Эрик Ластбадер - Черный клинок

Тяжело и страстно задышав, я широко распахнула глаза и уставилась на него. Какое-то время я просто не соображала, что он со мной сотворил, но тут же овладела собой и поняла через непроизвольно возникшее у него биополе, что он просто злорадствует. А затем я разглядела и торжествующую улыбку на его лице. Я знала, что если убью его на месте, так как горела этим желанием, то в результате он выйдет победителем в нашей мысленной дуэли, так как заставил меня применить дар "макура на хирума" вопреки моему же желанию.

И все же я сгорала от нетерпения, от желания осуществить его волю. Мне страстно хотелось применить свой дар.

Но я лишь наклонилась, обхватила обеими руками его за шею и притянула его к себе. Он повиновался. Думаю, что в этот момент он осознал, какую победу одержал надо мной, и теперь упивался ею.

Глаза у меня сами собой закрылись, а мышцы живота содрогнулись, когда он языком коснулся моего влажного влагалища и проник вглубь. Я затряслась и затрепетала от наслаждения, дыхание мое стало походить на шипение змеи. Потом мои бедра часто-часто задвигались и я в экстазе издала долгий сладострастный вопль. Затем, резко поднявшись, я рухнула на него и с чувством проволоклась грудью по его спине.

Нас ничто не объединяло, только лишь этот всепоглощающий секс. Его хватало с избытком, и в то же время мы не насытились, причем чувствовали это оба. А что еще могли мы думать друг о друге?

Я знала, что он не замедлит выполнить свою угрозу, если я его отпущу. Но я должна была это сделать. Он будет считать, что ловко провел меня, притворившись, будто согласен убить Мэтисона в обмен на тайну продления жизни.

Вы ведь видите, что он не верил мне. Но я помогла бы ему вызвать его собственный дар "макура на хирума" в тот момент, когда он будет стрелять в затылок Вулфу. Забавно было бы рассказать ему все это через много-много лет. Ведь он ничего бы и не помнил о том, как убил Мэтисона.

Но нет, этого не произойдет.

Наоборот, я верну Торнбергу заряженный револьвер, а сзади поставлю одного из своих телохранителей, который направит на него автомат. Торнберг не выстрелит в Вулфа. Он повернется и убьет телохранителя, а потом они с Вулфом убегут. Все это я прекрасно знала, мой дар ясновидения позволил мне проследить наперед развитие событий. И я не вмешалась в их ход, так как хотела, чтобы именно так все и произошло. Я тогда не понимала, почему мне этого хотелось, может, всего лишь из-за крохотной картинки будущего, которую я намеревалась воплотить в жизнь.

Книга третья

Запретные грезы

Каждый раз, когда нам кажется, что наконец-то докопались до правды, возникают новые факты и правда превращается в вымысел.

Токио – Вашингтон

Уже далеко за полдень Шото Вакарэ привел Юджи в храм Запретных грез. Оба к тому времени были уже изрядно пьяны, а набрались они по той простой причине, что очень боялись. Выйдя из "БМВ", они быстро прошли по тротуару. Снаружи храм казался довольно необычным сооружением, сочетая в себе признаки старой и новой Японии. По его фасаду из зернистого серого железобетона стояли массивные колонны из выструганных кедровых бревен, придавая стене в сырую погоду вид покрытой осклизлой плесенью старинной синтоистской пагоды. При этом создавалось впечатление, что само здание восстановлено из повидавших виды развалин древнего храма.

Внутри же оно было наполнено запахом благовоний и музыкой. На всем пути Юджи сопровождал мужской голос, певший под аккомпанемент электробаса о хризантемах и любви. В помещениях ощущался нежный и приятный аромат чего-то давно забытого и одурманивающего, словно опиум.

– У нас здесь назначена встреча с Наохару Нишицу, – сказал Вакарэ женщине-карлице одетой в великолепно сшитый мужской костюм.

Она ничего не ответила, лишь поклонилась и повела их мимо кафе, по комнатам, каждая из которых была расписана и обставлена по-своему. Затем она провела их по длинному залу, и, пока они шли в противоположную его часть, музыка и пение прекратились. Они прошли мимо окна, из которого был виден крошечный садик, великолепный даже в это время года – самый конец зимы. Наконец карлица провела их по короткому коридору с шестью дверями и, показав на последнюю дверь, пригласила:

– Входите, пожалуйста.

Вакарэ обернулся к Юджи и слегка поклонился:

– Извини, но мне нужно по малой нужде.

Показав на отодвигающуюся в сторону ширму из рисовой бумаги, он предложил:

– Ты давай иди, не стоит заставлять Нишицу-сан ждать. А я мигом обернусь.

