Джон Кейз - Синдром
– Ты видишь, Хенрик, видишь. Я хочу, чтобы ты посмотрел.
– Он поглощает меня. – Де Гроот затрясся и вжался в кресло.
– Что ты имеешь в виду?
– Как губка. Свет как губка! Меня втягивает в нее.
– Какого он оттенка?
Пациент отчаянно замотал головой.
– Он синий? – спросил Дюран. – Синеватый?
– Да, синий! Меня окунают в него, погружают и снова вынимают. Он проходит сквозь меня, как призрак.
– Как призрак?
– Да, будто привидение сквозь стену.
– Хорошо, Хенрик. А теперь сделай, пожалуйста, кое-что очень смелое. Я хочу, чтобы ты вспомнил, что почувствовал, когда свет проходил сквозь тебя. Попробуй.
– Нет!
– Ты в безопасном месте, Хенрик. Ничто не причинит тебе здесь вреда. Теперь глубоко вдохни. Медленно. О-о-очень медленно. Вдох… И выдох. Вдох и… Выдох. Еще. Вдох… И выдох. Вдох… Вот так. А теперь пусть твое дыхание поднимется до самой кожи, пусть оно заполнит тебя и выйдет наружу. – Дюран некоторое время следил за дыханием голландца и возобновил тему: – Хорошо, когда через тебя проходит свет, что происходит?
– Он забирает меня. Я поднимаюсь в большом луче.
– Каким образом?
– Свет втягивает меня. Это как лифт без стен, как эскалатор без ступеней.
– И что потом?
– Я в комнате на небе.
– В какой комнате?
– Похожа на аудиторию.
– Что ты делаешь?
– Ничего.
– Почему?
– Я не могу пошевелиться, только поворачиваюсь в воздухе.
– Что-что?
– Я медленно поворачиваюсь в воздухе.
– Каким образом?
– Меня выставили на дисплей, я как жук под стеклом, в стеклянной витрине.
– Ты один? – спросил Дюран.
Голландец покачал головой:
– Вокруг сиденья. Много рядов, под самый потолок.
– На сиденьях люди? – поинтересовался врач.
Де Гроот покачал головой:
– Я не вижу. Свет слишком яркий – только очертания.
Внезапно голландец сжался и замер, заметался в кресле.
– В чем дело? – насторожился Дюран.
Пациент пробормотал сквозь зубы:
– В меня внедряются.
Доктор, казалось, удивился:
– Что ты имеешь в виду?
– Я же сказал! В меня внедряются!
– Каким образом?
– Меня осматривают какие-то существа. Я не знаю – кто они, что они такое.
– Врачи?
– Нет! – Де Гроот отпрянул и быстро испуганно заговорил: – Не врачи – фигуры! Силуэты. Не хочу смотреть.
– Тогда почему ты не убегаешь? – спросил Дюран.
– Я не могу пошевелиться. Свет не дает мне двигаться. Он держит меня в воздухе.
– Что делают силуэты? Что происходит?
– Они вставляют инструменты.
– Куда?
– В нос, в рот. Во все отверстия. – Де Гроот вздрогнул и зажмурился. – Как неприятно!
– Что с тобой?
– Надо забыть, – бормотал голландец. – Ради собственного блага забыть.
Дюран настаивал:
– Нет, Хенрик. Тебе будет лучше, если ты вспомнишь. – Он положил руку на плечо пациента. – Только сначала расслабься, дыши. Во-о-от так. Сосредоточься на дыхании. Здесь ты в безопасности. Больше нет яркого света, ты на скале, у самой воды. Послушай, как волны ласкают камень, дует легкий ветерок, чайки кружат над головой. – Дюран подождал, пока пациент представит картину, и продолжил: – А сейчас давай вернемся в другое место – туда, где свет. Только теперь не бойся – я с тобой. Расскажи мне, пожалуйста, об инструментах. На что они похожи?
– На трубки.
– Из чего они сделаны?
– Из стекла и металла. – Де Гроот поежился.
– Что случилось? – спросил Дюран.
– Какие они холодные! Прилипают к коже, жгутся.
– Что эти существа делают с инструментами?
Пациент глубоко вдохнул и затрясся.
– Вставляют в меня.
– Куда?
– Нет.
– Хенрик, вспомни – это для твоего же блага.
– Вы же знаете!
– Конечно, знаю. Но ты должен сказать.
Голландец покачал головой.
– Куда? – настаивал психиатр.
– В мою… в мой зад!
– Но зачем? Для чего это им нужно, Хенрик? Ты знаешь?
Тот кивнул.
– Они кормят Червя, – ответил он и захныкал.
Дюран взглянул на часы. К его немалому удивлению, обнаружилось, что прошло уже пятьдесят минут сеанса.
– Хорошо, Хенрик, достаточно. На сегодня хватит.
