Питер Страуб - Обитель теней
Том встал, сунул Книгу за пояс и побрел обратно через пляж. Вскоре низкорослый кустарник отделил его от прибрежной полосы.
ПРИБЛИЖАЕТСЯ НОВОЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ…
Приближается новое тысячелетие. Том Фланаген поведал мне о событиях более чем двадцатилетней давности.
Повествование его растянулось на долгие месяцы, мы с ним встречались чуть ли не по всему миру, и неизменно я задумывался, насколько его рассказ соответствует действительности и что в нем – плод фантазии. Еще меня интересовало, какого рода литературой увлекался Том. Дело в том, что некоторые из описанных им поистине ошеломляющих фокусов и иллюзий – таких как ускорение времени, все эти головокружительные превращения, люди со звериными головами, словно сошедшие с полотен сюрреалистов вроде Пюви де Шаванна, – были совершенно очевидно навеяны триллерами и фантастикой. Он просто-напросто морочил мне голову, не иначе.
Ярчайший тому пример – явления Лейкера Брума в образе демона. Действительно, все новички, включая, конечно, и меня, полагали, что он работал в Карсоне много-много лет, тогда как он был директором только один год, наш первый год в школе. Когда мы в сентябре вернулись, отгуляв каникулы, место его занял весьма компетентный педагог по имени Филип Хаген. Все мы вздохнули с облегчением, подумав, что нервный срыв Брума, а также его постыдное поведение во время пожара заставили его убраться куда подальше.
Я написал в Ассоциацию директоров средних школ и выяснил, что никакими сведениями о Лейкере Бруме там не располагали. В архивах Ассоциации такая фамилия попросту отсутствовала. Тогда однажды вечером я позвонил Фитцхаллену и поинтересовался, не известно ли ему что-либо о судьбе Брума. Фитцхаллен ответил, что тот вроде бы умудрился получить место в… Он назвал школу, столь же неприметную, что и Карсон. Я написал туда и получил ответ. В нем сообщалось, что пост директора у них занимал с 1955 по 1970 год один и тот же человек и что никакой Лейкер Брум в списках преподавательского состава сей достойной школы никогда не числился. Внизу письма, однако, была карандашная пометка, из которой следовало, что в 1959 году у них преподавал латынь некто Карл Брум, но он работал всего год. Автор пометки интересовался, не перепутал ли я имя. Мне стало чрезвычайно интересно, почему этот Карл Брум проработал всего год и куда потом он делся, но на очередной запрос они ответили, что подобного рода вещи "носят конфиденциальный характер, а всякая дорожащая своей репутацией школа обязана заботиться и о репутации своих сотрудников, пусть даже бывших". Полная чушь, подумал я. Как же в таком случае быть с системой обязательных рекомендаций, без которых ни один преподаватель не найдет работу? Ясно как Божий день, что они что-то скрывали, однако перепутать имя я, разумеется, не мог, поэтому поиски в этом направлении потеряли смысл. Змеюка Лейкер бесследно исчез с горизонта – вот и все, что мне удалось выяснить.
Том Фланаген расстался со Стивеном (Скелетом) Ридпэтом, когда тот, по всей видимости, пулей вылетел из дома и пролез сквозь прутья ворот, и я имел все основания полагать, что разговор с ним поможет мне выяснить, насколько история, рассказанная Томом, соответствовала истине. Тут мне повезло гораздо больше, чем с Лейкером Брумом. Я знал, что Скелет поступил в Клемзон, а университеты, как правило, содержат свои архивы в образцовом порядке. Действительно, ответ на мой запрос гласил, что Ридпэт Стивен получил диплом, причем с большим трудом из-за плохой успеваемости, в 1963 году, после чего поступил в теологический колледж в Кентукки.
Это уже было интересно… С чего он вдруг подался в священники?
Как ни странно, информация соответствовала действительности: из Теологического института Хэдли, что во Франкфурте, штат Кентукки, я получил ответ, из которого следовало, что мистер Ридпэт учился там в 1963 – 1964 годах, а затем перешел в католицизм и одновременно в семинарию Лексингтона, содержащуюся монашеским орденом. Оттуда, в свою очередь, мне написали, что Стивен Ридпэт, под именем брата Роберта, был помещен в монастырь, расположенный возле Коалвилля, в Кентукки.
Из Коннектикута я отправился на машине в этот самый Коалвилль.
Это была заброшенная деревенька с населением в три сотни человек, когда-то бывшая шахтерским поселком, а теперь окончательно пришедшая в упадок. Даже земля из-за отвалов породы стала непригодной. В мотеле я оказался единственным постояльцем. В записке, посланной в монастырь, я просил брата Роберта о встрече, в качестве предлога указав, что работа над новой книгой (или статьей, уже не помню) вынуждает меня изучать причины, которые приводят людей в лоно Церкви.
