Энн Райс - Царица Проклятых
Во дворце снова взвыл ветер, я слышала, как снаружи хлопают двери, как бьется о стены песок. По отдаленным коридорам забегали слуги, с постелей поднимались спящие. Я слышала слабые, глухие, неземные завывания духов, которых любила больше всего.
«Успокойтесь, – велела им я, – я этого не сделаю. Не впущу в себя это зло».
Но, стоя на коленях, прижимаясь лбом к стене, уговаривая себя в том, что я должна умереть и каким-то образом набраться мужества, я осознала, что внутри нашей маленькой камеры снова творится отвратительное волшебство. Пока духи восставали против этого, Мекаре сделала выбор. Я протянула руку и нащупала мужское и женское тела, сплетенные, словно тела любовников; когда я попыталась разделить их, Хайман ударил меня, и я без сознания упала на пол.
Безусловно, прошло всего несколько минут. Где-то во мраке плакали духи. Духи поняли, чем все кончится, прежде чем об этом догадалась я. Ветер стих, наступила тишина, дворец смолк.
Меня коснулись холодные руки сестры. Я услышала странный звук, похожий на смех, – могут ли смеяться те, у кого нет языка? Я не принимала решения, я знала только, что мы живем одной жизнью – близнецы, зеркальные отражения друг друга, два тела и одна душа. А теперь я сидела в жаркой темноте, сестра обнимала меня, и впервые она изменилась, мы перестали быть единым целым, но все же были вместе. Она наклонилась к моей шее, и я почувствовала прикосновение ее губ. Хайман выхватил нож и сделал за нее остальное, а я впала в забытье.
О, божественные секунды, когда я снова мысленно увидела прекрасный свет серебристого неба, передо мной, подняв руки, стояла улыбающаяся сестра… Пошел дождь. Мы вместе танцевали под его струями в окружении нашего народа, наши босые ноги опускались в мокрую траву; грянул гром, небо рассекла молния – казалось, наши души выпустили свою боль на свободу. Вымокшие, мы забрались поглубже в пещеру, зажгли маленькую лампу и осмотрели росписи на стенах: картины, нарисованные ведьмами – нашими предшественницами, под звук дождя мы затерялись среди изображений ведьм, танцующих под впервые появившейся на ночном небосводе луной.
Хайман напоил меня магией, затем – моя сестра, потом – опять Хайман. Полагаю, вам не нужно объяснять, что со мной стало. Но знаете ли вы, что означает Темный Дар для слепого? В газообразном мраке зажглись крошечные искры, затем, слабо пульсируя, раскаленный свет начал обрисовывать в темноте предметы, как бывает, когда долго смотришь на что-то яркое, а потом резко закрываешь глаза.
Да, я могла передвигаться в темноте. Я протянула руку, дабы удостовериться в том, что действительно вижу. Дверной проем, стена, коридор.
Но никогда еще ночь не казалась мне такой тихой, в темноте не раздавалось ни одного нечеловеческого вздоха. Духи исчезли навсегда.
Никогда, никогда больше я их не видела и не слышала. Никогда больше не отвечали они ни на мои вопросы, ни на мой зов. Призраки мертвых – да, но духи ушли навеки.
Но в течение первых нескольких секунд, часов или даже ночей я не осознавала, что они оставили нас.
Столько было других причин для изумления, для горя и радости.
Задолго до рассвета мы скрылись, как скрывались царь и царица, в глубокой могиле. Хайман отвел нас к могиле своего отца, к могиле, куда вернули бедное оскверненное тело. К тому моменту я испила из своего первого источника смертной крови. Я познала экстаз, заставлявший царя и царицу заливаться краской стыда. Но я не осмелилась похитить глаза моей жертвы, я даже не думала о такой возможности.
Такое открытие я совершила лишь пять ночей спустя, и тогда впервые увидела мир таким, каким его видят те, кто пьет кровь.
Тогда мы уже сбежали из царского города, целыми ночами двигаясь на север. В каждом населенном месте Хайман разоблачал эту магию перед разными людьми, объявляя, что они должны восстать против царя и царицы, ибо царь с царицей считали, что единственные обладают такой силой, а это худшая из посеянной ими лжи.
О, в какую ярость впадал Хайман в те первые ночи! Он делился силой с любым, кто просил ее, и так ослаб, что с трудом мог идти рядом с нами. Он поклялся, что царь и царица получат достойных врагов. Сколько за те бездумные недели было создано тех, кто пьет кровь, чтобы они плодились и размножались, готовясь к битвам, о которых мечтал Хайман?
Но на первой стадии нашего замысла мы были обречены – как в плане восстания, так и в плане побега. Вскоре нас должны были разлучить навсегда – Хаймана, Мекаре и меня.