Он вернул пациента в сознание, хотя и был разочарован тем, что опять не получилось вытянуть на поверхность травму, в которой заключалась скрытая причина проблем де Гроота. Никак не удавалось прорваться сквозь защиту психики, отмотать назад процесс, породивший абсурдную байку о похищении пришельцами. Голландец страдал из-за какого-то события, случившегося с ним в прошлом. И это событие хранилось в мозгу в зашифрованном виде и выдавало вместо себя фальшивую историю.
Голландец распрямился в кресле, поморгал и стал осматриваться.
– Что произошло? – спросил он с некоторой подозрительностью в голосе.
– Все просто великолепно, – ответил Дюран, выключил магнитофон и поднялся. – У нас неплохой прогресс.
К удивлению врача, де Гроот не спешил вставать, а просто сидел и постукивал кончиками пальцев друг о друга. Голландец то ли прислушивался, то ли думал о чем-то – а может, и то и другое.
– Что-то мне это не нравится, Док, – сказал он. – Мне совсем не лучше.
Глава 4
Нико жила в двухкомнатной квартире в «Уотермилле» – доме-совладении в Джорджтауне, чуть южнее М-стрит, откуда канал Чесапик – Огайо отправляется в пригород Мэриленд и дальше. Это было элегантное здание современной постройки с достойной охраной, милым видом на Потомак и просторными балконами с цветами.
В то утро девушка спала долго, а когда выбралась из постели, Джек не находил себе места – ему не терпелось вырваться за дверь и он выражал недовольство громким лаем. Никки торопливо причесала щеткой волосы, заколола их в непослушный конский хвост, схватила полиэтиленовый пакет для покупок, сунула его в карман и направилась с Джеком к лифту. Пес тянул ее за поводок, царапая когтями пол в коридоре.
– Доброе утро, мисс Салливан, – сказал портье с ярко выраженным акцентом южанина.
Портье Рамон питал честолюбивые планы стать актером и каждую неделю репетировал новый говор. Теперь он усердно подражал речи и манерам южного дворецкого – затея не слишком удачная: речь портье порождала в сознании какой-то маловероятный гибрид Вивьен Ли и Антонио Бандераса.
– Привет, Рамон!
– И вам того же, мастер Керуак[5] – Портье нагнулся и погладил собаку Никки, вознаградившую Рамона серией впечатляющих прыжков.
– Фу! – сказала Нико. – Тише, Джек.
– Шустрая псина, – заметил Рамон с прежним вальяжным акцентом.
Нико улыбнулась:
– Да уж, верно. У тебя что-то стряслось?
– А я разве еще не рассказывал? Мне дали роль в фильме Скорцезе – ну знаешь, стрельба в Вашингтоне и все такое.
– Потрясающе. Поздравляю!
– Вообще-то не так уж все и здорово. Совсем маленькая роль. Зато угадай, кого я играю? Дворецкого!
Нико не представляла, что говорится в подобных случаях, и потому сказала:
– Что ж, тут есть с чем поздравить… Эй!
Джек тянул ее за поводок, сгорая от нетерпения выскочить на улицу.
– Дело в том, что я пока не решил – соглашусь ли. На работе придется пропустить три или четыре дня. Вдруг уволят? Так что не знаю. А ты как считаешь, Ник? Попробовать? – Рамон устремил на нее вопрошающий взгляд.
– Джек! – сказала Никки. – Не мешай!
По правде говоря, Джек уже успокоился и тихо сидел между собеседниками – просто Нико не знала, что ответить, и решила перевести внимание на собаку, избегая вопрошающего взгляда портье. Рискнуть ли работой ради крохотной роли, которая, может, даже не войдет в окончательную версию? Для Рамона актерская карьера значила очень много, но он, похоже, был не слишком хорош в этом ремесле. Поэтому сыграть дворецкого казалось не такой уж и плохой мыслью. Но с другой стороны, стоит ли бросать настоящую работу ради того, чтобы изображать почти то же самое перед камерой?
Наконец Нико решилась:
– Попробуй.
– Правда?
– Конечно! Я смотрела по телевизору передачу, там один парень сказал, что, если следуешь зову сердца, все обязательно получится.
– Зову сердца? Вроде как делать то, что приносит радость? Как кино?
– Точно.
Лицо Рамона посерьезнело.
– Ну, не знаю. Работа мне нравится, чаевые неплохие, да и до Рождества всего пара месяцев осталась.
Нико пожала плечами:
– Попробуй подыскать кого-нибудь на смену, предложи выгодные условия. К тому же не думаю, что начальство поспешит тебя уволить – ты ответственный портье. Думаю, все обойдется.
– Думаешь?
– Ага.
– Ладно, решено! Последую зову сердца.
– Вот и прекрасно!
Портье придержал дверь перед Нико с Джеком.
– Как думаешь, если попросить Виктора, он меня прикроет?
– Конечно, вы ведь друзья?
– Наверное.
– Тогда не робей.
Выйдя из подъезда, Никки с собакой поднялись по ступеням, которые вели к широкой, усыпанной гравием дорожке, бежавшей параллельно каналу. Джек с азартом предался замысловатому ритуалу пометки территории, а Нико думала о чем-то своем, глядя на мутную воду.
