Эрик Ластбадер - Французский поцелуй
— Ага, очухалась! — послышался приятный мужской голос, низкий и очень уверенный.
Диана потрогала вокруг себя руками, с удивлением обнаружив, что они не связаны.
— И сразу проявлять активность! — прокомментировал голос. — Это хорошо, учитывая то, что у меня на уме.
— Почему бы вам не отодрать пластырь? — обратилась к нему Диана. — Я бы не прочь посмотреть, какой вы из себя, м-р Паркес.
— О да. Рид Паркес. Я чуть не позабыл, что меня и так зовут. А потом вспомнил про те таблетки, которые я дал Монике: она в них нуждалась и начала принимать. Вот я и вернулся в дом. Я человек очень аккуратный в таких делах.
Пытаясь встать, Диана врезалась в скамью, сильно ударившись о нее локтем и бедром.
— Хм. Пожалуй, тебе действительно надо помочь.
Она почувствовала, что ее подымают с досок на дне лодки и медленно опускают на то, что на ощупь казалось скамейкой. Она подняла руки, чтобы снять повязку, и он врезал ей так, что она снова оказалась там, где была до этого.
Он снова втащил ее на скамью.
— Не делай ничего без разрешения, — предупредил Паркес. — Это правило номер один.
Диана распрямила спину, держа руки по швам. Лицо так болело от удара, что на глазах выступили слезы, и она порадовалась, что они заклеены. В академии ее обучали, что, оказавшись в роли заложника, ни в коем случае не надо давать человеку, захватившему тебя, повод чувствовать его власть над тобой. Именно чувство силы и вседозволенности двигало им. Контролировать ситуацию в своих целях он может только заставляя ее чувствовать боль и страх. Это его единственное оружие.
— Кто ты такая и что делала в моем доме?
— Я полагала, что это дом Моники.
— Правило номер два, — сказал он. — Отвечай четко и ясно на мои вопросы.
— Чтоб ты сдох!
Она услышала его смех.
— Откровенное пожелание. Ну а теперь мы немного позабавимся. — Она почувствовала, что ее голова запрокидывается назад, когда он с силой потянул ее за волосы. — Правило номер три: не сопротивляйся.
Она почувствовала, что ее руки сначала сложили на коленях, потом скрестили друг с другом и крепко связали веревкой. А потом он потащил ее за веревку вперед, как бычка на выгон.
Без всякого предупреждения он сильно пихнул ее в спину. Вскрикнув, она попыталась удержать равновесие, но со связанными руками это сделать, естественно, невозможно. Так что она полетела за борт и тяжело плюхнулась в ледяную воду.
Рот и нос тотчас же наполнились жгуче-соленой водой и она начала захлебываться, давясь и отплевываясь, изо всех сил пытаясь подняться на поверхность. Но каждый раз, когда ее голова показывалась на поверхности, она чувствовала его руку на своей макушке, погружающую ее снова.
Он не давал ей времени, чтобы набрать воздуху, не говоря уж о том, чтобы сообразить, что делать.
Теория, которую они проходили на занятиях в академии, и реальная жизнь — это две совсем разные ситуации. Это Диана очень хорошо почувствовала на собственном горьком опыте. Несмотря на ее подготовку, она ощущала, как первые тошнотворные тенета паники охватывают ее, когда она металась в воде, отчаянно борясь за элементарное выживание.
У нее были сильные ноги и она работала ими без устали, чтобы удержаться поближе к поверхности. Но близость воздуха, света и жизни только увеличивали ее панику, потому что именно они удерживали ее всецело во власти Паркеса.
Несколько раз она пыталась отплыть от лодки, но он крепко держал конец веревки, к которой она была привязана, и подтягивал ее, будто она была рыбой-меч или тунцом, поближе к борту, где его вытянутая рука была наготове, чтобы не дать ей подняться на поверхность.
Легкие ее горели огнем и в ушах стоял неумолчный грохот. Она слышала, что ее зовет знакомый голос, и поняла, что это голос ее отца, ругающий ее, как он ругал ее в тот день, когда она объявила, что поступает в полицейскую академию.
Не то, чтобы он редко ругал ее: отец был прямой противоположностью типичного невозмутимого китайца. Но в этот раз он ругал ее по-особому. Наверное, потому, что ее мать не делала попыток защитить дочь, как бывало, от отцовского гнева.
«Она так и не поняла, в чем обязанности женщины, — бушевал он. — Она только о том и думает, как взвалить на себя мужскую работу! Что с ней такое творится? Где ее чувство йинь и янь? Может, у нее с головой не в порядке?»
И, поскольку мать ничего в этот раз не сказала, Диана поняла, что она расстроена так же, как и ее отец. То, что сделала непослушная дочь, разбило ее сердце. Но и это не остановило Диану. Она поступила в академию и закончила ее с высшими баллами на весь выпуск.