Юджи, немного поколебавшись, пошел один в конец коридора. Отодвинув ширму, он снял обувь и вошел в комнату. Карлица аккуратно закрыла за ним дверь, и Юджи услышал ее удаляющиеся шаги.

Комната благоухала от запаха мандаринов и роз. Стены ее были обиты расщепленными бамбуковыми дощечками и черно-серым материалом, на полу лежали циновки, на стенах висели горшочки с папоротником, розовыми и темно-красными орхидеями, вечнозелеными деревцами бонсай, повсюду играли солнечные пятна. Воздух в комнате был влажным, будто цветы только что полили. В углу стояли два металлических стула, жаровня-хибачи и тонкий матрас для спанья. На жаровне лежал свернутый в кольцо темно-красный шнур.

Вслед за ним вошла молодая изящная японка с длинными волосами, округлыми формами тела, нежными руками, прямыми плечами. Одета, она была как танцовщица или гейша, причем опытная – это сразу бросалось в глаза.

– Меня зовут Ивэн, – представилась она.

Юджи назвал себя, хотя и так прекрасно понимал, что она знает его имя.

Больше Ивэн не сказала ни слова, а только блеснула глазами цвета молочного шоколада. Она носила короткую юбку из темного шелка и белую блузку из того же материала. Макияжа на лице не было. На одной ноге, на голой лодыжке, поблескивал золотой инкрустированный браслет.

– Ну и что вы думаете обо мне? – спросила она.

– Думаю, что еще рано что-либо говорить, – ответил Юджи.

– Разве? А я кое-что думаю о вас.

– Что вы имеете в виду?

Ивэн вздернула подбородок: и задорно ответила:

– Думаю, что вы предпочтете: поразвлечься со мной или же посидеть с другом Вакарэ?

– Вопрос довольно бесцеремонный.

– Вакарэ хочет видеться с вами.

– Да, я знаю.

– Неужели знаете?

– Разве вас это удивляет?

Она продолжала пристально разглядывать его.

Юджи спросил:

– А где Нишицу-сан? Я пришел на встречу с ним.

– Вы пришли в храм Запретных грез, – заметила Ивэн. – Кроме того, вы пьяны. Поэтому вам лучше побыть со мной, а не с Нишицу-сан, не так ли?

Она сбросила с себя блузку и придвинулась к нему, голая по пояс. Затем закинула ему за талию ноги, приподнялась и зашептала на ухо:

– Я люблю иметь мужчину, когда у меня руки связаны на затылке.

Юджи онемел от изумления. Вообще-то она права: он, конечно, пьян и не может говорить с Нишицу. Какой же он дурак, что согласился с безумным планом Вакарэ проникнуть в общество Черного клинка. Но ведь когда они говорили, им казалось, что это легко сделать, более того, даже забавно. А вот теперь реальность оказалась непосильной тяжестью, навалившейся на грудь. Он и впрямь испугался "Тошин Куро Косай" и встречи с Нишицу. Вот он пришел в храм Запретных грез и ни минуты не сомневается в том, что ему вместе с Вакарэ никак не удастся устранить Нишицу и нынешнее руководство общества.

– Я люблю, когда ноги у меня немеют и я не могу даже пошевелить ступнями, а единственное, что могу, – поднимать и опускать грудь и ворочаться под тобой, – шептала Ивэн, извиваясь на нем.

Юджи не мог устоять перед ее соблазнами и поневоле стал возбуждаться. Может, из-за того, что он перебрал виски и пива, или же опять-таки из-за сильного страха перед Нишицу, но он перестал вдруг владеть собой и чувствовал себя как приговоренный к смерти перед казнью. Во всяком случае, член у него поднялся и затвердел, словно железный.

Почувствовав это, Ивэн принялась напевать ему в ухо, закрыв глаза:

– О-о, вот это я люблю больше всего. Слившись воедино, мы сможем лучше ощутить все тонкости, вспомнить все, что хотим. – Распахнув его рубашку, она принялась тереться сосками о его грудь. – Ты ведь пришел сюда и ради меня? – С этими словами она принялась слегка покусывать его острыми белыми зубками.

Может ли человек из-за сильного страха терять голову? Юджи не мог ответить на этот вопрос, единственное он знал наверняка: он хочет целиком раствориться в Ивэн. Сняв с нее шелковую юбку, он принялся обматывать все ее тело темно-красным шнуром, пока она не превратилась в подобие прекрасной скульптуры. Он натянул шнур потуже, руки ее невольно закинулись за спинку металлического стула, а ягодицы приподнялись над матрасом.

– О-о! – только и могла произнести Ивэн, не в силах двигаться, лишь грудь ее судорожно поднималась и опускалась. Тело ее покрылось испариной, поблескивавшей в тех местах, куда попадал солнечный луч.