Когда мертвые заговорят - Вики Филдс
Наконец-то они по-настоящему обратили на меня внимание: моя история их зацепила. И тогда я обо всем рассказала. Я поведала им историю Криттонского Потрошителя и Дэйзи Келли, сообщила о жертвах, о том, как я родилась. В этот момент они потрясенно уставились на меня. Даже Аспен, когда я начала пересказывать историю миссис Нэтвик, не выдержал и присел рядом.
Меня никто ни разу не перебил. Сначала выражения их лиц были недоверчивыми, затем удивленными, а потом появилась тень настоящего ужаса. Может быть, у них, как и у меня, выступила гусиная кожа. Может быть, они, как и я, чувствуют дрожь.
– Поговорите с доктором Гаррисоном, ведь он наблюдал за Ледой и должен знать, что именно с ней случилось. Он подтвердит мои слова.
– Он…
– Нет, – поспешно перебила я, – эту историю знаете лишь вы. Доктор Гаррисон проницателен и должен был догадаться, что с Ледой что-то не так. Детектив Дин все понял и поплатился за это…
Мысленно я уже была где-то далеко. Там, где Леда Стивенсон говорила со мной чужим голосом. Я знаю, что причинит тебе боль, малышка. У тебя глаза убийцы.
– Утром в квартире детектива был кто-то еще. Кроме меня, детектива и Леды Стивенсон был еще кто-то.
– Кто? – тут же напряглась офицер Крестовски.
– Поговорите с доктором Гаррисоном, – я посмотрела на нее. – Он должен во всем разобраться. Там, в квартире, до того, как Леда напала на меня, она… вела себя странно. Точнее даже сказать… она продемонстрировала признаки расстройства личности. На несколько минут Леда стала своим отцом. Она говорила его голосом и была невероятно сильна. И мне кажется, что… это он убил детектива Дина.
Офицер Крестовски откинулась на спинку кресла, но выглядело это так, будто она мне не верила. Я твердо закончила:
– У Леды Стивенсон серьезное психическое заболевание, и ей требуется помощь. Если можно так сказать, она не ведала, что творит. У нее в голове живут своей жизнью два человека: один – ее отец, жестокий серийный убийца, и второй – Неизвестный, который возомнил себя Ангелом Милосердия. Леда выросла среди насилия и боли, и когда ее отец погиб в автомобильной аварии, она не смогла отпустить его. Детектива Дина убила не Леда, а ее отец.
– Ты что, издеваешься, черт возьми?! – вдруг взорвался детектив Нильссон, шагнув к моей кровати. Одновременно с этим офицер Крестовски вскочила на ноги. Детектив замер, ожидая, что она поставит меня на место или хотя бы образумит.
Я закончила:
– Неизвестный проявляется тогда, когда помощь требуется не Леде, а кому-нибудь другому. Неизвестный – та часть ее личности, которая сильнее и смелее.
– Господи, – проворчал детектив Нильссон, закрыв ладонями лицо. – Черт знает что…
– Леда Стивенсон полна чудовищ, – упрямо заверила я. – Это они убили всех тех людей. Не она. Убийцами являются ее отец и Неизвестный, которые живут в ее голове, будто в укромном доме.
Все очень долго молчали. Аспен отвернулся к окну, детектив Нильссон качал головой, саркастически поджав губы (должно быть, он думал, что тут действительно есть человек с психическими отклонениями, и это я), а офицер Крестовски скрестила руки на груди и очень спокойно, так, будто не слышала ни одного моего слова, произнесла:
– Проблема в том, что мы не можем отыскать ее. Она будто сквозь землю провалилась.
* * *У тебя глаза убийцы.
Прихрамывая на левую ногу, я пересекла лужайку особняка Харрингтонов, усыпанную снежной крошкой.
Кая, не вздумай уходить из больницы. Ты ранена. Впрочем, как и всегда, но эти раны – не шутки. Если бы удар пришелся чуть левее, ты бы лишилась легкого.
Я была слепа, а теперь прозрела. Я была глуха, а теперь слышала все: как с неба падают слабые снежинки и ложатся на землю; как вздрагивает под ботинками земля всякий раз, когда я делаю шаг; как дышит Ной, дожидаясь меня у порога за закрытой дверью.
Когда я поднялась по ступеням, дверь распахнулась, и мы с Ноем остановились. Замерли. Он затаил дыхание, как и я.
За моей спиной сыпался снег. Шуршащие холодные хлопья касались спины и волос, мягко ложились на разодранную на лице кожу, охлаждали раны и синяки.
Ной смотрел мне в глаза, держась за дверь, и в то же время я чувствовала, что он заметил каждую царапину, каждую ссадину и гематому и принял эту боль на себя. Его кристально чистые глаза вмещали в себя то, чего мне не хватает: жажду жизни, желание творить и любить. А еще я видела в них жалость, опасение, желание помочь и спасти.
Слов не нужно, когда ты так смотришь, Ной. Можешь смотреть на меня секунду. Десять. Минуту. Сколько хочешь. Я все пойму по твоим глазам. Ты хочешь, чтобы я говорила вслух, чтобы прогоняла чувства через себя, но ты можешь ничего не говорить. Можешь не открываться. Для меня это не так важно – я не хочу тебя мучить. Просто смотри на меня. Смотри, не отрываясь. Здесь нет никого, кроме нас и забытого дома.
Ной протянул мне руку, и я вложила в его ладонь свою. Ной крепко сжал мои пальцы и крепко притянул меня к себе, так крепко, что я почувствовала боль в груди, в животе, в плечах, в скуле, коснувшейся его плеча. Я встала на цыпочки, чтобы быть выше и ближе к Ною, чтобы еще сильнее прижаться к нему. Его теплое дыхание, пахнущее цедрой и шоколадом, прошлось по моим влажным от снега волосам и разгоряченной шее.
Я сморгнула слезы.
– Опять плохой день? – спросил он. Я издала звук, который должен был означать «да», и Ной погладил меня по спине, забрался пальцами под свитер и положил горячие ладони на лопатки. По мне прошла дрожь, но впервые за последние несколько часов это было приятное ощущение. Ной дотянулся ногой до двери. Раздался оглушающий хлопок, а затем все затихло.
– Идем наверх, – прошептал он, доставая руки из-под моего свитера. Я нехотя отлепилась от него и, прихрамывая, направилась к лестнице.
Мы молча забрались в кровать, после того как Ной оставил мою сумку в кресле и помог мне раздеться. Вновь захотелось плакать. И от боли, и от безнадеги – уже конец, вот он, я чувствую, что смерть близка, ближе, чем раньше, – и от желания быть к Ною еще ближе. С ним я чувствую себя защищенной, как будто оказываюсь в другом мире, где мне не приходится бороться за жизнь, преодолевать страхи, побеждать демонов. Селена была права: этот человек существует, человек, рядом с которым я могу стать
