперь-то он сможет. Как только все бумаги будут подписаны и банк выдаст денежки («Ты же знаешь банки, пап, они мертвой хваткой держатся за то, что попадает к ним в руки, и потом приходится выпрашивать собственные деньги»), Марв снова сможет содержать семью, как это было в зените его славы.
Только в те времена отец не принимал от него денег. Старик постоянно занудствовал, спрашивая Марва на ломаном польском (Стиплер была переделанная на американский лад, и переделанная не особенно удачно, фамилия Степански), почему тот не может честно работать, как работают его отец, мать и сестра.
Марв-старший был сапожником, жена его тридцать лет горбатилась в прачечной, а Дотти перекладывала бумажки в конторе страховой компании «Олстейт». Но Марв скорее продал бы свой член для научных экспериментов, чем всю жизнь строил жалкую карьеру за жалкие гроши. Чтобы под конец очнуться и спросить: «Что это, на хрен, такое?»
Несмотря на все их разногласия, Марв любил старика и надеялся, что это взаимно. Вместе они пересмотрели немало матчей «Сокс», раз в неделю ходили играть в боулинг, и старик умел добивать сплит 7:10. Но потом у него случился апоплексический удар, за которым через год последовал инфаркт, а еще через три месяца второй удар. И теперь Марв-старший лежал в темной комнате, где пахло плесенью, причем не той, которая бывает на сырых стенах, а той, которой пахнут люди, когда их жизненный путь подходит к концу. Но Марв все равно надеялся, что старик просто заплутал на этом пути и уже возвращается. И он не просто вернется, а вернется с блеском в глазах. В этом мире часто случаются разные странности. Фокус в том, чтобы не терять надежду. Не терять надежду и раздобыть денежек, чтобы определить отца в такое место, где верят в чудо, — не то что в этой богадельне.
Дома он взял пиво, налил стопку «Столичной», прихватил пепельницу и пошел к Дотти в гостиную, где у них был телевизор и гарнитур с парой кресел. Дотти трудилась над порцией «Роки-роуд».[8] Она уверяла, что это вторая, и Марв понял, что наверняка третья, но кто он такой, чтобы лишать человека удовольствия? Он курил сигарету и смотрел рекламу автоматических пылесосов: мелкие хреновины сновали по дому какой-то зубастой домохозяйки, похожие на тех роботов, которых показывают в научно-фантастических фильмах. Марв живо представил себе, как эта зубастая домохозяйка открывает шкаф и обнаруживает, что парочка таких маленьких диско-роботов перешептывается, готовя заговор. И женщина становится первой его жертвой: эти хреновины вцепляются в нее с двух сторон и высасывают все соки. У Марва частенько возникали подобные идеи. Как-нибудь, не уставал повторять себе Марв, он обязательно станет их записывать.
Когда снова начался «Американский идол», Дотти развернулась к нему в своем глубоком кресле и сказала:
— Мы должны поучаствовать в шоу.
— Ты не умеешь петь, — заметил Марв.
