Джон Сэндфорд - Тень убийцы
— А кто он такой? — спросил Слоун. — Чиппева?
— Сиу, — ответил Дэвенпорт.
— Странный он, вот что, — заметил Андерсон. — Он вытащил какие-то генеалогические данные из компьютера городской администрации. Системщики с ума бы посходили, если бы узнали про это.
— Он нормальный парень, — пожав плечами, сказал Лукас.
— Значит, давайте постараемся его привлечь, — проговорил Даниэль, встал и медленно, держа в карманах руки, отошел от своего стола. — Что еще?
Похороны Блуберда будут записывать на пленку. Следователи попытаются идентифицировать всех, кто туда придет, а затем изучат их под микроскопом. Слоун составит список друзей и родственников, которые могли знать о деятельности убийцы. Их допросят лучшие детективы отдела сбора информации и борьбы с наркотиками. Андерсон свяжется с копами из Джерси и постарается получить у них описание внешности и машины убийцы, а затем сверит эти данные с делами индейцев из Миннесоты, Висконсина, Небраски, Северной и Южной Дакоты.
— Завтра с самого раннего утра у нас тут начнется настоящий цирк, — добавил Даниэль. — И вот что я вам скажу: когда сюда прилетит парень из Нью-Йорка, я хочу, чтобы у него сложилось впечатление, что мы держим руку на пульсе. Мы должны выглядеть как высший класс, а не как кучка провинциальных идиотов.
Андерсон откашлялся.
— Не думаю, что это будет парень, шеф. Мне кажется, к нам отправили женщину, — сказал он.
Слоун и Лукас переглянулись.
— Ты что несешь? — возмутился детектив.
— Мы же вам говорили. Нет? Проклятая семейка Андретти взяла нью-йоркских копов за горло. Они решили прислать сюда человека, который будет наблюдать за нашим расследованием, — сказал Даниэль и повернулся к Андерсону. — Ты говоришь, это женщина?
— Да. Я так понял. Если только у них нет копа по имени Лилиан. Она лейтенант.
— Фу, — проворчал Даниэль и принялся потирать подбородок так, словно поглаживал бородку. — Ладно, как бы там ни было, могу гарантировать, что с ней будет непросто.
— И к кому мы ее направим? — спросил Лукас.
— Пусть работает со Слоуном, — ответил Даниэль. — Так она проведет некоторое время на улице. И будет чувствовать, что занимается чем-то полезным.
Он окинул взглядом комнату.
— Еще что-нибудь? Нет? Тогда за дело.
Глава 05
В мужской парикмахерской было одно кресло, модель начала века с потрескавшимся сиденьем из черной кожи. Зеркало висело на стене перед ним. Под зеркалом на полке стояли в ряд бутылки с ядовито-желтыми лосьонами и ярко-красной туалетной водой. Солнечные лучи резвились на них, словно на трубах органа.
Когда вошел Лукас, Уильям Дули возил плоской шваброй по полу, собирая обрезки черных волос в кучку на слоящемся коричневом линолеуме.
— Офицер Дэвенпорт, — мрачно проворчал Дули.
Он был старым и очень худым, а его виски казались прозрачными, словно яичная скорлупа.
— Мистер Дули, — так же мрачно кивнув, поздоровался Лукас и сел в кресло.
Парикмахер встал у него за спиной, надел на шею скользкий нейлоновый фартук и отошел на шаг назад.
— Поправить около ушей? — спросил он, поскольку Дэвенпорту не требовалась стрижка.
— Вокруг ушей и сзади на шее, мистер Дули, — ответил Лукас.
Лучи октябрьского солнца расцвечивали яркими пятнами линолеум у него под ногами. Оса билась в пыльное окно.
— Неважные дела получились с Блубердом, — через некоторое время сказал полицейский.
Ножницы Дули громко щелкали в тишине, потом замерли около уха клиента и снова возобновили свою песню.
— Неважные, — не стал спорить он.
Он еще некоторое время работал, а потом Лукас его спросил:
— Вы его знали?
— Нет, — мгновенно ответил парикмахер.
Еще несколько громких щелчков, и он добавил:
— Но я был знаком с его отцом. Во время войны. Мы вместе служили. Не в одной части, но виделись иногда.
— У Блуберда есть родственники, кроме жены и детей?
— Хм. — Дули перестал работать и задумался. Он был полукровкой сиу, отец индеец, а мать шведка. — В Роузбаде у него, кажется, есть пара дядей и теток. Если кто-то из них еще жив, они должны жить там. Его мать умерла в начале пятидесятых, а отец — четыре или пять лет назад, так мне кажется.
Дули уставился невидящим взглядом в залитое солнцем окно.
— Боже праведный, нет, — через минуту проговорил он дрогнувшим голосом. — Его старик умер летом семьдесят восьмого, между теми двумя жуткими зимами. Двенадцать лет назад. Как же быстро бежит время.