Она отчаянно кричала, когда он вытащил ее голову из воды за волосы, и висела, чувствуя, как корни волос словно огнем горят, с всхлипами втягивая в себя воздух, слишком поглощенная примитивным инстинктом выживания, чтобы бороться за свою свободу.
Откуда-то издалека донесся голос Паркеса:
— Кто ты такая и что ты делала в моем доме?
— Я... я из нью-йоркской полиции.
— Это сказано и в твоем удостоверении личности. — Паркес встряхнул ее так, что она опять вскрикнула. — Ты меня за дурака принимаешь? Что нью-йорская полиция забыла в округе Суффолк? Нет, и удостоверение твое фальшивое, и вся твоя легенда.
И снова она плюхнулась в воду, и снова рвотно-соленая вода ударила ей в ноздри, и снова она, как прежде, начала бороться за свое выживание. Но холод подкосил ее силы. Она начала уставать, и уже не только физически, но и морально. Паника в соединении с некоторым облегчением от того, что ее на сей раз держали — пусть болезненно — над водой, а не под водой, ослабила ее решимость.
Она сейчас с ужасом поняла, что он теперь держит ее за волосы не для того, чтобы окунать ее, а чтобы не дать ей утонуть.
— Чтоб ты сдох! — пожелала она ему тогда, и пожелала от души. Но теперь ей пришло в голову, что если бы он вдруг в самом деле сейчас внезапно издох, она, совершенно обессиленная, просто камнем пошла бы на дно, в темную пучину. Как это не звучит абсурдно, но эта мысль напугала ее, что само по себе было свидетельством того, насколько отчаянным было ее положение.
Паркес как опытный рыбак почувствовал, что она начинает ломаться. Он вытянул ее из воды, дал немного подышать, а потом снова макнул поглубже.
После этого он с легким сердцем втащил ее в лодку, содрал пластырь с глаз и заглянул в лицо.
Диана заморгала глазами. Она увидела мужчину лет сорока пяти. Его продолговатое лицо с выступающими скулами было обветренным и морщинистым, как у всякого человека, проводящего большую часть жизни на воде. У него были преждевременно поседевшие волосы до плеч, как у рок-звезды, и короткая бородка. Диана была абсолютно уверена, что никогда не видала его прежде.
— Добро пожаловать в реальный мир, — приветствовал он ее.
Она начала дрожать, и не только от холода, но и от шока.
Паркес кивнул.
— Ну, — сказал он, — теперь мы, кажется, куда-то приехали.
— Я замерзла, — Она с трудом говорила: так стучали у нее зубы.
— Кто ты?
Она назвала свое имя.
Он пробурчал что-то, сильно потянул за веревку, так, что она, спотыкаясь, отлетела к борту и ухватилась за него, чтобы не упасть. Паркес двинулся на нее, и она почувствовала, что он сейчас опять сбросит ее в воду.
Глядя в темную глубину, она поняла, что больше этого не выдержит. Повернувшись к нему, она выложила ему все: кто она такая, что здесь делала по поручению Сива и через посредство Брэда Вульфа из Агентства по Борьбе с Наркобизнесом. Она даже сказала ему о том, что знает о том, что Арнольд Тотс и Маркус Гейбл — одно лицо. Все это оказалось довольно просто выложить. Вроде как ядовитый комок выплевываешь.
И когда она закончила, волна такого отвращения к самой себе накатила на нее, что она вся обмякла и сползла на дно лодки, сжавшись в комок. Слезы гнева и унижения хлынули из ее глаз, потому что до нее с невероятной ясностью дошло, что она предала все, что считала в этой жизни важным.
А что касается Паркеса, то он уже не смотрел на нее. Внутри кабины его моторки был телефон, и сейчас он набирал какой-то номер.
Диана смотрела на его спину. В этот момент был один человек, которого она ненавидела больше, чем саму себя: Рид Паркес. И именно этот гнев влил свежие силы в ее измученное тело и разум.
Легким движением она поднялась и бросилась на него сверху. Он, должно быть, почувствовал ее приближение, потому что начал поворачиваться к ней, и ударился он о доски не головой, а плечом.
Но прежде чем он успел полностью повернуться к ней, Диана ударила его ребром ладони по горлу. Он взбрыкнул ногой, норовя задеть ее по почкам, но силы не было в его ударе. Со всего размаху она врезала ему коленом в грудную клетку. Ребра под кожей и мышцами треснули и разошлись.
— Сука! — завопил на нее Паркес.
И тогда она всадила ему в горло ребро ладони с такой силой, что сразу перебила трахею. Дрожа и задыхаясь, чувствуя, как адреналин бушует в ее жилах, Диана смотрела, как он умирает. И только после того, как огонь потух в ее глазах, до нее дошел весь ужас ею содеянного.