Ибо царь и царица, придя в ужас от отречения Хаймана, подозревая его в том, что он передал нам магию, послали нам вдогонку солдат – мужчин, способных искать нас не только ночью, но и днем. Так как мы жадно охотились, чтобы утолить новую потребность, след за нами тянулся не только через деревушки на берегу, но и через горные лагеря.
И двух недель не прошло с момента нашего побега из царского дворца, как у ворот Саккары нас схватила чернь – а мы были уже всего в двух ночах пути от моря.
Если бы мы добрались до моря! Если бы мы остались вместе! Во тьме мир родился для нас заново, мы отчаянно любили друг друга, мы отчаянно обменивались своими тайнами при свете луны.
Но в Саккаре нас ждала ловушка. И хотя Хайману удалось вырваться на свободу, он видел, что не сможет спасти нас, и ушел далеко в горы, чтобы ждать своего часа, который так и не наступил.
Как вы помните, как вы видели во сне, нас с Мекаре окружили. У меня снова отобрали глаза, мы боялись огня, ибо он наверняка уничтожил бы нас, мы молились об освобождении всем незримым силам.
Но царь с царицей опасались уничтожить наши тела. Они поверили рассказу Мекаре о едином великом духе Амеле, населявшем каждого из нас, и опасались, что им передастся любая причиненная нам боль. Конечно, это не так, но откуда нам было знать?
Так нас поместили в каменные гробы. Одну отправили на восток, другую – на запад. Уже были готовы плоты, чтобы пустить нас в океан и отдать во власть его течений. Даже слепая, я видела эти плоты, когда нас тащили к ним, в мыслях тех, кто схватил нас, я прочла их планы. Я знала, что Хайман не сможет последовать за нами, так как поход будет продолжаться день и ночь. Так и случилось.
Очнувшись, я поняла, что плыву по морским волнам. Как я уже говорила, плот нес меня по воде десять дней. Я страдала от голода и ужаса, моля, чтобы гроб не опустился на дно морское, чтобы не оказаться навеки погребенным существом, которое не может умереть. Но этого не произошло. И когда я наконец сошла на берег на восточном побережье Африки, я начала искать Мекаре, пересекая континент с востока на запад.
Несколько веков обшаривала я весь континент от края для края. Я отправилась на север Европы, пока не достигла самых удаленных снежных пустынь. Однако снова и снова я возвращалась в родную деревню, и очень скоро я дойду до этой части истории, ибо, как вы увидите, очень важно, чтобы вы узнали о ней.
Но в первые века я игнорировала Египет, я игнорировала царя и царицу.
Лишь много позже узнала я, что царь с царицей основали на своем превращении великую религию, что они приняли личину Озириса и Изиды и для своего удобства переиначили старые мифы.
Озирис стал «богом подземного царства» – то есть царем, способным появляться только в темноте. А царица стала Матерью Изидой, собравшей расчлененное тело своего мужа, исцелившей его и вернувшей к жизни.
На страницах книги Лестата – в повести, переданной Мариусом Лестату в том виде, в каком она дошла до него, – вы прочли о том, как кровавые боги, созданные Матерью и Отцом, принимали человеческие жертвоприношения, наказывая преступников в храмах, сокрытых в египетских холмах, и как эта религия дожила до зарождения христианства.
Вы также кое-что узнали об успехе восстания Хаймана, о том, как враги царя и царицы, созданные им впоследствии, поднялись против Матери и Отца, как во всем мире между теми, кто пьет кровь, развязались великие войны. Акаша открыла это Мариусу, а Мариус – Лестату.
В те первые века зародилась «Легенда о близнецах», ибо египетские солдаты, ставшие свидетелями наших жизней с момента избиения нашего народа до последнего пленения, пересказывали эту историю. В более поздние времена «Легенда о близнецах» была даже записана египетскими писцами. Считалось, что однажды Мекаре явится, чтобы сразить Мать, и все, кто пьет кровь, умрут вместе с Матерью.
Но все это происходило без моего ведома, ибо я была слишком далека от подобных вещей.
Лишь три тысячи лет спустя пришла я в Египет – существо без имени, закутанное в черные одежды, дабы своими глазами увидеть, что стало с Матерью и Отцом: они превратились в безжизненные статуи с застывшими взглядами, заточенные в каменную темницу подземного храма, откуда торчали только шеи и головы. И к охранявшим их жрецам приходили молодые, стремящиеся испить из первоначального источника.
Молодой жрец поинтересовался, не желаю ли испить и я. В таком случае, объяснил он, мне следует обратиться к Старейшим, объявить о чистоте своих намерений и преданности культу, объявить, что я не преступница и не замышляю ничего плохого. Я чуть не засмеялась.