"Если вам так нужно, приезжайте, но, по-моему, вы предприняли это путешествие понапрасну", – говорилось в ответе.
В назначенный час я был у ворот монастыря. Еще только-только рассвело – в монастыре вовсю горланили петухи: монахи содержали ферму, в поте лица добывая себе хлеб насущный. Подергав язык колокола, установленного вместо звонка, я стал ждать на пронизывающем утреннем морозце.
Спустя довольно продолжительное время ворота приоткрылись, и оттуда выглянул монах в коричневой рясе из грубой ткани с капюшоном, совершенно скрывающим лицо.
– Брат Роберт? – осведомился я, немного озадаченный его одеянием.
– Брат Тео, – ответил он. – Брат Роберт ожидает вас в саду.
Не произнеся больше ни слова, он повернулся и зашагал впереди меня по вымощенной камнем тропинке.
Мы обогнули мрачное здание из красного кирпича, оказавшееся общей спальней монахов.
– Вон там наша ферма, – брат Тео махнул рукавом рясы.
Я посмотрел налево и увидел коровник из такого же красного кирпича. Мне все еще не верилось, что Скелет Ридпэт мог найти себе приют в подобном месте. – А вон курятник, – махнул снова рукавом брат Тео. – У нас шестьдесят восемь кур – великолепные несушки.
Мы приблизились еще к одним кирпичным воротам, за которыми просматривались густые розовые кусты, торчащие в разные стороны, – как видно, их давно не подстригали.
Мой проводник открыл ворота и ступил на гравиевую дорожку меж кустов.
– Идите вот так, прямо, – сказал он. – Через пятнадцать минут я вернусь за вами.
– Пятнадцать минут? – переспросил я. – Почему так мало?
– Так распорядился брат Роберт.
Он, повернувшись, побрел прочь.
Дорожка делала поворот, за которым передо мной открывался собственно сад, да такой, что у меня перехватило дух. Разбитый по классическим средневековым канонам на небольшие участки – каждый для определенного растения или цветка, строго упорядоченный и тщательнейшим образом ухоженный, он оказался гораздо больше, чем я ожидал. На чугунной скамье возле единственного казавшегося несколько запущенным участка – и тоже с розами – сидел монах, рядом с ним поблескивал секатор. Заслышав мои шаги по гравию, он поднял голову и откинул капюшон с лица.
Никаких сомнений – то был Скелет. Жидкие волосы сильно посеребрились сединой, козлиная бороденка прикрывала нижнюю часть лица, и все-таки Скелета Ридпэта я узнал сразу.
– Как вам понравился наш сад? – поинтересовался он вместо приветствия.
– Здесь просто потрясающе красиво. – Я говорил чистую правду. – Ухаживаете за ним вы, да?
Вместо ответа он сказал:
– Нужно заняться розами, они совсем запущены. – Подняв секатор со скамейки, он мрачно кивнул: дескать, присаживайтесь. – Могу вам уделить четверть часа, но, должен заметить, вы зря теряете время.
– На этот счет у меня свое мнение, однако, если вы не возражаете, давайте к делу. Скажите, почему вы после Клемзона решили поступить в Теологический институт Хэдли?
По моим детским воспоминаниям, карьера священника вас абсолютно не прельщала.
Достав ручку и блокнот, я приготовился записывать.
– Вам это не понять. – Он щелкнул лезвиями секатора.
– Раз уж вы мне уделили целых пятнадцать минут, – проговорил я чуть насмешливо, – давайте, может, поговорим более конкретно? В противном случае и ваше драгоценное время будет потеряно: насколько я понял, вы чрезвычайно талантливый садовод.
В ответ на комплимент он как-то горько усмехнулся.
– Что это было, – настаивал я, – нечто вроде духовного кризиса, да?
– Верно, я пережил кризис, – ответил монах. – Можете называть его духовным.
– А поподробнее? – Он вздохнул; ему, как видно, не терпелось заняться розами. Я предложил:
– Давайте так: вы займитесь своим делом, и одновременно мы будем беседовать.
– Спасибо, – пробормотал он и, поднявшись со скамейки, принялся за розы. Чик-чик, и несколько тяжелых цветов, теряя лепестки, упали на скамейку.
– На втором курсе в колледже я едва не лишился рассудка. – От этих слов в груди у меня екнуло: кажется, я что-то нащупал. – У меня начались видения, точнее, одно и то же видение. Как потом выяснилось, оно было пророческим.