— Это точно, — согласился с ним Лукас.
— Хотите знать, что значит быть индейцем, офицер Дэвенпорт? — спросил парикмахер, остановившись.
— Любые сведения могут оказаться полезными.
— Когда умер Блуберд-старший, я поехал на его похороны в резервацию. Знаете, что он был католиком? Его похоронили на католическом кладбище. Поэтому я отправился туда с толпой провожающих, его положили в землю, и все стояли вокруг. Сейчас уже все могилы находятся рядом друг с другом, а тогда я заметил в дальнем углу еще одну группу, они были сами по себе. Я спросил: «Что там?» И знаете, что мне ответили?
— Нет, — признался полицейский.
— Это могилы католиков-самоубийц. Хоронить тех, кто покончил с собой, на обычном кладбище не разрешают, но суицидов случается так много, что для них выделили специальное место. Слышали про такое?
— Никогда. А я ведь католик, — сказал Лукас.
— Подумайте об этом. Столько самоубийц в маленькой грязной резервации, что им пришлось отвести отдельный угол на кладбище.
Дули стоял и смотрел в окно еще несколько секунд, затем встряхнулся и вернулся к работе.
— Блубердов осталось не так много, — проговорил он. — По большей части они женились или вышли замуж и уехали на восток и запад, в Нью-Йорк или Лос-Анджелес. Лишились своих имен. Но они были хорошими людьми.
— Тем не менее он совершил безумный поступок.
— Почему?
Вопрос так удивил Лукаса, что он резко повернул голову и острый конец ножниц вонзился ему в кожу.
— Ой, больно? — спросил Дули с беспокойством.
— Нет. А что вы…
— Я чуть не проделал у вас в голове дырку, — перебил его парикмахер и принялся тереть пострадавшее место большим пальцем. — Но крови не видно.
— Что вы имели в виду, когда спросили: «Почему?» — настаивал на своем Дэвенпорт. — Он перерезал человеку горло. Может, даже двоим.
Дули долго молчал, а потом ответил:
— Их следовало убить. Они были мерзкими людьми. Я, как и все, читаю Библию. То, что сделал Блуберд, плохо. Но он заплатил за это. Око за око. Они мертвы, он тоже. Но вот что я вам скажу: с плеч индейцев свалилось два тяжких груза.
— Ладно, это я понимаю, — проговорил Лукас. — Рэй Куэрво был настоящим подонком. Прошу меня простить за грубость.
— Я уже слышал пару раз это слово, — ответил парикмахер. — И не скажу, что вы не правы. И про Бентона тоже. Он был не лучше Куэрво.
— Да, я знаю, — сказал полицейский.
Дули закончил подстригать волосы около уха клиента, наклонил его голову вперед так, что подбородок уперся в грудь, и привел в порядок затылок.
— В Нью-Йорке убили еще одного человека, — сообщил ему Лукас. — Тем же способом, что Куэрво и Бентона. Перерезали горло каменным кинжалом.
— Я видел, — сказал Дули и показал на черно-белый телевизор, стоящий в углу. — В сегодняшнем выпуске новостей. Мне показалось, что убийства похожи.
— Даже слишком, — проговорил Дэвенпорт. — Мне вот что интересно…
— Слышал ли я что-нибудь? Всего лишь разговоры. А вы знали, что Блуберд был танцором-солнцепоклонником?
— Нет, не знал, — ответил Лукас.
— Посмотрите на тело, если оно еще у вас. Вы найдете шрамы на груди в тех местах, где он вонзал в нее колышки.
Дэвенпорт поморщился. Во время одного из обрядов сиу индейцы пронзали кожу на груди колышками. К ним привязывали веревки, и участники церемонии вращались вокруг шеста, пока колышки не вываливались из тела.
— И еще: Блуберд был солнцепоклонником, но кое-кто говорит, что пару лет назад он принимал участие в танцах призраков, посвященных мертвым.
— В танцах призраков? Я не знал, что их еще устраивают, — удивленно проговорил Лукас.
— Кое-кто из тех, кто приехал из Канады, попытались их возродить. У них был барабан, они побывали во всех резервациях, собирали деньги, танцевали. Перепугали до полусмерти кучу народа, но в последнее время я что-то про них не слышал. Многие индейцы считают, что это была самая настоящая афера.
— Но Блуберд танцевал?
— Так говорят…
Дули замолчал, и полицейский, повернувшись, увидел, что старик снова смотрит в окно.
На другой стороне улицы находился небольшой парк с пожелтевшей под ногами детей и ударами осенних холодов травой. В его центре мальчишка-индеец чинил перевернутый велосипед, а пожилая женщина маленькими шажками спешила к бетонному питьевому фонтанчику.
